Я убью свое прошлое - Макеев Алексей Викторович

Алексей Макеев

Глава 1

На стук дверь никто не открыл, не предложил проваливать, не поинтересовался, кого там принесло на ночь глядя. Странно было это, странно и неправильно. Тем более за дверью жизнь есть, слышен стук, звон и негромкие голоса. Незнакомые, надо отметить. Снова грохот, треск, короткая пауза, и снова кто-то гнусавит – требовательно так и, как показалось Илье, нагло. И плохо, что Саню не слышно, либо сказать ему нечего, либо… Придется на горло своему воспитанию наступить и войти без стука.

Илья рванул на себя дверь и остановился на пороге. Вот оно что, как все, оказывается, просто. Гости к нам пожаловали, минут на пять-семь всего и опередили, иначе нарвались бы на совсем другую встречу. Ничего, сейчас и познакомимся.

Один – длинный, нескладный, в черной с белыми полосами на рукавах куртке – грязной, порванной на локте, в синих джинсах и кроссовках – стоит спиной к двери, второго не видно, но прекрасно слышно: звон, грохот металлических крышек, хлопанье дверок в шкафах. Первый среагировал на звуки за спиной, повернул башку, прищурил близоруко карие глаза с расширенными зрачками и мотнулся к стене, держа в поле зрения уже обоих – человека в синей врачебной «спецухе» за столом и застывшего на пороге. И суетливо замахал «розочкой» из мутно-белого стекла. С собой снаряд приволок, не иначе, на улице подобрал или в урне выкопал. И здесь же об угол стола и раскокал, чтобы морально противника подавить – осколков на полу и на столе полно, у телефона лежит отбитое донышко с зубчатыми краями. Из-под водки бутылка, не иначе, но здесь такого добра отродясь не водилось, а Саня – с коллегами, приятелями или в одиночку – если и употребляет, то почти всегда в нерабочее время, но в полном соответствии поговорке «пить как хирург». И не сомнительную сорокаградусную жидкость, а благородный, проверенный медицинский спирт, полезный, как известно, в минимальных дозах для всех органов и систем организма сразу. Пить-то то Саня пьет, хоть и редко, зато метко, и вы не смотрите, что сейчас он бледен и неловок – все оттого, что не понаслышке знает, как выглядит лицо человека после контакта с острыми краями разбитой бутылки. Поэтому ведет себя осмотрительно и грамотно – не дергается, руки держит на виду, делает вид, что рад гостям и в то же время огорчен, что не может предложить им достойного угощения.

– Наркотиков здесь нет, – проговорил Саня, глядя строго перед собой. – Так как помещение не соответствует требованиям, предъявляемым к хранению учетных препаратов. Согласно требованиям Госнаркоконтроля помещение должно быть с сейфом, железной дверью, решетками в стенах и на окнах, кнопкой тревожной сигнализации…

Ага, откуда у них сейфу взяться, это ж роскошь, бюджетникам недоступная. А также решетки на окнах и железная дверь. Бригада медицины катастроф занимает две крохотные комнатенки в здании невдалеке от больничного корпуса, за стенкой судебный морг с постояльцами в холодильниках и на столах, кому в морозилке места не хватило. «Двухсотым» решетки ни к чему, а вот живым КТС сейчас не помешала бы. Ничего, обойдемся, задачка так себе, средней сложности. Только бы не вошел никто – сутки Саниного дежурства истекают через двадцать минут, а гости задерживаются. То ли забыли, где выход, то ли ориентацию в пространстве потеряли. Ничего, сейчас поможем, подскажем, проводим. Лишь бы никого не принесло раньше времени, свидетели нам ни к чему, а Саня не в счет.

Под ноги подкатилась пустая металлическая банка, Илья прижал ее подошвой ботинка к полу и прикрыл дверь. Оба налетчика дернулись одновременно к посетителю, Саня привстал из-за стола, но, перехватив взгляд Ильи, плюхнулся на место. «Сиди, эскулап, руки береги и башку», – Илья сосредоточился на верзиле в черном, вернее, на разбитой бутылке в его кулаке. А ручонки-то подрагивают, тремор явно выражен – плюс вспотевшая рожа и расширенные зрачки. Диагноз ясен, к доктору не ходи. Второй или третий день без дозы пошел, лихо ребяткам, до невозможности лихо, да так, что сейчас им ни своя жизнь не дорога, ни чужая.

