Имя ей досталось женско-мужское – Святослава. Красивое и довольно редкое, оно нравилось ей всегда. Воинственный князь Святослав был её любимой исторической фигурой, тем более что даже отчество у них совпадало. Во дворе её звали Славкой, а мальчишки боялись её как огня. «С девочками нельзя драться, – говорила она. – Потому что они слабее. А со мной – можно. Я сильная». Парни пасовали перед её энергетикой, совсем не мягкой, не девичьей, а вот девчонки почему-то млели и льнули, словно чуя в ней защитницу. И ей нравилось вступаться за них и провожать из школы, носить их сумки и подавать руку на ступеньках. Быть рыцарем, потому что среди пацанов таковых почему-то почти не находилось. То ли глупые были, то ли слабоватые, то ли просто маленькие ещё. Не доросли, не дотягивали.
Она защищала диплом, когда мама попала в больницу с инфарктом. Слава защитилась на «отлично», но вскоре бросала комок земли на мамин гроб. Был на похоронах и отец с новой семьёй, предлагал Славе помощь, но она гордо отказалась. Устроилась работать в милицию, а с личной жизнью долго не ладилось. Её саму к парням не влекло, а противоположный пол её побаивался. К ней, сильной, решительной и не по годам жёсткой, по законам логики и психологии, притягивались в основном слабые представители мужской половины человечества, но такие не вызывали у неё симпатии. А с теми, кто обладал и равной силой, и твёрдым характером, она почему-то сталкивалась лбом. То ли не хватало ей женской мягкости и мудрости, то ли просто не было желания завязывать близкие отношения именно с мужчинами. Друзья-приятели у неё среди парней были, а вот все попытки ухаживания за собой она тут же пресекала. Это вызывало в ней отторжение и на физическом, и на душевном уровне. Коробило и передёргивало: «Не моё».
Все одноклассницы уже повыскакивали замуж и нарожали детей, некоторые даже успели развестись, а Слава по-прежнему находилась в каком-то непонятном поиске. Начиная осознавать природу своей натуры, она пробовала знакомиться через форум с девушками. Осторожничала и конспирировалась, чтоб на работе, не дай Бог, не узнали. Облико морале, будь он неладен. Девушкам Слава не говорила правду о том, где служит: солидарность солидарностью, но уверенной в их сдержанности на язык она быть не могла. О методах слежки она знала не понаслышке, но за собой «хвоста» не замечала. Всё обходилось, но привычка к «паранойе» не оставляла её всю жизнь. С одной подругой она разбежалась всего через месяц, с другой встречалась полгода, но тоже рассталась, а отношения с третьей затянулись на год, но снова кончились разрывом. Сердце ныло от шрамов, и Слава надела на него железные доспехи, решив пока никого к себе не подпускать. Впрочем, скоро на личную жизнь и без того почти не осталось времени. График был скользящий, работала она сменами по двенадцать часов, но иногда приходилось задерживаться и больше, всё зависело от сложности операции и разного рода непредвиденных обстоятельств. Случалось работать и двое-трое суток подряд, выезжать в другие города. Выходные проходили в тренировках для поддержания физической формы – основного из её «рабочих инструментов». Нередки были учения, в ходе которых отрабатывалась тактика в различных ситуациях: при штурме зданий, захвате заложников, массовых беспорядках, задержании вооружённых преступных группировок. Разумеется, стрельба, работа со взрывчаткой, маневры бронетехники на пересечённой местности и прочие прелести. Слава всегда показывала себя отлично во всех учебных операциях, оставалось только добиться, чтобы её допустили до такой работы в реальной службе. Этот эксперимент засосал её целиком. В суровый мужской коллектив отряда она влилась хорошо и стала там «своим парнем». Никакого пренебрежения и неуважения со стороны ребят не было, они быстро поняли: Слава не слабее их. Она такой же боец, как они, и может всё. А когда сработались, принадлежность её к женскому полу и вовсе отошла на задний план. На Славу можно было положиться как на товарища, который не подведёт.
Трёхкомнатную родительскую квартиру она обменяла на двушку с доплатой, а на вырученные деньги купила машину. После покупки кое-что от этой суммы даже осталось – на чёрный день или непредвиденные расходы, в том числе и на обслуживание самой машины.
