Деревянные корпуса постепенно сгнивали на дне, россыпи монет быстро скрывались под илом, целые и сломанные амфоры — чуть медленнее. Каменные древнегреческие якоря и кованые византийские вазы обрастали ракушками.
Но настоящий урожай принесли войны последних двух веков, начиная со знаменитой войны, которая так и называлась Крымской. Только за один штормовой день 2 ноября 1854 года на рейде Балаклавы затонуло одиннадцать британских военных и транспортных судов, в том числе винтовой пароход «Prince» с грузом в полмиллиона фунтов стерлингов золотом.
За Первую мировую войну в Черном море затонуло около трехсот кораблей, среди них весь русский Черноморский флот, затопленный по приказу Ленина.
За Вторую мировую только Германия вместе с союзниками потеряла здесь 457 единиц, советские потери были в два раза меньше, но тоже неслабыми.
Большинство из этих кораблей похоронено поблизости от крымских берегов. Они уже не истлеют, как деревянные их собратья, разве что превратятся в огромные растительные холмы со стальными пещерами для рыб, крабов и прочей живности.
Каждое лето в Крым съезжаются ныряльщики — говоря современным языком, любители дайвинга. Кому-то важны сувениры со дна, кому-то фотографии. Кто-то задался целью пометить на карте морского дна еще одну точку. Такую карту с указанием координат затонувших судов Сиверову пытались всучить за триста долларов в первый же день его пребывания на полуострове.
К столику в придорожном кафе подсела деловая личность в шортах и тенниске — когда-то яркой, но давно выгоревшей. Светлые брови и щетина на коричневом от загара лице делали незнакомца похожим на альбиноса.
— Можно приземлиться? Извини, проходил мимо, увидел у тебя в салоне знакомые причиндалы. Сегодня приехал? Держи ухо востро, здесь куча желающих заработать на дайверах.
Посетовав на нехороших людей и просто мерзавцев, человек, назвавшийся Жорой, предложил свозить на «классные места».
— Есть моторка, домик у моря. Без больших удобств, зато цена божеская.
Потом дрожащими от благоговения руками развернул свернутый в трубочку ламинированный лист.
— Больше такого не найдешь. Чистый эксклюзив. Здесь лохам впаривают такие карты — смех и грех. Грамотно координаты написать не могут. Моя карта срисована с ГПУ-шной. Не веришь? Сейчас об этом можно прочесть, а раньше все подряд засекречивали. В двадцатых годах работала здесь контора «ЭПРОН» — «Экспедиция подводных работ особого назначения». Эта самая «экспедиция» пометила больше тысячи затонувших судов, ихние данные до сих пор считаются самыми надежными. Просто у меня дед родной там работал. После его смерти я и нашел карту. Слишком ветхая была, в руках разваливалась. Пришлось новую карту купить и все отметки перенести вручную. Видишь, запаяна в ламинат. Хоть под воду с собой бери, ничего ей не станет.
Сиверов не торопился отшивать торговца морскими «секретами». В первые дни по прибытии всегда полезно пообщаться с местной публикой. Через полчаса цена на карту упала в десять раз.
— Срочно бабки нужны, понимаешь. Лови момент, пока задаром отдаю.
— Расслабься. Я приехал отдохнуть и понырять в свое удовольствие. Все ваши карты мне по барабану.
— Так бы сразу и сказал.
— А вот хибару можно посмотреть. Если договоримся, получишь аванс за неделю.
— Заметано. Только перекинусь словом с хорошим человеком и махнем.
Пока Жора, размахивая руками, общался со знакомым, к Сиверову подсел другой местный кадр и развернул точно такую же карту, запаянную в ламинат. Правда, романтическую историю он не успел рассказать. Вернувшийся Жора так глянул на него, что конкурент ретировался.
— Жулье, шушера, — проворчал «альбинос», усаживаясь в сиверовскую «девятку».
