Когда-то инструктор по подводному плаванию рассказывал молодым сотрудникам, среди них и Глебу, о приметах боевых аквалангистов. Он говорил, что, имея возможность выбора, лучше заходить на погружение в направлении с севера на юг и с востока на запад.
Первое направление выдерживается в любом случае. А вот второе… Если допустить, что Клюге подвержен суевериям коллег, тогда область вероятной цели сужается в два раза.
На первый взгляд кажется, что женщины суевернее мужиков, старость суевернее молодости. На самом деле самый суеверный разряд — люди постоянного риска. Преступники и секретные агенты, террористы и спецназовцы.
Таксист не видел на немце наколок или амулетов. Не заметил, чтобы Клюге выполнял перед погружением какой-то обряд. Но это ничего не значит. Большинство людей риска не афиширует суеверия перед посторонними. Да и сами их приметы — хорошие или дурные — вовсе не театральны, не бросаются в глаза.
Если взять западное направление, в пределах зоны есть три затонувших объекта — «рэка» на жаргоне дайверов. В переводе с английского «wreck» означает не только аварию и катастрофу вообще, но и остов разбитого судна, останки кораблекрушения.
Первый «рэк» — это советский тральщик, уничтоженный с воздуха в самом начале войны. Второй — немецкий «охотник за подлодками» — небольшой боевой корабль.
Кроме карты генерал Потапчук предоставил Глебу на ознакомление папку с отчетами гидрографической службы Черноморского флота. Судя по отчету семьдесят второго года, оба объекта были основательно покалечены взрывами и представляли собой груды покореженного металла.
Вдобавок оба затонули на небольшой глубине. Можно не сомневаться, что дайверы всех категорий, от «чайников» до ныряльщиков со стажем, облазили эти груды вдоль и поперек, разобрали на сувениры всю сохранившуюся мелочовку.
Первый и второй «рэки» с большой натяжкой могли сойти за цель. Но вот третий, затонувший не так уж давно…
Сиверов слышал об истории «Лазарева». Сразу после трагической катастрофы о ней писали во всех газетах. Изначально этот пассажирский корабль имел немецкое гражданство. Построенный фирмой «Bremer Vulkan», он отличался полностью клепанным корпусом — сварка на германских верфях тогда еще не применялась. На воду был спущен в конце двадцатых годов под именем «Фридрих Великий» и стал одним из лучших океанских лайнеров судоходной компании «Norddeutscher Lloyd».
Во время Второй мировой войны судно использовалось как плавучий госпиталь. В январе сорок пятого оно затонуло на глубине восемнадцать метров возле Свинемюнде. По одной версии подорвалось на мине, по другой — погибло от торпедной атаки.
Через год его пытались поднять, но сработало взрывное устройство, поставленное на этот случай немецкими подводниками, — кораблю разворотило корму. В сорок восьмом судно все-таки подняли, восстановили на верфи в ГДР и передали в состав Черноморского пассажирского флота. Вместо холодных балтийских волн оно окунулось в теплые южные воды.
Судно, переименованное в честь адмирала Лазарева, еще в начале восьмидесятых считалось вполне комфортабельным для черноморских круизов. Несчастье случилось в восемьдесят шестом буквально на ровном месте: на выходе из Севастопольской бухты пароход столкнулся с сухогрузом и затонул в течение восьми минут. Несмотря на срочно принятые меры, погибло 480 человек — больше трети пассажиров и членов экипажа…
Этот третий объект покоится на значительно большей глубине и по сравнению с двумя другими имеет огромные размеры. Его можно сравнить с целым городом, блуждание по которому опасно даже для опытных ныряльщиков.
…Выбор в пользу «Лазарева» напрашивается сам собой. По крайней мере начинать поиски следует именно с этого «рэка».
***
Глебу предстояло своими глазами увидеть результаты катастрофы. И попытаться разглядеть нечто большее — то, что могло заинтересовать его неудачливого предшественника. Экипировка Глеба уступала экипировке Клюге только в отношении дизайна и температурных условий, в остальном была на уровне.
Двойной баллон имел двухвентильный коллектор — в случае утечки одного из регуляторов можно перекрыть его и пользоваться обоими баллонами через другой, исправный. Вместо дорогущего мини-компьютера для длительных погружений на запястьях был закреплен ремешками-«липучками» набор относительно недорогих устройств: манометр, жидкостный компас, таймер и глубиномер.
Работая ластами, Сиверов уходил от берега и плавно опускался на глубину. От мощных гребков шарахались в стороны медузы, стайки мелких ершиков и кефали. Фонарь просвечивал мутную воду не больше чем на пять метров.
По мере погружения температура постепенно падала. В верхнем слое даже сейчас, ночью, она составляла не меньше двадцати пяти градусов. Чуть ниже уже не такой «кисель». Но самое худшее начнется на приличной глубине, после термоклина, — там водичка ожидается, мягко говоря, «осенняя» — не выше семи-восьми по Цельсию.
Сиверов не спешил принимать такую «ванну». Время от времени посматривал на компас, старался поддерживать постоянную скорость, чтобы не ошибиться и «свалиться» на глубину именно там, где стоит на дне восьмипалубный мавзолей, бывший «Фридрих Великий», теперешний «Лазарев».
Пора… Даже в подводном мире феноменальное зрение Слепого облегчало жизнь. Он видел больше и дальше, чем видел бы любой другой в этой мути, полной взвешенных частиц.
Он готовился к скорой встрече с кораблем, но все равно случилась она неожиданно — внизу выросло нечто вроде дна. До реального дна, без сомнений, еще далеко. Да и очертания слишком правильные. Похоже, это шлюпочная палуба, равномерно заросшая ракушками и водорослями.
Вот и шлюпка угадывается — с нее даже не успели снять брезент. Движемся параллельно палубе… Еще одна шлюпка, дальше капитанский мостик. Ниже верхняя пассажирская палуба с каютами-люкс. В таких каютах не круглые иллюминаторы, а большие прямоугольные окна. Здесь пустой проем, от разбитого стекла остались по краям острые зубцы.
Посветив фонариком, Сиверов остановился, повиснув в подводной «невесомости». Внутри каюты почудилось какое-то движение. Мираж, «глюк»? Гибель Клюге отложилась в памяти, как и ее причины. Если с опытнейшим аквалангистом такое стряслось, значит, ему, Сиверову, тем более надо отслеживать свое внутреннее состояние.
«Глюки» — это уже сигнал неблагополучия. Пока вроде рановато — еще и десяти минут не провел на реальной глубине. Но лучше проверить. Ладонью в перчатке Глеб провел по толстому стеклу, стирая с него слизь. И невольно отшатнулся.
Изнутри навстречу ему ткнулось в окно женское лицо — приоткрытый рот, длинные распущенные волосы, завороженно-безумные глаза.
Глеб покрутил головой, отгоняя наваждение. Или это реальность? В восемьдесят шестом водолазы-спасатели наверняка подняли не всех утонувших. Руководители разного ранга отводили на работы определенный срок и потом объявляли их закрытыми. Отчасти они боялись новых жертв — из длинных затопленных коридоров кто-нибудь из водолазов мог не выплыть.
Сиверов почувствовал, что взмок до нитки в своем «сухом» неопреновом костюме. Никто — ни друзья, ни враги — никогда не считал его слабонервным. Скорее наоборот, холодным и бесчувственным, лишенным всяких сантиментов.
Но сейчас одно наложилось на другое. Тишина огромного склепа, специфическое ощущение глубины, фантастичность происходящего и жутковатый вид женского лица в свете фонаря. Волосы, ресницы и брови выцвели до полной белизны, как у альбиносов. Зато кожа потемнела и стала насыщенно-желтой.
Сиверов видел утопленников, выловленных из воды спустя месяц после гибели. Здесь было что-то другое…
Сделав над собой усилие, он опустился на следующий палубный уровень, нырнул в коридор. Многие двери были сорваны с петель во время спасательно-поисковых работ. В темном «колодце» плавали или просто шевелились от слабого подводного течения разнообразные предметы: настольная лампа без абажура, выдвижной шкафчик, бусы.