Войдя в комнату, где проживали неработающие, лейтенант Бояркин увидел истекающего кровью Шевченко и сидящего в углу Станиславского. Он, казалось, был в состоянии ступора и ни на что не реагировал.
– Ну что, режиссер, допрыгался? – спросил участковый.
Первым делом Петя вызвал «скорую», которая увезла Шевченко. Врач, осматривавший его, с сомнением покачал головой:
– Дело серьезное, слишком большая потеря крови. Хотя кто знает… Хорошо еще, что ничего существенного, кажется, не задето, кроме правого легкого.
После этого приехала милицейская машина и забрала Станиславского.
Тем временем в коридор вышли соседи. Софья Андреевна Корнилова была уже не в халате, а в домашнем сарафане с блузкой, какой обычно носила днем, и у Пети Бояркина, который ходил по дому в трусах и майке, даже промелькнуло удивление: «Она что, переоделась или просто еще не ложилась?» Запахивая на ходу халат, появилась Галя – Галина Алексеевна Крутикова, блеклая сухая женщина с большими печальными глазами на бледном лице, а затем и всклокоченный Сережа Ройберг, тоже официально не работающий, но писавший в анкетах: «художник-постмодернист».
– По крайней мере, хоть некоторое время поживете спокойно, – заметил, уходя, лейтенант Бояркин.
– Не беспокойтесь, Гамлет нас не оставит. Найдет других, еще похуже, – заметила Софья Андреевна.
«Опять этот Гамлет, – удивленно подумал Петя Бояркин. – Вот что значит – старость». Но вслух ничего не сказал.
Ну и конечно, не стал об этом рассказывать капитану Сивычу.
– А жильцы случайно Гамлета Карапетяна не упоминали? – внезапно спросил Сивыч, когда машина остановилась у дома номер два.
От этого вопроса Петя Бояркин чуть не подпрыгнул на месте. Лейтенанту понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что таинственный Гамлет, видимо, не был игрой старушечьего воображения, как он предполагал до этой секунды, а лицо реально существующее.
– Гамлета? – переспросил он на всякий случай.
– Ну да, – подтвердил Сивыч. – Владельцем этой комнаты является Гамлет Карапетян.
– Но прописан…
– Прописан – да, – ответил Сивыч. – Но прописка и владение вещи разные. У нас в стране сейчас интересная ситуация, одновременно действуют две системы: старая – с прописками, выписками, записями в домовую книгу и новая – владение.
– Но… – хотел что-то сказать Бояркин, однако передумал, понимая, что в этих вопросах он не очень компетентен.
– Сейчас можно владеть квартирой, но не быть там прописанным или быть прописанным в квартире или комнате, которой владеет другой человек.
– Странно это как-то, – покачал головой лейтенант Бояркин.
– Странно или нет, но это «реалии наших дней», – сказал Сивыч, подражая голосом и интонацией последнему советскому Генсеку.
Они уже поднялись на второй этаж и теперь звонили в квартиру номер девятнадцать. По просьбе Бояркина все жильцы квартиры были сегодня дома. Организовать это оказалось делом несложным – никто из них в настоящее время нигде не работал.
– Капитан Сивыч, – представился Василий Васильевич трем квартиросъемщикам,– Ну рассказывайте, что тут у вас и как. Только давайте где-нибудь присядем. Мне надо записывать, а разговор у нас займет некоторое время.
– Тогда прошу ко мне, – кивнула седовласая старушка в темно-сером шерстяном сарафане и кремовой шелковой блузке, кружевной воротничок которой был сколот брошью в стиле «модерн», по-видимому для того, чтобы скрыть дряблую шею.
Сивыч и Бояркин аккуратно вытерли ноги и прошли по коридору к двери, за которой располагались две большие смежные комнаты, занимаемые гражданкой Корниловой.
Петя Бояркин, хотя и бывал в девятнадцатой квартире уже несколько раз, в комнаты к жильцам не заходил, если не считать жилища Шевченко и Станиславского, и теперь вид комнат Софьи Андреевны поразил его. Кроме телевизора, здесь, по-видимому, не было ни единого предмета, которому не исполнилось бы меньше ста лет. По крайней мере, создавалось такое впечатление. Мебель красного дерева, гобелены и картины на стенах, фотография дамы в шляпе с перьями и мужчины с небольшой бородкой и усами, в изящной рамке стоявшая на комоде, – все было таким же древним, как и сама обитательница этих комнат.
