— О чем она, Ридди?
По всей вероятности, этот был из них самым башковитым. Или просто самоуверенным, что часто путают с умом. Он окинул взглядом меня, потом друзей и серьезно резюмировал:
— Понятия не имею.
— Может быть, мы вернули Тайишку, да не целиком? — предположил третий, имени которого я еще не слышала.
— Понятия не имею, — с той же серьезность повторил Ридди.
В конце концов они удосужились дать мне какой-то грязный плед, чтобы завернулась в него, и кружку с кислым молоком. Я не испытывала особенного голода, да и предпочла бы перекусить чем-то более съедобным, потому отставила кружку на пол, вся сжалась для сохранения тепла и пыталась расслышать, о чем они в углу бубнят. Скорее бы Костя пришел — разбудит ведь. У него характер такой: тихо телевизор не заберет, обязательно захочет и настроение испортить. А у спящей меня настроение очень устойчивое. Приди скорее, Костенька, испорть уже мне настроение!
— Может, все-таки учителя позовем? А вдруг она взбеленится, как гака?
Все оглянулись на меня, зыркнули круглыми глазами. Вероятно, они боятся меня не меньше, чем я их.
— Как… гака? Подожди-ка, ведь в черной книге точно было о том, что некоторые люди возвращаются не людьми…
Я тут вот что подумала. Мне и холодильник не слишком-то нужен. Приходи, Костя, забирай и холодильник. Что хочешь забирай, ничего не жалко. Только разбуди.
— А если она все же ведьма? Ведьм же нельзя возвращать!
— Да не была Тайишка ведьмой! У ней волосья светлые, а не рыжие! Или погодь, может, немного рыжие?
Рыжей меня в глаза еще никто не осмеливался называть. Перемахнула одну прядь через плечо и зажала в кулаке. Да, даже при таком жутком освещении ни капли рыжины, чтобы ярлыки тут навешивать! Странно только, что волосы мне снятся длиннее, чем есть. Почти до пояса — красота! Но я бы ни за что такие патлы не отрастила, слишком много ухода требуют. В прошлом месяце под длинное каре подстригла…
— Она могла не знать, что ведьма! Нигде ж не училась, с колдунами не общалась, а они ж изредка бывают и не рыжими... А-а! Ребята, мы вернули к жизни ведьму!
— Не паникуй! — истеричным шепотом отозвался Ридди. — Рано еще паниковать!
И последнее «вать» прозвучало писком на грани слышимости. Да, истерика у всей троицы не за горами. И у меня недалеко. Сейчас вдруг вспомнился Костя. Зачем я вообще с ним расставалась, с любименьким моим? Ну и пусть зануда, ну и пусть любитель разводить бесконечные скандалы на ровном месте. Зато сейчас был бы дома — глядел бы свой любименький телевизор и нудел бы под ухом, что я разоспалась посреди бела дня. Ко-остя, Ко-о-остенька, где ты там, родной?
* * *
Наконец-то приятели мои новоявленные созрели до очередной гениальной мысли:
— А почему она молоко не пьет? Может, ей не молоко нужно?
Хором ахнули и отшатнулись к противоположной стене, как будто в моей приподнятой брови разглядели смертоносное оружие. Потом Ридди, демонстрирующий хоть какие-то признаки интеллекта, выдавил:
— Это не значит, что она гака. Пока еще не значит… Но до тех пор, пока не убедимся, учителю ее показывать нельзя — вышвырнут из академии за милу душу.
— Вышвырнут, — согласился Изинк.
И третий, имя которого я не запомнила, поддакнул:
— Как пить дать — вышвырнут. А если гака проголодается до того, как мы позовем учителя?
— Да не гака это! — рявкнул на него Ридди. — Глянь, глаза какие добрые!
Я окатила их презрением. Возможно, в плохо освещенной каморке не видно, какие именно у меня глаза добрые. Однако сомневающийся облегченно кивнул, а Ридди вздохнул:
— Товарищи, нам нужна помощь.
Да ладно! Мне уже полчаса назад стало ясно, что им нужна серьезная помощь. От присутствия пары психиатров в нашей компании я бы точно отказываться не стала. Но у Ридди на уме был другой план:
— Мой кузен учится в выпускном на мага… Если он не сможет дать совет, тогда уж пойдем сдаваться учителю.
— Это который Эльрик? — скривился прыщавый. — Да он такую цену заломит, что мы потом сами гаками станем, чтобы прокормиться.
