Дмитрий Александрович, если их сравнивать, произносил слова не так протяжно. Не добавлял в голос тягучего бархата — он просто произносил слова. У некроманта же была своя манера речи, и тем не менее голос тот же. Если эти двое различаются между собой характерами, как мы с Тайишкой, то меня могут ждать пренеприятные сюрпризы.
— Но она пыталась! — упрямо повторил Эльрик и заметно забеспокоился. — Первым надгробием клянусь! Она ударила меня… и так рванула… я кое-как ее нашел! И от гаки уберег!
Мне ли не знать, что на этот раз он говорил чистую правду? Но некромант, судя по всему, был убежден в какой-то собственной версии: Тайишка на крыльях бесконечной благодарности обязана была лететь в его объятия. И летела бы, если б я не мешала. Так что в каком-то смысле он не ошибался. Эльрик же побледнел:
— Господин Шакка! Я выполнил ваше поручение со всем рвением, на которое способен, клянусь…
— Хватит, — его собеседник даже голос не повысил. — А сколько ты взял с тех неучей, что воскресили ее?
Ого, похоже, тут новости распространяются быстро. Выходило так, что псевдо-Дмитрий Александрович уже в курсе всего произошедшего. Или даже специально подослал Эльрика, точно зная, что именно к нему шалопаи обратятся за помощью? Если так… уф, мороз по коже.
Эльрик все же отличался сообразительностью. Секунду подсчитывал в уме и выдал:
— Мне хватит и двухсот монет, господин Шакка.
— Снова молодец. Теперь иди.
Эльрик облегченно выдохнул, меня же накрыло паникой. Все, вот буквально все познается в сравнении! Теперь он показался мне хоть сколь-нибудь знакомым человеком. Да, неприятным и не вызывающим доверия, но тем, с кем я знакома аж со вчерашнего дня! Такой роскошью раскидываться мне душевных сил не хватало. Потому порывисто схватила его за локоть:
— Не уходи!
Он снова бросил взгляд за мое плечо, потом на меня. Положил ладонь поверх моих пальцев и, ухватив, оторвал их от своего рукава. Выдавил:
— Отцепись, Ольга Сергеевна. Ты теперь давай-ка сама по себе.
И почти бегом направился на выход, напоследок тяжело хлопнул дверью. И ведь он не сообщил заказчику о моих бесконечных отключках. Вот и торопится награду забрать и ноги сделать.
Вдохнула. Выдохнула. Медленно повернулась. Расширила глаза, но ничего не сказала.
— Здравствуй, Тайишка.
Не ответила. Что-то здесь не так. Сначала сама разберусь, а уж потом буду его поправлять — Тайишка я или не только Тайишка. Передо мной стоял мужчина, не имеющий ничего общего с Дмитрием Александровичем. Полноватый приземистый старик, на голову ниже меня, совершенно лысый. А лицо… его лицо казалось безобразной карикатурой на неандертальца. Возраст сложно определить: возможно, лет пятьдесят или больше, но морщин нет. Зато есть уродливая ухмылка. Он, не дождавшись моей реакции, сделал шаг вперед. Я вздрогнула, но не отступила.
— Ты не помнишь меня, конечно. В детстве ты была больна…
Кажется, он рассказывал ту самую историю, которую я уже знала. Но в этот момент я прислушивалась к изумленной Тайишке:
— Это… не он! Не он!
Я не отрывала взгляда от него. Ответила ей уверенно:
— Он, Тань. Присмотрись и прислушайся. Не понимаю, что происходит, но это точно он.
Темно-карие глаза были единственным в его внешности, что можно было назвать красивым. И это совершенно точно были те же глаза, которые я видела у реаниматолога. Сама Тайишка взвизгнула, заметив это, и притихла. Придется снова отдуваться в одиночку:
— Господин Шакка, — надеюсь, что его имя я запомнила верно, но он не поправил, потому я продолжила: — А какова вероятность, что та самая детская болезнь меня настигла по вашей милости?
Мужчина изогнул бровь. Показалось, что и улыбка его стала чуть иной — капля удивления вместо карикатурного презрения. И во взгляде чуть больше внимательности:
— Я представлял тебя совсем другой.
— Я вас тоже представляла другим, — не растерялась я. — И все же?
На мой вопрос он отвечать не собирался:
— Все узнаешь со временем. Сегодня можешь отдохнуть. Твоя комната ждет тебя.
— А что будет завтра?
