«Дипломатический корпус» считался крупной фирмой и торговал оптом. Услугами «ДК» охотно пользовались даже спецслужбы Америки и Великобритании, заменяя, где только можно, наемниками своих кадровых солдат, и задачи ставились перед ними одинаковые.
– Ты помнишь, как мы познакомились? – спросил Херцфельд, когда они выпили по рюмке коньяка и закурили, устроившись в кожаных креслах за низеньким столом.
Шеель кивнул и улыбнулся, мысленно вернувшись во времена Идеи…
Акты проводились во имя Идеи. Турки кусками вылетали из своих домов, грязными ошметками падали на асфальт турецких поселений в Дрездене, Герлице, Карл-Маркс-Штадте, а после – в Хемнице… Захлестывало упоение – немецкая земля очищалась от скверны немытых турок, нечистоплотных арабов.
Прошли даже не годы, а месяцы, люди привыкли к взрывам, их перестали трогать известия о жертвах, извлеченных из-под обломков рухнувшего здания, взорванного автобуса. И редко кого, за исключением самих турок, стало трогать имя командира бригады «Красное спасение» Ларса Шееля.
После очередного рейда бойцы западногерманской «армии» скрывались на территории ГДР. Они обменивались опытом и информацией с ведомством госбезопасности. Инструкторы, во главе которых стоял Клаус Херцфельд, помогали новичкам от КГБ осваивать азы террористического дела. За два года до объединения Восточной и Западной Германии Херцфельд и несколько офицеров бундесвера открыли свое дело в Пешаваре, важном пункте на шоссе, ведущем в Афганистан. «Красную армию» Ларса Шееля, числом превышающую пятьдесят бойцов, приютила госбезопасность Чехии, предоставив им базу под городком Дечин на берегу Эльбы.
– Неплохие были времена, – прокомментировал свои воспоминания Шеель. – Во всяком случае, скучными их никак не назовешь.
– Что привело тебя в Пакистан? – спросил Клаус.
– Мне нужно попасть в Душанбе. В одну из пятнадцати или шестнадцати, никак не могу запомнить, республик бывшего Союза.
– В Таджикистан, – поправил собеседника Херцфельд. Он взял со столика пульт и направил его на задрапированную стену. Драпировка на поверку оказалась шторой. Штора отъехала в сторону, открывая занявшую полстены карту Афганистана и граничащих с ним стран – Ирана, Туркмении, Узбекистана, Пакистана, Китая, Индии, Таджикистана. Нажатием кнопки пульт превратился в лазерную указку. Яркое красное пятно очертило границы Республики Таджикистан.
– Ну да, конечно, – сказал Шеель. – Я ошибся, назвав страну именем столицы.
– Еще коньяка?
– Было бы кстати.
Хозяин кабинета разлил коньяк.
– Благодарю. – Шеель опрокинул рюмку в рот. – Ты знаешь, что я в международном розыске и при всем желании не могу прибыть в Таджикистан по туристической путевке.
– Самый простой ход, – покивал Херцфельд. – Его нередко используют действующие разведчики.
– Моих парней нельзя назвать разведчиками, но трое бойцов моей бригады приедут в Душанбе как туристы. Их, в отличие от меня, не ищет Интерпол.
– Целая делегация, – заметил Клаус и, в задумчивости теребя гладко выбритый подбородок, переспросил: – Значит, ты хочешь в Таджикистан?.. Проводники из местного населения доведут тебя до Пянджа, оттуда, если договоритесь, довезут до Душанбе. Можно узнать о твоей миссии? – Херцфельд сменил положение в кресле, закинув ногу за ногу и оголяя часть ноги за черным носком. – Хотя на этот вопрос ты можешь не отвечать.
– Знаешь, политики завоевывают электорат, церкви ведут борьбу за паству, я ищу связи с соотечественниками. В Таджикистане и Казахстане немало немцев, еще больше – в Поволжье. Уже четыре года нет Берлинской стены. Кто-то вернулся на родину, кто-то собирается в дорогу, кто-то останется. У меня мандат от Национал-демократической партии, которой небезразлична судьба соотечественников за рубежом, на встречу с главами диаспор.
– Ты вступил в партию? – с недоверием спросил Клаус.
– Ненадолго. Если я наступлю в дерьмо, партия поможет мне отмыться. Я без страховки на вертикальные стены не лезу.
