Длинное платье мерцающе-рубинового шелка тихо шелестело по отполированному мрамору. Кровавый шлейф его края скользил за той, что следовала по одному из тысяч коридоров небесного дворца вслед за служанкой. На кукольном личике последней застыла улыбка вышколенной вежливости. Приоткрыв перед Лилит одну из высоких дверей золотистого, в муаровых разводах дерева, служанка склонилась в низком реверансе перед госпожой, не удостоившей ее даже взгляда.
Лилит шагнула мимо нее в предназначенную для высокопоставленных гостей небесного дворца комнату. В лицо дохнуло прохладой, к которой примешивался горьковато-сладкий аромат миндаля и лотос. Старательно опуская взгляд, "кукла" все же незаметно поглядывала вслед порученной ее заботам гостье, восхищенная редкой даже на Небесах красотой и той безжалостностью, что затаилась глубоко на дне холодных глаз, напоминающих черные озера под тончайшим зеркалом прозрачнейшего льда.
Тонко очерченное лицо госпожи поражало нежной бледностью кожи и было непроницаемым, невзирая на явные следы усталости. Не поднимая глаз, служанка сложила руки на поясе и, вновь поклонившись, учтиво проговорила робким, тонким голоском: :
- Угодно ли что-либо еще госпоже Лилит?
- Нет, оставь меня.
Едва это существо - Лилит не удостоила вниманием пустое личико той куклы - - скрылось с глаз долой, притворив за собой дверные створки, и похоронив тем самым замерший мир в тишине, она накрыла рукой глаза и прислонилась к дверям. Усталый, обессиленный жест, который она никогда не позволяла себе в чьем-то присутствии, жест-признак слабости. Опустившись в ожидающее у низкого столика кресло, она откинула голову, вплетая тонкие пальцы в черный дождь волос над висками. Наконец-то она в одиночестве... Каким же утомительным был этот день.
Приподняв веки, она равнодушно оглядела убранство комнаты. Роскошь и богатство мало заботили Лилит. Неожиданно взгляд остановился на чем-то, выделяющемся из общего фона пышной, но безвкусной красоты. Шелестя кровавым шелком по узорам ковра, она неторопливо приблизилась к туалетному столику в изножье широкой кровати. На его поверхности, будто зеркало, отражавшей сверкающую люстру, стояла хрупкая, текучих очертаний ваза. Хрусталь - густо-синий, как самые дальние глубины холодного моря, играл лучами света и причудливо преломлял их огненными отблесками. На миг Лилит не сумела сдержать восхищенного вздоха - в вазе стояла одинокая лилия в окружении роз.
Тонкие пальцы скользнули по прозрачным лепесткам цветка - белого, как незапятнанный снег, но она знала, как обманчива эта чистая красота, слишком похожая на ее собственную. Эта белая лилия будто смеялась над ней, окаймленная венцом кроваво-красных роз. Такого же оттенка было и ее платье. Проклятый цвет - знак греха, клеймо, от которого ей не суждено избавиться. Даже здесь, она встретила напоминание о собственном грехе.
Внезапно Лилит задрожала, обхватив себя руками, а затем вгляделась в зеркало. Оно отразило испуганное лицо в ореоле темных волос, и ненавистное нечестиво-алое платье.
Отвернувшись от зеркала, Лилит небрежным движением смахнула со столика бесценную даже на Небесах вазу.
Звон разлетевшегося на осколки хрусталя показался едва ли не сладким. Опустившись на колени, кончиками темно-красных ногтей она подняла сломанный стебелек лилии. Поднеся его к лицу, закрыла глаза, вдыхая дурманящий аромат умирающей красоты. Отчего она так бесценна, эта безвозвратная, обреченная увянуть красота? Лилии в руках ее суждено умереть... но почему именно перед смертью она столь прекрасна? Или же она прекрасна - именно из-за этой обреченности, из-за своей недолгой жизни? Неужели всякой красоте суждено умереть - чтобы ей восхищались?..
Откуда пришли эти мысли?
Опустившись в кресло, Лилит на миг прикрыла веки. На миг, но ей захотелось поддаться этой сладости и этому забытью. Минутная трещина в латах, в которые сама она заковала себя, крошечная дань непростительной слабости.