Сегодняшний выезд был уже не первым её серьёзным заданием, но за ней как за экспериментальным бойцом всё ещё присматривали. Она всей своей службой изо дня в день доказывала, что ей по плечу всё. И старший группы, капитан Свободин – ребята за глаза звали его Батя – верил в неё. Он в своё время и посодействовал её переводу на «реальную работу». Ситуация сегодня была сложной: место людное, применять оружие нельзя, а потом произошёл ещё и захват заложника. Она знала, что за ней внимательно и придирчиво наблюдают. Одна ошибка – и всё, «не можешь». По едва приметному кивку старшего Славе отдали главную роль в операции, это был для неё очередной экзамен. И она справилась.
Стрелок был особо опасен, поэтому вызвали их группу в качестве силовой поддержки. Мужчина в бешенстве ворвался в супермаркет с пистолетом и боеприпасами к нему, беспорядочно палил сначала по полкам с продуктами, дырявил витрины, стены и потолок, а потом начал стрелять в людей. Встретившись с ним глаза в глаза, Слава утонула в звериной черноте его дико расширенных зрачков. Он открыл огонь по полиции, и Славу слегка зацепило, но она в пылу операции почти не заметила раны.
Руку будто обожгло. Слава коротко рыкнула и перекатилась по полу к холодильнику с мясной продукцией; оттуда ей была видна коротко стриженая макушка стрелка и направление его движения. Но даже не видя его, она слышала его шаги и рыдающее дыхание заложницы. Он шёл вдоль витрины, и Слава осторожно кралась вместе с ним с другой стороны, оставаясь вне его поля зрения. Всё зависело от её быстроты: ей предстояло пантерой прыгнуть на него и всадить ему в шею контакты электрошокера. Спасибо девушке-заложнице: она наступила ему на ногу, и это дало Славе преимущество в пару мгновений. А пара мгновений порой могла значить очень много. Целую жизнь.
Защёлкивая браслеты, запаха спиртного от стрелка Слава не почувствовала; возможно, парень был под наркотой. Заложница не пострадала, её лишь колотило от пережитого испуга.
Это было то, что она называла «реальной работой». На ней лежала настоящая, леденящая душу ответственность за жизни находившихся рядом людей.
*
Когда Светлана сообщила о смерти отца, Слава находилась на работе. Отвлекаться было нельзя, и она отключила звук и вибрацию на телефоне. Во время короткой передышки она увидела кучу пропущенных вызовов, но набирать не стала. Как только включила звук, телефон сразу зазвонил. Прихлёбывая чай из крышки термоса, она наконец нажала кнопку приёма вызова.
– Слава, здравствуй, это Светлана. Наконец-то дозвонилась до тебя. – Голос тихий, дрожащий, измученный, как будто больной. – Вчера твой отец... – Запнулась, будто проглотила нервный комок. – Его вчера не стало. Инсульт.
Слава вылила недопитый чай, закрутила крышку. Тёплая ниточка, когда-то давно связывавшая её с отцом, уже остыла и порвалась – ещё до его ухода в другую семью. Слёзы мамы после ссор ожесточали дочь против него, а когда развод состоялся, в доме стало, как Славе показалось, светлее и тише. Чище стал сам воздух. Но мама страдала, всё чаще болело сердце. Она никогда не говорила об этом вслух, но, наверно, всё-таки продолжала любить отца. Мамины глаза потускнели, она постарела, погрязла в каждодневной суете и заботах. И постепенно, по капельке, эта спрятанная глубоко в душе боль свела её в могилу.
Слава не простила. Холодная невидимая стена отделяла её от той семьи, не позволяя подружиться с сестрёнкой, а красивую и молодую жену отца она просто видеть не могла. Впрочем, с годами приходило понимание: не стоит искать козла отпущения. Виноватых никогда нет, как и правых, потому что каждый вносит свой вклад в этот горький комок боли. И Светлана-разлучница, наверное, не старалась специально увести отца, просто... так получилось. Встретились двое – женатый мужчина и разведённая женщина с маленькой дочкой, полюбили друг друга. Наверно, это было их выстраданное, наконец-то найденное счастье, которого они не смогли обрести в своих прежних браках. Надо ли их за это винить?