Вечером того же дня я пришел в таверну Гильдии и спустился в тайный зал, где обычно собирались ее члены. Уже на входе Кол – тот самый, щуплый мужичек, который всегда сидел на входе – как-то слишком ласково уведомил меня, что Конь очень жаждет со мной пообщаться. Ничего другого не оставалось, как пройти мимо Червя и Черного, проводивших меня удивленными взглядами, и постучать в дверь кабинета Коня. Причем, бугаи-охранники, сидевшие на своем обычном месте, меня даже не остановили. Похоже, меня здесь действительно ждут.
В кабинете Коня, кроме самого хозяина, сидел и тот самый франт, у которого я срезал кошелек. Две, прошу прощения – полторы пары глаз уставились на меня. Никто не произнес ни слова. Я тоже не произнес ни слова. Просто подошел к столу и молча положил на него тот самый кошелек. Франт, тут же забрал кошелек, молча кивнул и отвернулся. Конь, так же молча, кивком указал мне на дверь. Помню, что в тот вечер я сильно напился, а Червь с Черным все никак не могли поверить моему везению. Ограбленный мной франт оказался очень авторитетным вором и, в придачу, другом главы Гильдии. Так что, считайте, что мне очень крупно тогда повезло.
* * *
Сегодня мне исполнилось шестнадцать лет. Говорят, в некоторых баронствах на юге день рождения – это праздник. Но там вообще много странных обычаев, многие из которых сохранились еще с доимперских времен, а некоторые были переняты от эльфов. Но Агил – имперский город. Здесь, в отличии от юга, который отличатся более свободными нравами, подобные чужие обычаи, особенно – исходящие от ушастых нелюдей, могут счесть ересью. Встречаться со жрецами Роаса и попасть под следствие по обвинению в ереси очень не хочется... Поэтому, несмотря на то, что в этот день, шестнадцать лет назад, начался мой жизненный путь – это самый обычный день. И начался он как обычно. Проснулся, позавтракал в ближайшей таверне, договорился с Червем и Черным встретиться после обеда и, как всегда, пошел в храм. Да, я все еще продолжаю ежедневно посещать храм Дарена. Привычка въелась настолько крепко, что, мне кажется, буду туда ходить каждый день даже когда стану дряхлым стариком. Если, конечно, доживу до того времени.
Как всегда в храме было полно народу. Толпа бурлила в каком-то своем ритме, люди постоянно перемещались и перемешивались. Дарен свидетель – это больше похоже на кипящий суп, чем на человеческое сообщество. Я влился в это человеческое море и сразу, привычно, стал его частью. Иногда толпа напоминает мне какой-то единый, самостоятельный организм. Здесь главное – не потерять индивидуальность. Но и идти против толпы, когда ты внутри ее, нельзя. Как волна разбивает корабль – по сути являющийся чужеродным для моря предметом, который еще и пытается жить своей, отдельной от моря, жизнью – об камень, так и толпа может попытаться исторгнуть из себя такой же чужеродный предмет. Конечно, сам я моря никогда не видел. Такое сравнение мне когда-то поведал один старик, подсевший к нам с ребятами за завтраком в таверне. Вот он, как раз, большую часть своей жизни провел в Стоке – главном портовом городе Элиона, который находится далеко на востоке от Агила. Тогда я прислушался к нему. Червь, по привычке, принялся подшучивать над стариком, но я, проведший чуть ли не полжизни в толпе, чувствовал, что старик прав. А еще мне хотелось послушать о море. Слившись с толпой, я начал протискиваться сквозь людскую массу, что бы обойти весь главный зал храма. Тут и там взгляд выхватывал из толпы богато одетых горожан. Это уже чисто профессиональное – глаза сами по себе присматривают добычу. Но в храме, после предупреждения Коня, я не работал. Даже когда я протискивался между людьми и рука случайно задевала чужой кошелек, который не составляло здесь никакого труда присвоить, я просто шел дальше. Никуда от меня эти кошельки не денутся. Ведь те же самые люди вскоре пойдут на ярмарку или еще куда-нибудь, где работать никто не запрещал.
