– Понятно. А страхи преодолевать надо, ты знаешь? – Слава остановила машину во дворе дома, с трудом найдя место для парковки. – Побеждать их надо. И давить, как тараканов. Ничего, прорвёмся. Всё будет хорошо.
Поднявшись в квартиру, Карина села на стульчик в прихожей и долго не могла заставить себя войти. Всё напоминало о матери. Она гладила вещи на вешалке и плакала, и Славе не хватало духу насильно оторвать её от них. Но позволять сестрёнке слишком долго отдаваться горю тоже не следовало.
– Карин... Ну, давай как-нибудь... Соберись, моя хорошая. Возьми всё, что надо – да и поехали. – Слава сжала плечи девушки, погладила. И добавила в шутку: – А то чую, скоро действие укола кончится, рука заболит. И тебе придётся нас везти.
Карина опомнилась, встала, озираясь и вытирая слёзы.
– Да, Слав... Я сейчас, быстро.
Пока она собирала вещи, Слава заглянула на кухню. Желудок, циничная тварь, не имел уважения ни к пережитому ею стрессу, ни к горю Карины и нагло просил жрать. Обеда он всегда требовал по расписанию.
– Карин! – крикнула она в комнату. – Я зажую чего-нибудь? Есть хочу – сил нет.
– Да, конечно, – откликнулась девушка. – Бери, что хочешь...
Бутерброд с холодной котлетой Слава запила холодным же кефиром, слизнула белые «усы», ополоснула стакан. Не наелась, конечно, но так можно было худо-бедно жить дальше. «До дома дотерпеть не мог? – ругала она желудок. – Зараза ты и сволочь». А тот в ответ только урчал котлетой: «В том-то и дело, что дома ничего не приготовлено. Сестрёнку вот кормить надо... Хотя до еды ли ей будет? Ну ничего, заставим».
Вспомнив, что запасы холодильника давно не пополнялись, Слава притормозила около супермаркета – другого, конечно, но нервишки вздрагивали даже у неё, а Карина и вовсе посерела лицом.
– Я не могу... Не надо, – прошептала она, закрывая глаза.
– У меня дома насчёт пожрать – шаром покати, – виновато вздохнула Слава. – Ладно, ты в машине посиди, а я сбегаю.
– У тебя же – рука, – вспомнила девушка. – Как ты пакеты понесёшь? Пошли вместе.
Мужественно преодолевая своё горе, она зашла в магазин и взяла тележку... «Тележка так и осталась в молочном отделе...» И снова – слёзы чёрными ручьями. Молочный отдел, мать его!.. Слава обхватила здоровой рукой согнувшуюся над тележкой девушку за плечи.
– Кариночка... Всё, всё, пойдём отсюда. Без молока как-нибудь обойдёмся.
В кондитерском отделе стоял приторно-сладкий смешанный запах конфет, печенья, зефира, шоколадок, мармеладок... Слава спросила:
– Ты сладкое ешь? Или на диете, поди?
Карина качнула головой.
– Мне диеты не нужны. Мама говорит, что я жру как не в себя, а всё равно не толстею... – Снова эта оговорка, дрожащие губы. – То есть, говорила...
Слава, чтобы скорее проскочить этот момент и не давать сестрёнке зацикливаться, начала грабастать конфеты из лотков и ссыпать в пакетики.
– Держи мешок. Вон тех ещё возьмём... и вот этих.
Конфеты, наверное, в совокупности тянули на пару кило, а ещё она нахватала несколько шоколадок, вафли, мармелад и коробку пирожных. Не для себя, конечно – сама она сладким старалась не злоупотреблять, а чтоб сестрёнку побаловать. Не прошла она и мимо фруктов – свежих и сушёных. Набрала мяса: охлаждённое филе курицы, индейки, нежирную свинину – по полкило каждого вида. Спохватилась:
– Ты у нас не из веганов?
– Нет, я всё ем, – отозвалась Карина.
– Вот и отлично.
В общем, они выползли из магазина с двумя туго набитыми пакетами – с одной рукой Славе и правда было бы не утащить всё это. Она погрузила покупки на заднее сиденье и поцеловала сестрёнку в щёку.
– Ты умница.
Та плакала и стирала влажными салфетками макияж. Без него она выглядела естественнее, красивее и моложе, а вся эта «штукатурка» добавляла ей лишних десять лет. Теперь она смотрелась как раз на свой возраст.
