— С каким лучшим другом? — подхватываю игру, оборачиваюсь и даже деловито заглядываю под парту. — Погоди, не понял. Я же только с тобой сейчас разговаривал.
— Засранец! — посмеивается Антон. На его щеках появляются ямочки от широкой улыбки, и мне приходит на ум, что он тоже с нетерпением ждал нашей встречи.
Громов, скучно вздыхая, отворачивается. Ромашку наши ласковые словесные потасовки тоже мало впечатляют. Он снова грузно наклоняется, хмурится и жалобно тянет:
— Алик. Ну есть-то мы будем сегодня?
— Блин, Ромаш, только первый урок идет, — крутит пальцем у виска Антон. — Мы же не для того в лицей припираемся, чтобы сразу угнать.
Я отмахиваюсь. Сегодня у меня хорошее настроение:
— Закажи где-нибудь столик на четверых на обеденное время, — задумчиво поглядываю на макушку Никиты, старательно выполняющего задание. — На пятерых.
Как ни крути, а от обязанностей куратора мне теперь никуда не деться.
***
На перемене мы с Антоном поднимаемся в курилку на крыше.
Пронизывающий осенний ветер стих, но в воздухе застыла тяжелая влажная взвесь. С высоты двенадцатого этажа внизу виднеются лишь фрагменты утонувших в тумане балюстрад и статуй, помпезные шпили мраморных фонтанов и беседок парковой территории. Черную голую землю прочертили гравиевые дорожки, ровной паутиной сходящиеся к центру. Школьный парк красив в любое время года, но более всего он поражает воображение весной, когда десятки яблонь цветут, погружая территорию в волнующееся от теплого ветра море белых лепестков. Сейчас, среди обглоданных холодом темных ветвей, тут не в пример уныло и пусто.
Антон прикуривает две сигареты, одну протягивает мне. От никотина после нескольких неторопливых затяжек приятно тяжелеет в голове.
— То, что ты поколотил кого-то в Америке… — негромко спрашивает Антон, облокотившись локтями о перила. — Это должно вызывать у меня некоторые опасения?
Я смотрю в его серьезные глаза и стараюсь, чтобы ответ прозвучал максимально убедительно:
— Нет. Это была случайность.
— Хорошо.
На его лице снова появляется теплая улыбка. Наверное, за одно это Антона стоит ценить. За безоговорочное доверие мне и моим словам.
— Есть другие вещи, о которых стоит побеспокоиться, — вдруг добавляет Васильев и неловко тушит окурок о металлическую балку.
Сердце пару раз тревожно толкается о ребра. Глупо было надеяться, что я успешно сбегу от проблем, а когда вернусь, меня уже ничто не побеспокоит. Наверное, за одну свою фамилию и поведение, которое она мне диктует, я буду расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
— Что еще?
— Мы тут с матерью пораскинули мозгами, — Антон делает небольшую паузу, хотя мне не требуется время, чтобы настроиться на серьезный лад. Его матери, как главному аудитору, знакомому с работой каждого, даже самого завалящего предприятия города, не откажешь в рассудительности и внимательности к деталям. — И пришли к выводу, что Романов и Громов старшие собираются потихоньку выходить из тени твоего отца. У них за последние несколько месяцев в компаниях такая текучка кадров, что мама не горюй. Работников с внушительным стажем увольняют, берут зеленых новичков, — Антон многозначительно разводит руками. — Да еще и поставщиков новых находят, сами составляют новые договоры…
— И все, конечно же, без официального одобрения от моего отца? — заканчиваю за него мрачно. Антон кивает.
— Ну, ты понимаешь, к чему дело идет. Им осталось только выкупить всю недвижку, на которой они сейчас сидят на арендных условиях.
— А с их финансами это как раз плюнуть, — замечаю, покручивая дотлевший до фильтра окурок между пальцев. — Склады, предприятия, техника, офисные помещения… Это не проблема для тех гигантов, в которые они выросли с девяностых.
Я старательно не упоминаю о том, что старт и Громовым, и Романовым некогда дал мой отец. Подобрал их с улицы, обогрел, профинансировал, поднял на ноги. Конечно, в первую очередь в своих интересах, но без отца сидеть бы сейчас обоим семействам в генеральных директорах какой-нибудь смехотворной мелочи.
