- В тысяча шестьсот сорок первом году основан, - поясняет Марина.
- Вау, - искренне удивляюсь я и качаю головой, - прикольно! Старше Питера!
- Да, - кивает она, гордая за свой город, - Сереж, а ты на какой курорт летишь?
- В Маххамет, а вы?
- Мы тоже, - улыбается Марина.
- Прикольно, я машину в прокате заказал, может заеду к вам, покатаемся вместе. А что за отель у вас? - заезжать к ним не собираюсь, просто балабоню.
- Роял Жасмин, - глянув на Вику, будто стесняясь, поясняет Марина.
"О блять", - мелькает у меня мысль.
- О как, - это вслух, - я тоже туда.
- Здорово! - искренне улыбается Марина.
Ну да, здорово. Только я тут столько вам, подруги, лапши на уши навешал, главное вспомнить теперь, что плел. И вливал еще в таком плане, что сам круче яиц, выше гор и бабла у меня столько, что лопатник чуть не лопается, складывать уж некуда. А у самого всего шесть сотен долларов с собой и кредитка на всякий случай.
Вот ведь, обычный вопрос при знакомстве в самолете: "А ты в какой отель?", прозвучал только сейчас. Мне-то не интересно было, в какой девчонки отель, я с ними общался так, время скоротать, да чтобы отвлечься, когда самолет потряхивает в турбулентности. У меня ведь даже от малейших вибраций в воздухе яйца от страха готовы в задницу спрятаться. И хорошо еще, что не у иллюминатора - так бы глядя на то, как крыло в полете подергивается, ногти грыз бы как бобер бревна для плотины фигачит. Страшно же - вдруг отвалятся?
По мере приближения к месту назначения, как обычно, перед посадкой мой страх начал уходить, уступая место облегчению. Все, почти прилетели.
Даже если ебнемся, то и хер то с ним, зато скоро.
- Уважаемые пассажиры, говорит капитан... - раздается голос в салоне. Смотрю в иллюминатор - вдалеке, в темноте ночи, видна желтая, подсвеченная живыми огнями полоса побережья.
- ...просьба ко всем занять свои места, спинки кресел привести в вертикальное положение и застегнуть привязные ремни, - заканчивает свое обращение капитан. Я смотрю на соседок, которые с интересом пялятся в иллюминатор.
- Самое опасное в полете - это взлет и посадка, - тоном знатока сообщаю я подругам, - а мы еще в начале салона, это самые опасные места.
Да-да, девчонки, давай бояться вместе! Но, вопреки всем моим страхам, ничего при посадке не происходит. Плавно коснувшись колесами полосы, наш маленький Боинг еще долго рулил по подсвеченному желтыми с белизной огнями аэропорту. На выходе из самолета почти все не сдерживают возгласов - после кондиционированного салона в прогретый воздух южной ночи выходишь, будто в баню.
В пустынном здании аэропорта заполняем карточки, которые нам выдали стюардессы на выходе из самолета - для многих это архисложная задача, потому что пояснения под полями на заполнение написаны только на арабском и французском.
- Что за говняная авиакомпания! - возмущается рядом со мной женщина, на коленке заполняющая твердый прямоугольник бумажки - все столы стойки уже заняты. - В прошлый раз нам еще в самолете эти карточки выдали, и заполнить помогли! - женщина глядит на меня, я киваю - действительно, авиакомпания не айс.
Помогаю помочь заполнить карточки подружкам. Особо не парюсь, все равно эти бумажки нигде не читают.
- Руссо бандито! - шутит араб за стойкой, штампующий мой паспорт, не подозревая даже степени своей правоты. А может профи, по лицам угадывать умеет.
- Сема, сышь епта, так мы в Африке? - мужик на соседней стойке говорит, не смущаясь тем, что Сема не рядом, а за ограничительной линией стоит.
- В Африке, а че?!
- Сема, так какого хуя тогда это не негр? О-о! Скалится, чует, что за него говорят!
- Ты ебнулся, откуда тут негры?
- Сам ты ебнулся, тутжебля Африка, ебать!
- Здесь арабы нахуй, какие негры?
- Сема, я нихуя не понял! Какие бля арабы, мы епта в Африке, или не в Африке?