– Так лучше, – сказала Слава. – В боевой раскраске тебя можно было принять за тридцатилетнюю даму.
Карина улыбнулась сквозь слёзы. Светлый лучик этой улыбки тронул сердце Славы и свернулся под ним пушистым комочком.
– Располагайся как дома, – сказала она, когда они вошли в квартиру. И заранее позаботилась о местах для ночлега: – Можешь занять кровать, а я на диване устроюсь.
Карина начала было спорить:
– Да ладно, зачем, лучше я на диване...
– Цыц, – оборвала её Слава. – Сейчас достану чистое постельное, сама расстелешь. Мне с рукой неудобно.
С одной рукой было не очень удобно и готовить, и Слава опять расстегнула фиксатор. Наполненный до отказа кухонный белый друг смотрелся роскошно.
– Хоть фоткай и подписывай снимок: «Самые пафосные холодильники планеты. Первое место в хит-параде».
Карина сидела на табуретке, грызла яблоко и устало улыбалась в ответ на Славины юмористические потуги. Но хотя бы улыбалась, а не рыдала – уже достижение. А Слава наготовила кучу еды: хватить должно было на три дня. Готовить она умела и старалась выбирать здоровые блюда, только не всегда хватало времени, чтоб побаловать домашним себя, любимую.
– Что поделать. Живу, как старый холостяк.
– А у тебя парень есть? – полюбопытствовала Карина.
Слава движением плеч попыталась сбросить каменное напряжение, которое вызывали подобные расспросы.
– Не люблю каверзные вопросики про личную жизнь, – натянуто улыбнулась она, изо всех сил стараясь не напугать сестрёнку знаком «проезд запрещён» на лице – иными словами, пресловутым «морда-кирпич». – Особенно когда её нет.
– Ладно, извини. У меня пока тоже... по нулям. – Карина вертела в руках яблочный огрызок, не зная, куда его выкинуть.
– У такой красивой девушки – и по нулям? Не верю. – Слава села к столу, удовлетворённым взглядом окидывая полную плиту кастрюль и сковородок, приоткрыла дверцу под раковиной, показывая Карине мусорное ведро.
– Да так, ерунда, пока ничего серьёзного, – смутилась сестрёнка, выбрасывая огрызок.
– Ну, какие твои годы. Всё будет, не переживай.
Анестезия тем временем действительно начинала улетучиваться, и рука заныла, но Слава не подавала виду. Стараясь занять и отвлечь сестрёнку, она травила дурацкие анекдоты, несла чушь – лишь бы не повисала тягостная, давящая на душу кладбищенская тишина. Карина смеялась, но в её смехе чувствовался горький надлом, а потом она уронила голову на руки и смолкла. Рана разболелась всерьёз, но Слава не решалась выйти в аптеку за обезболивающими таблетками: боялась оставить Карину одну.
– Когда можно будет забрать мамино тело для похорон? – спросила девушка, поднимая бледное лицо с измученно закрытыми глазами.
– Как только над ним проведут все следственные действия. – Слава бережно откинула упавшие каштановые прядки с лица Карины.
– А когда их проведут? – Сестрёнка открыла глаза, снова медленно наполнявшиеся слезами.
– Как только, так сразу. Я буду держать руку на пульсе, ты не переживай, – пообещала Слава. – Не думай об этом.
– А о чём, о чём мне сейчас думать?! Это кошмар какой-то... Мне всё время кажется, что это какой-то жуткий сон, и я сейчас проснусь... И мама заедет за мной после пар, и... всё будет, как раньше. Но уже ничего не будет... Потому что мамы больше нет!
Карина опять неподвижно распласталась на столе. Русалочьи волосы окутали ей спину и плечи.
– Знаешь, когда мне плохо, я просто иду в зал и... тупо тягаю железо, – сказала Слава после некоторого раздумья. – Не знаю, подойдёт ли тебе мой рецепт. Но принцип ясен: надо себя чем-то занять. Если просто сидеть и думать, думать, думать... можно свихнуться.
А мысли давили на Карину со всех сторон. Она думала о том, как ей дальше жить; учась на очном отделении, она ещё не имела своего дохода, и мама кормила, поила и одевала её. Мучила её мысль о похоронах; у мамы, наверно, были какие-то сбережения, но доступа Карина к ним не имела, вступать в наследство предстояло через полгода, а деньги были нужны сейчас. Страшил её и завтрашний поход к следователю... Придавленная глыбами этих мыслей, она уныло съёжилась, вцепившись пальцами в волосы.