Илья пнул банку носком ботинка, жестянка пролетела через комнату и врезалась в плинтус под радиатором на стене. Верзила вылупился на грохочущий по полу снаряд, отвлекся на мгновение, но этого хватило. Илья врезал по запястью верзилы носком ботинка, «розочка» взмыла к потолку, отлетела по крутой дуге и рухнула на заваленный барахлом подоконник, налетчика в черном отбросило к стене. Опомниться ему Илья не дал, одним прыжком оказался рядом, сгреб за грязную куртку и от души приложил затылком к стене. Повторил, добавил еще разок – здесь пришлось отвлечься. Второй, с рожей как у хорька, с ног до головы в «цифре», нарисовался справа, заметался у закрытой двери, вытер замызганную белую створку задом и успокоился, выставив перед собой руку с ножом. «Красавец», – Илья продолжал держать верзилу за грудки и не сводил с хорька взгляд. Тот ухмыльнулся, надвинул на глаза сползшую черную шапку, смахнул набок взмокшие от пота застилавшие глаза рыжеватые пряди волос. Шмыгнул носом, сделал выпад и застыл, словно его за поводок сзади дернули. Илья насторожился – из длинного гулкого коридора за дверью доносились голоса людей, кто-то ржал в голос, кто-то бухтел что-то неразборчиво. Кишка за дверью длинная, акустика отличная, в кабинете слышно, что у входных дверей творится. Только вошли, значит, по коридору бывшего морга им топать минуты три, времени мало, и надо заканчивать этот балет. Тем более хорек тоже выводы сделал и ручку дверную за спиной у себя нашаривает, про дружка и думать забыл. А тот уже в себя приходит, мычит над ухом что-то матерное и косит мутными карими глазенками в сторону окна. А что, это мысль…

От двух ударов в живот верзила успокоился, коленки в грязной джинсе подогнулись, но упасть ему Илья не дал. Развернулся и швырнул длинного башкой вперед, тот плашмя грохнулся на стол перед обалдевшим Саней. Дверь слабо скрипнула, голоса за ней стали громче, веселились уже несколько человек, недовольный голос потерялся в дружном ржании коллег. Хорек вспомнил, что в руках у него имеется нож, обернулся, вытер мокрый нос и ощерился в лицо Илье, но дернуться не успел. Получил снизу и слева в подбородок так, что зубы лязгнули, а нож грохнулся из разжавшихся пальцев. Илья пнул складень к продавленному дивану и одним броском отправил хорька к подоконнику. Ринулся следом, обернулся на глухой дребезжащий звук. У стола все по-прежнему: верзила упирается макушкой в календарь с полуголой девкой и гнусавит что-то. Саня стоит над ним и держит в руках древний дисковый телефонный аппарат, озадаченно рассматривает треснувший после контакта с башкой верзилы корпус, перемотанная скотчем трубка валяется на полу, тянется за белым спиральным шнуром. Здесь ситуация под контролем, можно не отвлекаться.

Створка окна открылась со второй попытки, в лицо полетела пыль и чешуйки краски, на пол рухнули набитые бумагами коробки, стопа газет, какие-то пластиковые обломки. С улицы в комнату немедленно ворвался ветер и снег, Илья глубоко вдохнул морозный воздух и дернул хорька за ворот куртки. Наркоман не сопротивлялся, перевалился через подоконник и полетел вниз башкой прямиком в жесткий сугроб под окном, исчез в снежной круговерти. Верзила в черном отправился следом еще через несколько секунд, Саня перевесился через подоконник и уставился в ледяную тьму.

– Быстро, быстро, – Илья рванул Саню за лямку синего комбеза. – Живы оба, не переживай. Домой пойдешь – проверишь.

Вышвырнул следом за налетчиками «розочку», оглянулся, кинулся к столу и подобрал отлетевший в драке нож хорька. Илья едва успел захлопнуть складень и сунуть себе в карман куртки, а Саня закрыть окно, как дверь в кабинет открылась. Сразу стало душно, тесно и весело. Илья поздоровался со знакомыми и уселся на продавленный диван у окна, отвернулся, глядя на стучавшую в стекло метель. Февраль в своем репертуаре, метет третий день, и конца-края непогоде не видно, а еще только начало месяца, впереди последние три недели зимы, до первых теплых деньков как до Луны…