– Во главе партии стоит старый добрый Дитрих? – улыбнулся Херцфельд, приглаживая волосы.
– Пока что стоит, – ответил Шеель. – Но скоро может сесть.
– В самом деле? – Теперь глава «Дипкорпуса» спрятал улыбку, маскируясь жестом: поправил очки в тонкой золотистой оправе.
– На последнем съезде он обратился к членам партии, потрясая с трибуны клешнями: «Вот этими самыми руками будут снова отвернуты краны газовых камер».
– Да что ты!
– Серьезно. Сказал это перед камерами. – Шеель рассмеялся над обескураженным видом товарища. – В этот раз его «крылатая фраза» не пролетела мимо ушей нашей юстиции, и под него начали активно копать. Молчи – и тебя не процитируют.
– Это ты верно заметил.
Шеель прикурил новую сигарету и вернулся к теме:
– Я серьезный человек, Клаус. Хотя меня называют по-разному: идейным борцом, уголовником, некоторые – искателем приключений. Я лишь отчасти «пограничный человек», а точнее – был таковым в середине семидесятых. Тогда я искал себя в экстремальных ситуациях, стремился к неосвоенным цивилизацией территориям. Горы… – Шеель улыбнулся. – Я говорю о горных вершинах и девственных облаках, заключивших их в объятья. Потом борьба стала образом моей жизни. Я не кидался, как в котел, в горячие точки, я создавал их.
Клаус покивал так, как если бы аплодировал:
– Я давно знаю тебя, Ларс, иначе не стал бы тебе помогать. Я вербую наемников, в которых сейчас остро нуждаются северные провинции Афганистана – Тахар, Балх, – лазер снова коснулся карты, отмечая названные районы. – Контору, которую я представляю, интересуют «пограничные люди», как ты сказал. Кстати, я впервые слышу этот термин. Наемников как только не называют: «дикими гусями», «черными аистами», «собаками войны».
– Этот термин придумал российский историк Ключевский.
– Господи, Ларс, ты меня удивляешь. Ты читал труды Ключевского?
– Кое-что из «Курса русской истории», написанного им в период с 1904 по 1922 год, – с деланым безразличием ответил Шеель.
В возгласе Клауса не было и капли притворства:
– Но зачем?!
– Никогда нелишне узнать о людях… которые однажды победили твой народ. О стране, границу которой я намерен перейти нелегально.
– Почему именно Ключевский?
– Можно сказать, его книги, переведенные на чешский лет десять назад, попались мне на глаза случайно, когда я искал в пражской библиотеке книгу Малерена ван ден Брука. Но это отдельная история, – улыбнулся Шеель.
– Я помогу тебе, Ларс, – в очередной раз пообещал Херцфельд. – Но скажи откровенно, почему ты выбрал…
– Твою контору?
– Нет, конечно. Почему ты выбрал такой сложный путь? Чтобы попасть в Душанбе, есть другие пути, я могу подсказать.
– Знаешь, будет очень весомо и эффектно появиться перед пленными немцами и их потомками, нелегально перейдя границу. Что там путевка или деловая командировка, верно?
– Не знаю, как отнестись к этому.
– Я знаю. Я не просто «пес войны» – я старый «пес войны», и мне незачем учиться новым трюкам. Это дело молодых собак и щенков.
Клаус развел руки в стороны, как бы говоря: «Ну что с тобой поделаешь».
– Флаг тебе в руки, Ларс. Но ты, признайся, не был со мной откровенен.
– Что верно, то верно. Если говорить прямо, я давно не был в горах. Сегодня для меня даже три тысячи метров – предел мечтаний. Кто знает, может быть, завтра я буду смеяться над этой высотой, которая действительно покажется мне смехотворной.
Шеель двадцать лет назад не дошел до восьми тысяч метров всего девяносто восемь. Но не потому, что не хватило сил и он сдался, а потому, что пик Кангбахена находится на высоте всего 7902 метра. Шеель плакал, взойдя на строптивую гору: сколько усилий, сколько душевных и физических мук претерпел он, чтобы в составе интернациональной экспедиции оказаться на вершине Кангбахена!.. У подножья горы пик казался пределом мечтаний, а на вершине Ларс оказался подавленным, ущербным. Он сквозь слезы смотрел на соседний пик Канченджанга и молил бога дать ему крылья: «Только девяносто восемь метров, Господи, и забери крылья назад! Оставь меня, и я рухну вниз…»