Вот теперь можно отправляться в небо. Сна как ни бывало.
Я быстрыми шагами догнал ведомого, тот, собственно, не сильно и торопился. Толстяк в лётной куртке уже собрал вокруг себя летунов, которым скоро отправляться в небо.
- Враг идёт с небольшим опережением, - говорил он. - Кроме того, торпедоносцы прикрывают не только лёгкие аэропланы, но и корвет. Он маячит на границе залпа нашего главного калибра - сам огня не открывает.
Всё понятно. Теперь нам придется либо, очень сильно рискуя, лететь мимо него, подставляя себя под огонь его зенитных пулемётов, либо делать большой крюк. Что очень сильно играет на руку тяжёлым аэропланам.
- И самое неприятное, - добавил толстяк, - разведчики доложили, что видели на аэропланах прикрытия значки «Летающего цирка».
- Барон, - прошелестело над нашими головами.
Если Ястреба и Ятаганы ненавидели, то Барона - просто боялись. Командир самой эффективной эскадрильи Нейстрийского фронта. Они не перестали воевать, даже после подписания перемирия. Как и Буковски, Барон собрал своих летунов, чтобы стать наёмниками. Теперь они убивали не ради славы или орденов, а за деньги. В каком-то смысле это было даже честнее.
- Блицкригу продался, - прошептал ведомый. - На это мы не рассчитывали.
- А на «Турн-и-Таксис» не грешишь? - глянул на него я.
- Даже у почтарей не хватит денег на Ястреба с Ятаганами и на «Летающий цирк» Барона.
Я только плечами пожал. Может быть, он был прав. Счетами почтовой компании я не интересовался, хотя, наверное, многие аудиторы готовы были за это душу продать. И всё равно, остались бы, как говорят, с положительным балансом.
- Вот что такое мы впутались? - спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Ответа, конечно, не получил. Ведомый даже плечами пожимать не стал.
- По машинам! - выпалил один из летунов, быть может, тот же самый заводила или уже новый.
- Высокого неба! - крикнул нам толстяк.
- Не теряй его, - нестройным хором ответили мы.
Толстяк махнул рукой. Техники засуетились сильней обычного. Запели сирены. Замигали лампы. Внешняя стена ангара медленно начала расходиться. Бывшая десантная палуба была переделана под ангар для аэропланов. Я уже несколько раз встречался с таким.
Мы забрались в свои машины. Когда я уже собирался запрыгнуть в кабину, меня поймал за рукав молоденький ещё механик.
- Там же холодно, - сказал он, - а вы с мокрой головой.
- Там, - махнул я рукой в сторону медленно расширяющейся серой полосы неба, - будет так жарко, что я уж точно не простыну.
Паренёк, похоже, был не в курсе этой бородатой шутки фронтовых летунов. Он с недоумением уставился на меня.
- От пневмонии не умер ещё ни один летун, - усмехнулся я.
Запрыгнув в кабину, я крикнул «От винта!», хотя у безразгонника никакого винта не было. Наверное, скоро эта фраза станет ритуальной. А то и вовсе уйдёт в прошлое.
Двери ангара окончательно разошлись в стороны. Можно было взлетать.
Аэропланы приподнялись на несколько сантиметров над полом ангара - и хоть нам никто не выдавал ордера или порядок вылета, один за другим покинули помещение. Выстроились в небе и направились к новой схватке. На полной скорости. По широкой дуге обходя смутную тень вражеского корвета.
Именно тогда мы столкнулись с новым зенитным вооружением Блицкрига. Не повезло тем, кто решил обогнуть корвет сверху, использую высокую скорость набора высоты, присущую безразгонникам. Мы с ведомым ушли налево - и нам было очень хорошо видна вся страшная картина.
Лязг металла был слышен даже с большого расстояния. Стволы орудий, высунувшиеся из-за броневых щитов, были почти незаметны. Зато результат обстрела - очень даже. Как будто несколько десятков шутих выстрелили одновременно. Верхняя палуба корвета окуталась клубами пара и порохового дыма. В небо рванулись снаряды. Затем новый залп. И ещё одна волна снарядов. Во время третьего залпа начали взрываться в небе первые снаряды. С глуховатыми хлопками расцветали в небе сероватые облачка. Шрапнель превращала аэропланы, летящие над корветом, в настоящее решето. Они разваливались прямо в воздухе. Град обломков посыпался прямо на верхнюю палубу
- Дьявол, - вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы.