— Эльрик, Эльрик, — сокрушенно, но уверенно добивал Ридди.
— Я против! — заверещал третий, имя которого так и канет в анналы этой комедийно-эротической истории по причине моей невнимательности. — Он у тебя… прости ради первого надгробия, просто ужасный человек!
Ридди повернулся к нему и отчеканил:
— Согласен. И готов выслушать твои предложения.
Предложений больше не нашлось, и потому меня оставили в одиночестве. Не забыв запереть дверь. Я огляделась еще раз. Стол в центре, на котором я очнулась, оказался кроватью без матраса, выдвинутой в центр. Еще две стояли около стен. Пара больших тумб и смердящие лампы на стенах. Как они тут не задыхаются? Узенькое мутное окошко под самим потолком. Восхитительный кадр для начала фильма ужасов. Что-то в моем кошмаре все жанры перемешались, а я не сторонница подобных миксов. Костян мой явно запаздывает. Ну не уйдет же он, не разбудив меня? Только не это!
— Сиди ты на месте, зачем нарываешься?
Я подпрыгнула и принялась озираться, но даже в темных углах не могла разглядеть говорившую. Знакомый женский голос прозвучал совсем рядом. Но рядом никого не оказалось.
— Кто здесь?
Мне не ответили. Несмотря на все происходящее, я не была пока в состоянии признать себя безумной… или склонной к слуховым галлюцинациям.
— Эй, — позвала мягче. — Ты где?
— Здесь я, — буркнуло мне в ответ недовольно. — Не ори так.
Когда я поняла, что слова несутся из моего же рта, подпрыгнула на месте еще раз. Нет, все же диагноз о психическом состоянии можно и пересмотреть. И до того, как я поддалась панике, прямо в голове у меня раздался мой же голос:
— Тихо! Ты совсем ничего не боишься?
Теперь вот боюсь…
— Ты кто? — спросила все равно вслух.
— Это меня они оживляли… А как ты здесь оказалась — большой вопрос. Но ты не нарывайся, белыми духами леса прошу, только не нарывайся…
Она захныкала. Я же, как оказалось, еще не устала удивляться:
— Тайи-иш… как тебя там? Это ты, что ли?
— Я, — нет, она точно хныкала.
— А что же раньше молчала?
— Боялась. А когда в себя пришла, ты уже тут во всю буянила!
— Я буянила?
Она замолчала и больше не отвечала мне. Я, кстати говоря, тоже желанием общаться не горела. Это же надо, тут все время сидела и хоть бы совет какой подкинула! Боялась она. Ну да. А я здесь, получается, в самой привычной для себя обстановке буянила.
Когда из коридора раздался хохот, я поспешила снова закутаться в плед и вжаться в стену. Спаситель честной компании пребывал отчего-то в самом веселом расположении духа:
— Придурки! Кретины отмороженные! У вас на троих ни одной извилины не нашлось?
И со смехом же ввалился в каморку, остальные спешно закрыли дверь и подтолкнули его ко мне. Новенький был заметно старше предыдущих — примерно мой ровесник. Почти приятный на вид блондинчик, если бы не ситуация, уродующая сейчас любое восприятие. Своим смехом он вводил младших в краску и не стеснялся в выражениях:
— Идиоты с мозгами древнего мохряка! Тупоголовые…
Ридди, который и до сих пор демонстрировал наибольшую отвагу, перебил:
— Кузен! Ты взял с нас тридцать процентов нашей стипендии до конца года для того, чтобы нас оскорблять?
— Тридцать? — тот в ответ расхохотался еще веселее. — Уже пятьдесят!
— Что?
— Я говорю советы, а вы слушайте и в уме подсчитывайте. Трупы для дипломной работы некроманта берут из утвержденного списка! Проверяют, чтоб до седьмого колена ведьминской крови не было и иных подозрений на связь с духами, чтобы исключить возвращения не-человеком. Подписи родни собирают… И, скажу я вам, далеко не всегда наследнички подписываются под желанием воскресить так вовремя почившего богатого дядюшку…
— Эльрик, ты можешь короче? Что нам делать?
— Что вам делать, идиоты? Так не перебивайте, внемлите мне. За воскрешение трупа вне утвержденного списка вас вышвырнут из академии, а ее тихонько придушат. За воровство трупа — штраф. Такой, что еще ваши правнуки вас недобрым словом будут поминать. А если она гакой обратится да кого-нибудь сожрет, то вас самих в лучшем случае придушат. Слышите в моих словах про пятьдесят процентов?