С асфальтовой дороги перебрались на грунтовую. Она тянулась без развилок, не было нужды подсказывать водителю, в какую сторону сворачивать. Жора уже понял, что гость — человек бывалый: в курсе местной конъюнктуры и расценок за разного рода услуги. Поэтому цену за жилье заламывать не стал. Последовав совету Глеба, он расслабился и взялся пересказывать последние новости:
— На прошлой неделе в этом самом кафе гробанули туриста. Нажрался и стал бить себя в грудь, хвалиться, что три раза нырял на немецкий корабль — охотник за подлодками. Нашел ошметки обмундирования, набрал горсть знаков отличия и два офицерских креста. Потом его самого нашли под кустами с кровоподтеком на темечке. Ничего не помнит, полный провал. Только рюкзак его перетряхнули и забрали улов. А фашистские цацки теперь на рынке неслабо стоят. Любителей этого дела сейчас хоть отбавляй. Не просто любителей — фанатов.
— Уродов точно хватает, — заметил Сиверов.
— И еще свежее ЧП. Троих ребят повязали, вляпались по собственной глупости. Как раз штормило, на берегу было пусто. Выбросило утопленника с классным снаряжением. Они и соблазнились, раздели мужика. Думали, никто не увидит. Это в бархатный-то сезон, в начале сентября! Да сейчас, куда ни плюнь, за каждым камнем кто-нибудь спит, загорает или трахается. Впрочем, вру, остались еще заповедные места. Мы, местные, держим их в секрете. Иначе и там загадят: будут валяться битые бутылки да прокладки!
Разговор о секретах он затеял неспроста — пассажир опять надеялся развести Глеба на бабки.
— Хватит ужасы наводить. Лучше скажи, сколько еще погода продержится.
— Неделю так точно. Ты, кстати, баллоны зарегистрируй. А то подплывут пограничники, деньгу на пустом месте сорвут.
Дом, сдаваемый внаем, оказался крохотной мазанкой на вершине склона. Полное отсутствие удобств искупал потрясающий вид на море. Сиверов не сомневался, что у Жоры в запасе еще как минимум десяток таких «номеров».
— Устраивайся. Насчет матраца не сомневайся: ни одной мандавошки, регулярно на солнышке прожариваем. На тачке к морю не спускайся — дорога осыпается, тормоза не удержат. Предупреждаю на всякий случай, у тебя, как я вижу, башня ровно сидит. Вон на стенке номер моего мобильника. Отсюда не звони — не дозвонишься. Повыше забраться надо — вон туда.
Оставшись в одиночестве, Глеб достал из машины спальный мешок, постелил на дощатый пол и прилег, не залезая внутрь, — жара еще не спала.
Наверняка Клюге выполнял в Крыму чей-то заказ. Только вот чей, спецслужбы или частного лица? Например, родственника человека, погибшего на одном из судов. Почему встревожился Потапчук? Все ли он рассказал, что ему известно?
Действовать нужно аккуратно. Человек далеко не так же свободен, как птица в небе и рыба в воде. Даже работа на себя — несвобода, а работа на контору — тут и говорить нечего. Но ни одна контора на свете, включая ФСБ, не несет по отношению к Слепому никаких обязательств. Особенно на территории соседнего государства.
Человек с этим прозвищем мысленно представил карту крымского берега. Похожую на ту, которую ему два часа назад пытались продать, только гораздо более подробную, с гораздо более точными данными.
Контора под названием ЭПРОН действительно работала в Крыму в двадцатых-тридцатых годах прошлого века. Громадный объем информации собрала потом Гидрографическая служба Черноморского флота. Имелись и новейшие данные последнего десятилетия — в большинстве своем уже проверенные и перепроверенные.
Перед отбытием на юг Слепой запомнил карту наизусть, особенно в той части морского дна, которая примыкала к месту обнаружения утопленника.
Хотя… Если такой мастер не желал раскрыть цель своего погружения, он мог скрыться под водой достаточно далеко от места. Проплыть, сколько требуется, в верхних, теплых слоях и уж потом опуститься на глубину, туда, где температура никогда не поднимается выше десяти градусов.
***
Глеб Сиверов давно усвоил простое правило: хочешь что-то узнать — не спеши задавать вопросы. Люди сами все выболтают, главное — не проявлять заинтересованности. Отмотав тридцать с небольшим километров до Севастополя, он снял на сутки номер в той самой гостинице, где останавливался немец. Около полуночи вышел из номера в коридор, опустился на диван на небольшом пятачке рядом со столом дежурной по этажу. Пожаловался: