С болгарами и венграми — миром договориться. Захотят, куда денутся. И — на фрицев, не хрена им рейхи и империи создавать. Всё. Ближайшие планы понятны.
— Ладно, Петрович! Свистать всех наверх. То есть, поднимай дружину. И ополчение поднимай. Пойдем с соседями знакомиться.
Глава третья
Шестидневная война
Войско широким серебряным валом катилось по пустыне. Оно, конечно, степью эта хрень называется, но по князеву разумению, раз деревьев нет, значит пустыня. Игоря этот поход уже достал. Нет, чтобы на броне БТРов, сокрушая из пулеметов степную конницу, за пару дней долететь до этого несчастного Итиля, а потом сравнять его с землей огнем крупнокалиберной артиллерии. Трясись тут в седле, как мешок с дерьмом. Хорошо еще, что тело обучено этой животиной управлять. Так остозвиздело!
И хрен бы с ним, так еще, как выяснилось, с лошадьми проблемы. Думал любые годятся, только до поля боя добраться-то надо, всё одно дружина верхами воевать не обучена. А ни фига. Большинство крестьянских лошадок только пахать и годятся. А после планируемого похода им одна дорога — на живодерню. А князю хозяевам потери возмещать! Разоришься!
Выручили печенеги. Вот тоже. Кто сказал, что они турки? Тогда сам Игорь — индийский магараджа! Русоволосые, синеглазые, рязанские носы картошкой. С любым кметем одеждой поменяй — не отличишь. Славянами себя считают, с Киевом сильно дружат, это при Аскольде-предателе воевали, а сейчас не разлей вода. Почему предателе? А тот христианство принял, считай, веру отцов предал. Рюрик и сам с ним воевал. Точнее не воевал, на поединок вызвал и честно проткнул мечом. Еще до майора. Молодой был, горячий, да и жен было всего четыре.
В общем, печенеги Киев уважают, а Игоря считают и своим князем. Ну и подогнали по-дружески несколько табунов, окромя своей конницы. Вот они — настоящая конница. А русичи — конноризованная пехота. В принципе, по десятому веку большими толпами самое оно ходить. Никто не задирается, никто не возражает, города сами ворота открывают, стоит только пообещать не грабить. Но как же долго!
Пока до вятичей дошли, пока весь их мед выпили, пока до Волжских булгар доползли, да объяснили им, что Аллах вино пить запретил, а меды и самогон — можно. Пока…
А хазары, как вымерли, уроды. Говорят, даже сборщики дани пропали куда-то. И мелкие бандитские отряды словно запропастились. Майор посчитал: получается, с момента их с Петровичем появления в Киеве. Чуют турки еврейские, с кем дело имеют!
Но когда на их территорию влезли, объявились родимые. Напротив выстроились, парламентера прислали. Тот прискакал и давай базарить. Типа, мол зачем русы на чужую землю пришли. Хазары теперь на север не ходят, русские племена не трогают, даже вятичей от дани освободили. И вообще, хази-руси пхай-пхай, мир, дружба, жвачка! Золотом жвачка, серебром, товарами арабскими, оружием да скакунами. Ой, извините, арабскими товарами не выйдет. Война у хазар с арабами не на жизнь, а насмерть. А с русами они воевать не хотят и не будут, хоть на куски режь.
Пошептался Игорь с Петровичем, остальных воевод послушал и решил, что не дело это. Все знают: хазары — звери коварные. Сегодня ласковые да ручные, а что от них ждать, как арабов перебьют? То-то и оно. Два дня на переговоры впустую потратили, но решили воевать. А как, если противник категорически не желает? Только дружины на рать построится, как эти чурки хитрозадые собрались, да свалили от поля боя подальше. Пока пехота на коней взгромоздилась, пока догнали противника, опять в боевые порядки встали… А хазары снова драпать. Воеводы шуметь уже начинают: хазары, мол, нас в ловушку заманивают. Еще три дня такая странная война продолжалась. А на четвертый прижали хазар к их столице. Вроде, как город, но сильно на большой караван-сарай смахивает. Только стенкой обнесенный. Так себе стенка, сюда пару танков — вмиг разнесли бы на клочки. А кони хоть и стреляют, но не тем и не на такое расстояние. Их стрельба даром что химическим оружием считается, убойная сила никакая… А из города опять парламентера прислали.