— Вот-вот, — Антон хмурится, разглядывая происходящее внизу. К воротам лицея подъезжает грузовик с эмблемой пищевого завода, и водитель высовывает голову из окна, чтобы поговорить с охранником. Наверное, новая поставка для кафетерия. — Отпочкуются они совершенно безболезненно для себя. Твоему отцу от них деньги текли за что?
— За лейбл, — отзываюсь тускло. — За имя компании, от которого торгуют.
Так уж пошло с самого начала. Отец с Громовым и Романовым старшими стояли у истоков общей империи еще молодыми и были очень близки. Не мне винить отца за то, что ему тогда в голову не пришло связать друзей обязательствами не только на словах, но и на бумаге. Деловая хватка и привычка не доверять никому на поприще бизнеса пришли к папе с возрастом.
— Правильно, — Антон грустно кривится. — За лейбл. Но они сейчас договорятся с поставщиками по-тихому, выйдут из-под крыла Милославских, а вес-то на рынке уже есть, дела-то уже делаются, торговля идет. И у отца твоего не только один из важных денежных кранов перекроется, но и конкуренция возникнет там, где ее отродясь не было.
У меня в голове все складывается в самую безрадостную картину. Отец наверняка знает, к чему идет дело. А если не знает, ему Мила Васильева за бокалом тосканского на следующем же деловом ужине на это укажет прямо и без обиняков. Мне больно от осознания того, что отца бросают его некогда лучшие друзья именно сейчас, когда он так уязвлен потерей мамы. Но еще больнее, как ни странно, отзывается во мне тот факт, что он промолчал.
Ничего не сказал мне.
Посчитал ребенком — конечно, ведь Алик только и делает, что вляпывается в неприятности. А ведь я, наверное, единственный, кто никогда в жизни не подумает его предать. Как бы я не бунтовал против его желания контролировать каждый мой шаг.
— Как думаешь, Ромашка и Дима уже знают? — внезапно вспоминаю о том, что касается непосредственно меня. Если компания расколется натрое, вряд ли эти двое и дальше будут у меня на побегушках, как пажи при дворе английского короля.
Мы с Антоном переглядываемся с молчаливым пониманием.
— Давай мыслить логически, — серьезно предлагает Васильев. Забавно. Как будто он не мыслит логически каждую минуту, что не спит. И даже сны у него, уверен, логичнее таблицы умножения. — Дима Громов, что бы его отец ни учудил, от тебя по гроб жизни будет без ума.
— О, я польщен, — криво усмехаюсь, хотя ситуация не предполагает. — Что поделать, мое обаяние все делает за меня.
Антон в ответ только фыркает и закатывает глаза.
— Я серьезно! Уж не знаю, что между вами произошло, но в свою гомосятину ты его втянул капитально.
Изо всех сил стараюсь не ухмыльнуться.
— Вот как это происходит, значит? А я-то думаю, чего ты такой преданный, — произношу задумчиво. — Может, я и тебя втянул случайно?
— Мечтай, — огрызается Антон, но не выдерживает и смеется вслед за мной. — На самом деле… Дима, конечно, тебе не навредит. Но вынюхивать для отца кое-какую информацию он тоже не откажется. А Ромашка тебя с радостью с потрохами сдаст, когда подвернется подходящая возможность. Это он только с виду недалекий.
Киваю. Уж мне ли не знать, что кроется под налетом мнимой беспечности Жени Романова.
— Есть тут еще один человек, не вписывающийся в антураж, — говорит Антон. Он смотрит на часы и закуривает еще одну сигарету, убедившись, что прошла только половина перемены.
— Это еще кто?
— Блин, Алик, я иногда поражаюсь, за что люди тебя боятся, — возмущается Антон, больно толкая меня под ребра. — Ты иногда такой рассеянный, только и делаешь, что витаешь в облаках. Включи уже холодный расчет, приятель! Никита твой. Подопечный который. Ты о нем думал? У него в девушках Ульяна Климова. Климовы сколько раз твоему отцу палки в колеса ставили? А в лучших друзьях — Виктор Лебедев, чей отец работает на Ромашку. Фулл хаус, блядь!
В который раз убеждаюсь в том, что у Антона нечеловеческие способности в плане поиска последних слушков и новостей.