А ведь самым основным манёвром обхода воздушных судов всегда был именно подъём. Чтобы заходить сверху на вражеские аэропланы. Раньше для борьбы с этим манёвром использовали баллоны с газом, маневрировать среди которых почти невозможно. Теперь вот блицкриговцы придумали куда более эффективный метод.
Но корвет остался позади. Впереди нас ждал враг - жестокий и опытный. Так что и оружие, и погибших ни за грош товарищей, лучше пока забыть. Тем более, что я даже имён их не знал.
Оставшиеся аэропланы выстроились боевым ордером. Летящий недалеко от меня пилот показал большим пальцем вверх. Я кивнул, Мы начали набирать высоту. Остальные последовали примеру. Атаковать врага лучше всё-таки с превосходящих высот. Если, конечно, у тебя нет плана неожиданной атаки, как у Александера.
Примерно также думал и Барон. Наши эскадрильи налетели друг на друга, едва не столкнувшись в облаках. И грянул встречный бой. Аэропланы Барона опередили торпедоносцы, чтобы первыми встретить нас.
Я бросил машину влево. Летевший рядом пилот ушёл со своим ведомым вправо. Не думая о том, попаду ли в кого, я нажал на гашетку. Среди туч замелькали очереди фосфорных пуль. Я прошёл мимо раскрашенного самыми невероятными цветами, как это принято в «Летающем цирке», аэроплана. Летун его помахал мне рукой. Шутник, будь он неладен. Оказывается, подлец отвлекал моё внимание - и это ему почти удалось. В последнюю секунду я успел бросить аэроплан вниз и влево, уходя от длинной очереди налетающего спереди врага. Надеюсь, ему достается от ведомого.
Закрутив штопор, я повёл аэроплан снова вверх, выбирая себе цель. Враг как будто почувствовал моё внимание. Ушёл с линии огня - нырнул в облака. Я не стал гоняться за ним. Всё же главной целью были именно торпедоносцы. Я поднял машину ещё выше, не рискуя уходить в тучу. Слишком велик шанс наткнуться при выходе на врага. А то и схлопотать шальную очередь неизвестно от кого.
А вот и тяжёлые аэропланы. Здоровенные четырёхмоторные машины с экипажем в пять-шесть человек. Так и топорщатся пулемётными стволами вверх и вниз. И палят стрелки вовсю, чертя небо фосфорными пулями. Похоже, со времён войны они приобрели популярность.
Подняв аэроплан ещё выше, я бросил его в крутое пике, нацелившись на один из двигателей торпедоносца. Пулемётчик заметил меня, развернулся в своём гнезде в мою сторону. Но было поздно. Я заходил с той стороны, где он уже не успел меня достать. Длинной очередью из обоих стволов я хлестнул по двигателю. Тот мгновенно воспламенился. Широкие лопасти пропеллера замерли. Заодно язычки пламени побежали по внушительному деревянному крылу торпедоносца.
Я ушёл вниз. За спиной раздалась ещё одна длинная очередь. Ведомый продолжал обрабатывать тяжёлый аэроплан.
Я уже собирался на второй заход по тому же противнику. Но меня перехватил наёмник. Он вынырнул из облаков сбоку. Открыл ураганный огонь. Пули застучали по фюзеляжу, вспыхивая, но не причиняя вреда тонкому металлу. Я увёл машину вверх. Резко выключил тягу, давая аэроплану самому упасть на врага. Рухнул вертикально. Машина противника представляла собой идеальную мишень. Мне хватило одной очереди. Окутавшись пламенем, блицкриговец устремился к земле, сваливаясь в неуправляемый штопор.
На скорости я проскочил мимо торпедоносца. Достать его я просто не успевал. А вот бортстрелки устроили на меня настоящую охоту. Мне очень не повезло угодить под перекрёстный огонь сразу двух пулемётов. Выжав газ до упора, я закрутил штопор, лишь бы уйти хотя бы относительно целым. Пули снова застучали по фюзеляжу моего аэроплана. Он затрясся от многочисленных попаданий. А ведь живучая машина! Каким-то чудом мне удалось вырваться из-под перекрёстного огня. И даже бой вести ещё мог.