— Рус, — кричит, — князя давай, да! Великий каган-бек с Великим князем говорить будет. И пусть мелочь всякая под ногами у Великих не путается.
Дружина в штыки, мол, не ходи, князь. Обманут, убьют, а другого князя нет у нас. Потом жены твои передерутся, выясняя, какой Святослав настоящий!
Но все же решили пойти. Нехорошо от переговоров отказываться. Приехали. С обоих сторон свита крутая. Не вельможи, бойцы. Морды у всех в шрамах, руки расписаны, железяки бряцают. Одним словом пацаны на забитую стрелку, чтобы разрулить по понятиям. Только «меринов» не хватает. А где их взять, когда все на жеребцах ездят?
Часа два базлали. А толку ноль. То есть совсем. Ни о чем. Каган-бек мужик здоровый, толстый даже, но не жирный, мышцы немерено. На своем стоит твердо: я, мол, своим на Русь нападать запретил, мне с тобой князь, делить нечего, так что не хрена зря мечами махать, вали обратно в Киев. Могу подкинуть мелочишку женам на подарки. А хочешь больше — пошли вместе арабов побьем, да у них отнимем.
На третий час майор не выдержал. Еще бы. Стоят на самом солнцепеке в железо упакованные, да болтают ни о чем. Не то что самогона, воды и той не взяли, горло промочить!
— Да что ты мне — говорит князь, — мозги сношаешь, чурка обрезанная?
Каган смотрит на него с большим удивлением и с ехидной улыбочкой парирует:
— Таки пан антисемит?
— Таки пан просто хамит, — на автопилоте отвечает Рюриков, как всегда на эту фразу отвечал, и только потом до него доходит. — Мишка, ты что ли?
— Нет, блин, бек Коган-хазарский! Ты на кой, майор, за еврейскими войсками шестой день по пустыне гоняешься? Юморист, твою маму!
Глава четвертая
Шестидневная пьянка
— Игорек! — вещал Великий каган-бек. — Вот скажи, я кто?
Дворец правителя за прошедшее с момента несостоявшейся битвы время был приведен в приличествующее проходящему мероприятию состояние и сильно напоминал дачу Петровича, оставшуюся в далеком и невозратимом будущем. Сам Мишка тоже принял вполне привычный вид. Разве что новое тело было значительно больше старого. Зато и пьянело куда меньше, а потому почти недельный загул не оставил на нем заметных следов. Ну почти…
— Ты… этот… — русский князь тоже держался молодцом, но всё же несколько хуже. Мысли немного путались. — Казан Булгарии! — сформулировал он, наконец, свою мысль.
— Ни фига! — отреагировал Петрович, пытаясь поймать убегающую сливу. — Булгары, которые волжские — они мусульмане. А Мишка — Базар Татарии! То есть, Татар Казании!
— Были мусульмане, — радостно сообщил бек, — мы их крестили!
— Это как? — вылупился Петрович.
— Загнали в Волгу и обрадовали, что Аллах их больше знать не желает! Сами же помогали!
— Когда?!
— Позавчера, — Миша задумался, — или позапозавчера… На третий день празднования нашего братания! Ты, Петрович, еще спрашивал, какой они будут конфессии! И решили, шо одесской, как только Одессу построим!
— Почему одесской? — не сдавался Петрович, смутно припоминая, было ли что-нибудь подобное.
— А почему нет? — в лучших традиция ответил Мишка. — Разве Одесса хуже Константинополя? Она гораздо лучше! Будет! А Стамбула не будет! Хрен туркам, а не Стамбул!
Игорь окинул боярина мутным взором, недрогнувшей рукой разлил по стаканам очередную порцию и, выпив, провозгласил:
— Петрович! Было! Кого-то купали! А ты, Мишаня, каган Хазарии! Во! То есть, главный среди евреев!
Коган взвыл, как будто ему прищемили мужское достоинство:
— Помилуйте, товарищ майор! Какие здесь к Хибиням евреи? Сала не жрут, представляешь? Самогону приличного днем с огнем не найдешь! И неприличного — тоже! Что это за евреи? Мало ли кто что читает! Мусульмане тоже все обрезанные, но они же не евреи! Единственный еврей во всей этой тряхомудии — я! И прикинь, тут нашлись уроды, которые пытались меня в чем-то обвинять!