– Прошу простить и сделать скидку на мою неопытность…
– Чтобы ты осознал всю ответственность возложенного на тебя задания, я коротко обрисую тебе обстановку и сжато познакомлю с мерами, которые мы думаем принять. К юго-востоку от села Марьяновки базируется большой партизанский отряд русских. Поскольку это в тылу нашего корпуса, то ликвидировать этот отряд – наша прямая обязанность. И сейчас наиболее удобное для этого время – мы отводим для переформирования в район Марьяновки остатки сорок четвертой и двенадцатой дивизий, разгромленных во время неудачной операции «Железный кулак». Эти части нам разрешено использовать для ликвидации партизан, но их будет недостаточно. О численности партизанского отряда у нас очень противоречивые данные, но несомненно одно: отряд достаточно велик, хорошо вооружен, поддерживает постоянную связь с советским командованием. Все это обязывает нас подготовить операцию как можно лучше. Теперь перейдем к твоему участию в этой подготовке. Я уже говорил, что мы не можем рассчитывать лишь на те части, которые отведем для переформирования. Их надо всеми возможными способами усилить. И сделать это мы предполагаем за счет полиции, расположенной в отдельных селах. Мобилизовав всех полицейских, мы сможем организовать два батальона, которые тоже бросим на ликвидацию партизанского отряда.
– Наконец я смогу увидеть собственными глазами хоть одного партизана!
– Смотри, чтобы партизаны не увидели тебя раньше, чем ты их! Помни, что стреляют они очень метко и дерутся до последнего. Впрочем, надеюсь, что все обойдется хорошо. В твоем распоряжении будет легковая машина и один бронетранспортер с пятнадцатью солдатами и двумя пулеметами.
Генрих пожал плечами, но возражать не решился.
– А теперь твое задание: тебе предстоит объехать места, где расположен весь этот сброд, именуемый полицией. Выявить его боеспособность. По приезде подашь мне об этом письменный рапорт, точно указав количество людей, вооружения и прочее. Сведения следует собрать самые точные, чтобы знать, с какими силами мы можем начать операцию, условно названную «Зеленой прогулкой». Понятно?
– Так точно!.. Разрешите один вопрос, герр оберст?
– Прошу.
– Вы назвали полицию сбродом, следовательно, вы о ней не очень высокого мнения?
– Не высокого? Слабо сказано, мой мальчик!
– В таком случае зачем же ее вооружать, организовывать?
Бертгольд невесело улыбнулся.
– У нас недостаточно сил, чтобы держать во всех населенных пунктах свои гарнизоны. Это раз. Второе, и главное, состоит в том, что завербованные в полицию не могут не стать злейшими врагами партизан. Они вынуждены бороться с ними хотя бы для того, чтобы спасти себе жизнь. К сожалению, полиция рекрутируется по большей части из темных людишек и дезертиров русской армии. А дезертир прежде всего трус и трусом останется, какой бы мундир он ни надел.
– Когда я могу приступить к выполнению?
– Через час к отъезду все будет готово. Сегодня и завтра ты проведешь инспектирование, а послезавтра в десять утра подашь рапорт – «Зеленая прогулка» может быть назначена внезапно. Части будут подняты по тревоге. Кстати, следует проверить готовность полиции собраться по тревоге. Это особенно касается полицейских отрядов в районе села Подгорного, которым ты отдашь распоряжение блокировать лес на участке от Подгорного до Иванкова. Конечно, о предстоящей операции никто не должен не только знать, но даже догадываться. Ясно?
– Вполне. Разрешите идти?
– Иди и постарайся как следует отдохнуть… Постой-ка, чуть не забыл. Сегодня я получил письмо из дому, здесь есть строки, касающиеся тебя. Вот здесь.
Бертгольд отчеркнул в письме ногтем нужное место, подвернул верх листка и протянул его Генриху. Тот пробежал глазами отчеркнутые строки, поднял растроганный взгляд на оберста и снова, уже не торопясь, перечитал написанное.
– Я сейчас же, сию же минуту напишу фрау Эльзе! – воскликнул он взволнованно, возвращая письмо. – Теперь я считаю, что имею право это сделать.
