Сашка читал и упивался: "Вот это человек!"
Знали бы писатели, как их благородные произведения причудливо преломляются в иных головах, на что вдохновляют... (Любимым героем закоренелых уголовников в советских тюрьмах был не Ванька Каин, а чудесно исправившийся добродетельный Жан Вальжан).
Мать между тем переживала, что увечье мешает сыну быть "полным человеком". Раз она заявила мужу:
- Теперь ты поставишь его на ноги!
- А? - он вяло улыбался.
- Кто он? - мать показала на Сашку.
- А... Александр.
- То-то! Чтоб я того слова больше не слышала!
Отец надел диагоналевый пиджак с приколотыми медалями, орденами, поехал в Москву к фронтовому другу - не очень большому, но начальнику. И сынка положили в научно-исследовательский институт.
* * *
Сашка-король восседает на подоконнике, мускулистый торс обнажён. На голове, защемив прядь волос, блестит складной ножичек из нержавеющей стали. Синеватый шрам поперёк Сашкиного лба заключён в чёрные шпалы акварельной краски. Кожа лба от шпал до висков покрыта зубной пастой, ею же намазаны подглазья, скулы. Над вывернутой толстой верхней губой проведены усики в две полоски: чёрная и красная.
- У-у, бляди новые! - произнёс Сашка-король, глядя на приведённых. - Учи их на ...ю стоять!
Вдруг выбросил руку с вытянутым указательным пальцем - палец нацелен в него, самого младшего.
- Этого!
Поволокли к повелителю, а тот харкнул на палец, щёлкнул им - харкотина угодила мальчику в глаз. Захохотали.
- Целуй сапог! - Помогая руками, Сашка выставил ботинок.
Схватили за шею, за голову, прижимали губами к носку башмака.
- Лижи-лижи! Хорошо лижи... падла!
Он пытался вырваться, шея хрустнула - от боли закричал.
- Ф-ффу... писклявый, как скрипка!
И его стали звать: Скрипка, Скрипач, а всего чаще - Скрип.
8
Рано утром, вместо одной, мыть полы пришли сразу три санитарки. Давай и бельё менять. Лежачих потащили в душевую, и ходячих подгоняют туда:
- Живо, живо! Не задерживать!
Из разговоров нянек Скрип понял, что "сегодня будут военврачи" и обход сделает сам директор института профессор Попов.
В душевой стало тесно. Тем, кто не мог стоять, не хватало места на кушетках. Тогда санитарки приволокли длиннющую доску, которая всегда выручала. Один её конец положили на кушетку, другой - на край ванны. Детей раздели и усадили тесно в ряд на доску. Толстая санитарка рассерженно кричала:
- Ну погляди, Муся, ну погляди! Куда их умоешь?!
Та, кого звали Муся, почему-то складывала губы и дула, будто отгоняла дым. Сейчас она особенно сильно дунула и сказала:
- Они не думают, они командывают!
Скрип понял, что это о начальстве.
- Ну, чего нам ждать? - спрашивала толстая. - Нам ждать нечего!
Муся и ещё одна, помоложе, налили ведро горячей воды, взяли по куску мыла и стали кухонными ножами состругивать мыло в воду. Толстая санитарка ушла, вернулась с отвёрткой и сняла с душа похожую на подсолнух шляпку. Потом принесла свёрнутый резиновый шланг.
- А чего не помыли его? - заругалась толстая: она натягивала конец шланга на трубку душа.
Муся выкрикнула жалобным, тонким голосом:
- Это Людка не помыла! Её было дежурство, старой карги.
- Я ей уж говорила, что в морду дам, и я ей дам! - пообещала толстая.
Молодая прыснула, скорчилась от смеха. Они с Мусей взболтали стружки мыла в ведре, помешивают в нём ножами. Толстая направила воду через шланг в сливное отверстие в полу и объявила:
- Годить больше нельзя!
Муся и молодая подхватили ведро, подошли к мальчишке, что сидел на доске с самого края. Муся зачерпнула ковшиком мыльную воду, вылила мальчишке на голову. Подбежала толстая со шлангом и обдала его струёй.
- Всё, что ли? - крикнул он.
- Не задерживай!
Уже другому опрокидывают на голову ковшик, третьему... струя из шланга смыла мыльную пену - готово. Вот и Скрип зажмурился.