Я, как и многие вокруг, улыбаюсь, слушая эту искреннюю в своих эмоциях беседу. Забираю паспорт и иду багаж получать. Помогаю снять с ленты чемоданы подружкам и, сориентировав их в сторону выхода, отправляюсь в туалет. Прыгая на одной ноге, снимая джинсы, решаю, что в следующий раз переоденусь еще перед вылетом. Если самолет разобьется, какая мне разница, в чем буду? Зато по прилету удобней на порядок.
Выхожу из сортира преобразившимся - белые найковкие шорты ниже колен, белые кроссы и черная обтягивающая майка. Настоящий южный мачо! - вижу в стекле свое отражение. Волосы у меня черные и сам я смугловат. Не брился уже пару дней, так что еще прокоптиться на солнышке и местный москвабад меня за своего будет издалека принимать. Если не в шортах, конечно, буду - арабы ведь в шортах не ходят.
Выйдя из аэропорта, с удовольствием вдыхаю незнакомый воздух, который пахнет Африкой.
- Айм лавин ит, мазафака! - пора по-английски говорить. Английский я не знаю, правда, но усиленно учу каждый раз, когда в заграницы прилетаю.
Широко улыбаюсь сам себе и выдвигаюсь вдоль стеклянной стены терминала в сторону огромной пустой стоянки. Там виднеются лишь несколько автобусов, с раскрытыми для приема чемоданов боковинами. Я притормаживаю - что-то слух коробит, не могу понять. Прислушиваюсь, вот оно - сирены завывают вдалеке, почти на пределе слышимости.
"И что такого, что сирены завывают?" - спрашиваю сам себя.
Задумался. Прислушался.
Наконец понял - сразу с нескольких сторон сирены. Блять, а не очередная ли у них тут революция?
На улицу из аэропорта выходит то ли летчик, то ли охранник в синей форме и закуривает. Рожа темная, местный вроде. Присматриваюсь, эмоций на лице волнительных не написано, спокойный как танк. Ну ладно, если что за нами Москва и батяня комбат. А еще спасатели на стреме - судя по новостям первого канала, их кашей не корми, дай слетать куда-нибудь. Вот и пусть, если что, мое бухое тело отсюда вытаскивают.
- Комбат-батяня, батяня комбат! - епть, вспомнил на свою голову, иду теперь и напеваю - не отвяжется мелодия.
Шагаю с чемоданом по центру дороги, не парясь. Сзади светит ярким светом, оборачиваюсь - микроавтобус подъезжает. Отхожу, пропуская, а он прямо передо мной тормозит. Матернувшись, чуть было не ткнувшись в задние двери, я обхожу его по дороге. Слышу квохчущий картавый гвалт, походу французы приехали. Оборачиваюсь, уходя - ну да, французы. Чернявые, кучерявые, носы орлиные, на армян похожи. На гасконцев, вернее.
- Мсье! Мсье! - кричит мне один из них, подбегая, и начинает шпарить на своем. Кроме гортанного фирменного хррр, вообще ничего расслышать не могу.
- Братан, нихера не понимаю! - смотрю ему в глаза, - спик инглиш!
Гасконец начинает барабанить на инглише. Красавец - два языка знает, может больше даже, не то, что я. Хотя сейчас кое-как различаю знакомые слова - флайэвэй, дэнжерос, гоу аут.
- Сорри, ай донт андестенд. Спик рашн?
- Рашн?! Рашн?! - гасконец выпячивает губы и делает пассы руками над головой, надувая щеки. К нему подбегают двое и теребят за плечи, а потом и вовсе тянут за собой.
"Мир, смерть" - слышится мне в его криках.
- Peace? Death? - усиленно стараюсь, будто на уроках в девятом классе, который я так до конца и не закончил, воспроизвести акцент.
- Ноу, - гасконец все машет руками и уже утаскиваемый своими спутниками, вдруг кивает бешено, - деас, еа, деас! Анд пистдеас! Гоу эвэй, ту Раша! Пистдеас хиа! - орет француз мне, теребя ногами в воздухе - спутники торопливо его едва не несут к стеклянным дверям терминала.
* * *
В автобусе, который вез нас до отеля, я так и не заснул, вспоминая француза пришибленного. Но на мои осторожные расспросы, все ли в стране нормально, сопровождающий гид, молодой парень, отвечал отрицательно. Никаких революций, волнений, беспорядков в стране говорит, нет. И взгляд у него не бегающий был, рассказывал как на голубом глазу. Я подуспокоился, конечно, но заснуть пока ехали, так и не смог - все тот гасконец бешеный вспоминался.