– Что же, это делает честь твоему сердцу. Я как раз отправляю письмо, и, если хочешь, припиши несколько строк. Можешь располагаться здесь, в моем кабинете.
Письмо Генриха, однако, не уложилось в несколько строк.
«Многоуважаемая фрау Бертгольд! – писал он. – Только что благодаря господину Бертгольду я пережил счастливейшие минуты: он дал мне прочитать то место в письме, где вы пишете обо мне. С безграничным волнением узнал я, многоуважаемая фрау Бертгольд, что вы хорошо меня помните еще с детства и, зная, что я остался совершенно одиноким, выказали ко мне столь искреннее чувство, которое я не могу назвать иначе, как материнской любовью. Я счастлив, когда думаю, что у меня снова есть семья. Господин Бертгольд уже считает меня своим сыном, а я его – отцом. Теперь же, с вашего разрешения, я буду считать, что у меня есть и мать. Могу ли я быть уверен, что у меня есть и сестра? Несмотря на то что я был маленьким, когда в последний раз видел вас, ваша доброта и нежность, с которой вы тогда ко мне относились, живут и будут жить в моей памяти. Хотелось бы о многом написать вам, а еще больше – увидеть вас. Я счастлив от самого предчувствия этой встречи. Я буду всячески стремиться к этому и воспользуюсь малейшей возможностью приблизить встречу.
Но до встречи я позволяю себе надеяться получить от вас хоть маленькое письмо. Поцелуйте за меня Лору, я чуть не написал «малютку Лору», потому что такой она сохранилась в моей памяти. Если бы она оказала мне великую милость и написала, как брату, я стал бы еще счастливее. С вашего разрешения целую вас
Ваш сын барон фон Гольдринг».
Генрих протянул написанное оберсту.
– Я прошу вас прочитать, герр оберст! Я опасаюсь, не слишком ли я смело…
Бертгольд остановил его движением руки, не отрывая глаз от письма.
– Ты написал, как почтительный и любящий сын! – сказал он растроганно и, подойдя к Генриху, обнял его.
– Ну, а теперь иди. Пора отправляться в дорогу. И очень прошу, не забудь взять автомат.
Когда Генрих был уже на пороге, Бертгольд еще раз остановил его:
– Я забыл сообщить тебе одну пикантную новость: советский трибунал заочно присудил тебя к расстрелу как изменника родины. Об этом сообщил мне капитан Кубис. Он работает по линии агентурной разведки, а наша разведка, слава богу, еще располагает хорошими агентами.
– Новость действительно пикантная! – Генрих рассмеялся, но вдруг оборвал смех. Лицо его стало суровым, и глаза с вызовом блеснули.
– Я могу погибнуть при любых обстоятельствах – ни за что в нашем мире ручаться нельзя. Но одно я знаю твердо: изменником родины я никогда не стану!
Щелкнув каблуками, он вышел из кабинета.
Разговор с Бертгольдом взволновал Генриха. Первые часы его работы в штабе Бертгольда не должны были вызвать ни малейшего подозрения. И вдруг на тебе. Такое обвинение! Ведь когда оберст брал у него отпечатки пальцев, он нарочно отвернулся от карты, лежавшей на столе.
«Но кто же мог передать советскому командованию план операции? Кто?»
Событие в подгорном
Весть о том, что в село Подгорное прибыл небольшой немецкий отряд во главе с офицером, была получена в штабе партизанского отряда как раз в тот момент, когда с Большой земли по радио передали очередное задание: всячески затруднять гитлеровцам переброску свежих сил на смену разгромленным во время последнего неудачного наступления, постараться во что бы то ни стало разведать планы немецкого командования и любой ценой раздобыть «языка».
Связной, сообщавший о прибытии отряда, утверждал, будто машины приехали из села Турнавино, где располагался штаб корпуса. Поэтому само собою напрашивалось предположение, что и лейтенант, командующий отрядом, – офицер штаба. А это как раз то, что надо, – лучший из возможных «языков». Ибо кто же может больше знать о планах немецкого командования, чем штабист?
Решено было, введя в бой две роты, окружить село Подгорное, разгромить отряд и во что бы то ни стало взять в плен офицера живым.