Что-то темное окутало ее - давящая, густая чернота. Далекий-далекий звук донесся из глубин ее, будто тяжелый удар колокола. Удивление сменилось страхом. Лилит попыталась вырваться из завладевшего ею морока, открыть глаза, очнуться, но тщетно. Темнота уже завладела ей.
- Нет!
Она заглянула в бездну. Но бездна та была внутри нее самой. Черная, всепожирающая, как глубины Ада. Лилит отшатнулась, но бежать было некуда. Лилит забилась, закричала, в отчаянии зовя кого-то... Она не могла вспомнить имени. Ее бросили наедине с бездной, ее бросили. Всегда одна, как и...
- Нет, нет, я не хочу вспоминать!
Ужас завладел Лилит без остатка. Почему это должно происходить с нею? Почему ее бросили. Почему никто не пришел спасти ее? Почему...
Истерзанный стебелек лилии выпал из замерших пальцев.
Ласковый ветер нес в себе дыхание поздней весны.
На ладонь ее медленно-медленно опустился лепесток дикой вишни.
Подняв голову, она увидела цветущее дерево над собою. Рядом - другие, много других. Дивная красота окружавшего Лилит сада отозвалась глубоко в груди странным, пронизывающим чувством тоски по чему-то давно забытому. Так красиво, что даже само время казалось застывшим. Изначальная, ничем не замутненная красота прежних Небес, какими они были когда-то. Лилит мотнула головой, отгоняя странную иллюзию, и оглянулась.
Что это за место? Где она очутилась?
Вишневый сад, искрящаяся в солнечных лучах. Зелень ажурной листвы почти не видна за облаками кружащихся, будто снежинки, белых и бледно-розовых лепестков. С улыбкой Лилит подставила ладони, ловя дождь из вишневого цвета, а затем подбросила его вверх и закружилась в облаке лепестков, смеясь, как ребенок. Лепестки ласкали щеки, обнимали волосы... Тихий ветер нежно перебирал таящиеся среди зелени бубенчики, играл длинными нитями хрустальных бусин, дождем свисающих с ветвей деревьев, мелодичному перестуку их вторили соловьиные трели, в том, другом мире звучащие лишь в поздних сумерках.
В другом, холодном, чуждом мире, но не здесь, в саду прежних Небес, где, казалось, остановилось само время. И тут ухо ее различило иной звук, диссонансом вторгающийся в мелодию весны. Лилит обернулась. Нежная, переливчатая музыка, чистая, будто звенящий по камням горный ручеек. Лилит вздрогнула, задыхаясь. Что-то сжалось в груди, стоило ей услышать ее. Острая, невыносимая тоска и давняя-давняя боль потери поднялись в душе и сдавили сердце холодными тисками. Песня тростниковой флейты, доносящаяся откуда-то из глубины сада. Лилит подхватила юбку и стремглав побежала туда. "Почему ей так больно?"
Отшвырнув с пути очередную ветку вишни, она застыла. В сердце сада стоял дом, окруженный зарослями бледных цветов и россыпью зеркальной гальки. Дом, чьи террасы широкими ступенями отполированного мрамора спускались к идеальной синевы озеру. Ажурная, невесомая, ни на что не похожая архитектура.
Она несмело шагнула вперед, следуя звукам плачущей флейты. Ноги ступили на ступени обегающей дом террасы. Манившая ее песня доносилась оттуда, где край террасы нависал над темно-синей водяной гладью. Туда вела дорожка.
Затаив дыхание, Лилит замерла, глядя на сидящего над озером мальчика со встрепанными светло-каштановыми волосами, чьи короткие прядки, отливающие медью, перебирал волнующийся над водой ветер. Мальчишка лет четырнадцати - худощавый, малиновая туника, перехваченная темно-серым, искусно вышитым поясом подчеркивала стройную фигуру.
- Для кого ты играешь здесь, в одиночестве? - не удержавшись, спросила она.
- Мне нравится играть на флейте, - он пожал плечами. - Отец вечно занят делами, о которых не рассказывает, ему некогда слушать моих песен, - в голосе послышалось ребяческое недовольство. - Вот я и играю для этих цветов. Они слушают и подпевают мне. Слышишь, как они поют?
- Нет, - покачала головой Лилит.
Мальчик удивленно тряхнул волосами, сдувая с лица длинную челку.