– Вы, наверно, родились здесь, – предположил Бояркин.
– Да, – ответила Софья Андреевна. – Я родилась именно здесь незадолго до революции, а вообще наша семья живет в этой квартире с тысяча девятьсот шестого года. Разумеется, тогда она не была коммунальной, – добавила она.
– И вы не боитесь, что вас могут обокрасть?.. – Василий Васильевич оглядывал хрустальную люстру. – Тут ведь у вас такие ценности.
– И воровали у меня по мелочам, – махнула рукой старуха. – А что прикажете? Распродать все и деньги в сберкассу положить? Ну уж нет, я с детства окружена этими вещами и среди них хочу умереть. Понимаете? Вот посмотрите в окно, – она указала рукой в сторону высокого овального окна, на котором росли цветы. – Я смотрю в него, можно сказать, со дня своего рождения и не желаю видеть ничего другого. А Гамлет этого не понимает.
– Вы имеете в виду Гамлета Карапетяна? – спросил Сивыч.
– Очевидно, его, – ответила старуха. – Не могу себе представить, что на свете есть другой живой Гамлет, – ироническая улыбка скривила ее тонкие губы, – внешность которого так не вязалась бы с этим именем.
– Я присяду? – спросил Сивыч.
– Да, конечно, – кивнула Корнилова. – Садитесь за стол, здесь всем хватит места.
Милиционеры и жильцы расположились за овальным красного дерева столом, накрытым плотной зеленой скатертью. У Пети Бояркина возникло ощущение, что все они играют в фильме из жизни прошлого века. Не хватало только раздать карты и разыграть партию в вист или во что они там играли в прошлом веке, не в дурачка же, надо думать.
Капитан Сивыч тем временем вытащил из портфеля папку.
– Вот посмотрите, вам знаком этот человек? – спросил он, достав из папки средних размеров фотографию. – Посмотрите внимательно.
Софья Андреевна, Галя и художник Сережа по очереди посмотрели на снимок. На нем был изображен плотный, даже скорее толстый брюнет с сизыми щеками и большим носом.
– Это он, Гамлет, какие могут быть сомнения, – категорично заявила Корнилова.
– Гамик, конечно, – согласился с ней Сережа, едва бросив взгляд на фотографию.
– Это он, – тихо сказала Галя, внимательно вглядываясь в снимок, – я практически уверена.
– Практически уверены? – поднял брови Сивыч. – Что вы хотите этим сказать?
– На свете бывают двойники. – На бледном лице Гали появилось некое подобие улыбки. – Их теперь даже по телевизору показывают. Но это, по-видимому, Гамик Карапетян.
– Карапетян Гамлет Миртичевич, 1960 года рождения, место рождения город Аштарак Армянской ССР, с 1989 года прописан в Подольске. Он является владельцем комнаты, где проживают Шевченко и Станиславский.
– Проживали, – поправил Сивыча художник Сережа. – Я так понимаю, что их больше здесь не будет. Наша квартира теперь прославилась благодаря им. – В Сережиных словах прозвучала еле различимая нотка горечи: он-то думал, что квартира прославится благодаря ему, и не как притон, а как прибежище высокого искусства. – Видите, про нас теперь и в газетах пишут: «Станиславский убил собутыльника отверткой». Интересно, кому теперь достанется эта злосчастная комната? Гамик имеет право поселить здесь еще кого-нибудь?
Сивыч и Бояркин переглянулись.
– Эти вопросы не ко мне, – улыбнулся Василий Васильевич. – Я хоть и занимаюсь такими делами, но нынешнее жилищное законодательство так запутано… Если оно вообще существует.
Глава шестая ЕЩЕ ОДИН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ
1
Площадь, на которой проживали Шевченко и Станиславский, была в девятнадцатой квартире прямо-таки какой-то вражеской пятой колонной. В то время как все соседи сосуществовали достаточно мирно, полностью соответствуя тому, что понимается под выражением «по-соседски», двенадцатиметровая комната с окнами во двор являла собой стихию, которая называлась словом «коммуналка». Один за другим здесь живали запойный пьяница, будивший всех по ночам дикими криками, когда ему что-то примерещивалось в бреду, сумасшедшая бабулька, воровавшая продукты из холодильников и совершенно неспособная усвоить несложные приемы пользования унитазом и сливным бачком, незамужняя склочница средних лет, которая считала себя вправе покрикивать на тех, кто делал что-то не так, как ей того хотелось бы. Она-то и поддалась на уговоры Гамлета Карапетяна.