Его темные глаза сверкнули, но в голосе звучал прежний бархат:
— Ты совсем не такая, как я себе представлял. Совсем.
Стоило мне только на секунду обернуться к открывшейся двери, в которую вошла сутулящаяся девушка, потом снова посмотреть на собеседника… как собеседника на месте не оказалось. Пустая зала, и ни души. В моем мире таких «некромантов» называют «фокусниками» или еще точнее — «фиглярами», и вряд ли в эти слова включают уважительный подтекст. И все равно по спине пробежали неприятные мурашки.
Служанка попросила меня следовать за ней. Я поначалу не обратила внимания на монотонность ее голоса, получив возможность пообщаться хоть с одним потенциально нормальным человеком:
— Как тебя зовут?
— Можешь звать меня, как тебе захочется, или не звать вовсе. Но если непременно нужно имя, то Марушка, — на одной ноте произнесла она.
Я растерялась:
— Хорошо… Марушка. Давно здесь служишь?
Она не ответила. Возможно, сама по себе была неразговорчивой, или ей попросту запретили со мной общаться… Однако больше всего смущал ее бесконечно унылый голос, и я не собиралась сдаваться — надо было выяснить хоть что-то.
— Добр ли твой господин, Марушка? — снова в ответ тишина. — Часто ли заходит Эльрик? Ты знаешь Эльрика?
— Конечно, — она удивила тем, что наконец-то соизволила открыть рот. — Эльрик выполняет мелкие поручения господина и нередкий гость в этом доме.
— А тебе здесь нравится?
И опять молчание. Мы плелись по бесконечному коридору. Сейчас это жалкое подобие человека доведет меня до нужной двери и оставит без ответов? Ну уж нет. Я схватила ее за плечо и развернула к себе, повторяя вопрос:
— Тебе здесь нравится, Марушка?
И замерла. Девушка была довольно молода и симпатична, но ее глаза были… пустыми. Я не могла подобрать лучшего определения. Еще более пустыми, чем ее пустой голос. Я от этого неприятного осознания ухватила ее крепче и встряхнула:
— Марушка!
— Да, Тайишка. Что прикажете?
Ужас какой… Кукла? Запрограммированная на определенные ответы? Я резко выдохнула и попыталась говорить спокойнее:
— Прикажу отвечать на мои вопросы, что же еще? Как давно ты в этом доме? Или тебе нельзя отвечать?
— Почему же, можно, — она смотрела на меня мутно-голубыми стекляшками. — Просто не вижу в этом смысла. Лет семьсот примерно.
— Сколько?!
— Лет семьсот примерно.
Хоть руки у меня и задрожали, но упускать инициативу я не собиралась. Перепугаться от осознания всегда можно и попозже.
— Ты живешь семьсот лет?!
— Живу?.. — она как будто задумалась. — Ну, можно и так сказать. Господин Шакка не любит изменений в обстановке, и потому оставил себе всех слуг, которые были с ним с самого начала.
— Оставил? — кажется, я поняла смысл сказанного. — Он вас воскрешает, что ли?! Это ж сколько раз он тебя воскрешал, что ты на живое существо перестала быть похожей?
— Всего один, — монотонно ответила служанка. — Но господин не любит шума и скандалов, потому он возвратил нас частично. Зачем эмоции, если и без них работать можно?
У меня попросту не осталось слов. И Тайишка внутри окаменела. Мы пока это даже друг с другом обсуждать не могли. Моя комната оказалась небольшой и довольно уютной, если бы мне было дело до уюта. Широкая кровать, тумба с масляной лампой, шкаф… Но я, как только Марушка ушла, приблизилась к окну. Вон там садовник обрезает ветки, тут женщина продолжает подметать дорожку, вдалеке у забора пара работяг что-то пилят… И что, все они такие же зомби? Воскрешенные неэмоциональные марионетки, которые уже семь столетий подряд подрезают, пилят и подметают? Обхватила себя руками, пытаясь унять озноб. Даже общество гаки теперь не казалось таким уж страшным — тварь хотя бы улыбаться умела и хохотала вполне себе по-человечески! А эти ходячие трупы… Нет, меня истеричкой не назовешь! Но все внутри мелко тряслось от осознания, что вокруг меня, кроме самого господина, нет ни одной полноценно живой души. Теперь я боялась — как никогда до сих пор. Ощущала настоящий, вяжущий страх, лишающий сил и надежды.