Я пришел как раз к началу утренней проповеди. Слова Писания, слышанные каждый день на протяжении стольких лет, уже давно въелись в память так же, как и привычка ежедневно приходить сюда. Что там сейчас? Ну да. Начало проповеди – 'Сотворение Богов и Мира'.
– ...создал Дарен мир и поселился в нем навеки... – голос жреца разносился, казалось, отовсюду. Помню, в детстве, когда я приходил сюда еще с мамой, мне казалось, что слова исходят от нарисованных под куполом изображений богов. Это потом уже кто-то рассказал мне, что такой эффект достигался специальной формой купола и стен. Правда, каким образом – я так и не понял, но детство давно закончилось и вместе с ним ушли и мысли о говорящих картинках.
– ...и тосковал Дарен, пока не осенила его мысли сотворить себе спутника. – продолжало, тем временем, греметь из-под купола. – И сотворил он Лиссию. Вышло же его творение настолько прекрасным, что в тот же миг, как увидел Лиссию Дарен, взял он ее в жены...
Да что ж ты толкаешься! Прямо на моем пути встал – будто в пол врос – какой-то толстяк. Как таких вообще можно в такую толпу пускать?!! И так не продохнуть – так еще этот боров занимает место, на котором вполне могут поместиться два нормальных человека. Ну подвинься же! Можно же чуть вправо – на полшага – сдвинуться.
– ...в благодарность же за свое сотворение засеяла Лиссия мир наш растениями и заселила выросшие леса зверьем всяким, и подарила Дарену дочь Кронию...
Твою ж... Что ж ты так локтем – прямо в ребра! Я с трудом протиснулся мимо еще одного нахала, который, мало того, что стоял столбом, так еще и чувствительно двинул меня локтем. В отместку, уже обойдя этого урода, я от души наступил ему не ногу. Сзади раздалось злобное шипение, которое даже чуть не заглушило слова проповеди.
– ...не чаяли души Дарен и Лиссия в своей дочери-красавице. И была она настолько прекрасна, что не могли родители глаз от нее отвести. И создал тогда Дарен солнце, чтобы лучше видеть Кронию-красавицу, а Лиссия создала звезды, чтобы смотреть на нее и ночью, но свет которых не беспокоил бы спящее дитя...
Фуф. Я остановился немного передохнуть и оглянулся вокруг. Храм был запит под завязку. Сплошное море голов, покачивающихся в так напевным словам проповеди. Откуда-то слева послышался тоненький детский вскрик. Надеюсь, этому ребенку просто наступили на ногу, а не прижали всей массой сотен тел к стене или колонне – так ведь, если не задушат, то кости переломать вполне могут.
– ...а чтоб не скучно было Кронии, создали Дарен с Лиссией людей для ее развлечения. И дали им разум и знания, дабы отличались люди от зверья, которое уже не вызывало улыбки Кронии...
Передохнули – можно идти дальше. Не знаю, почему я каждый раз, вместо того, чтобы стоять спокойно, обходил, проталкиваясь сквозь толпу, храм. Повелось так еще тогда, когда я пытался найти здесь маму. Потом, когда я осознал все произошедшее, надежда исчезла, но привычка осталась.
– ...родила Лиссия Дарену еще трех сыновей – Роаса, Базэна и Эльзиара. Первый был силен, второй – умен, а третий же – хитер. И их сердца тоже покорила красота Кронии. И каждый из них пытался добиться для себя благосклонности сестры. Роас задумал покорить Кронию силой своею – с рождения он взялся за изучение воинских наук. Базэн мечтал покорить ее сердце мудростью – не сомневался он, что сестра не устоит пред тайнами мироздания и ним, их раскрывшим...
Половину пути прошел. Начала чувствоваться усталость. В храме жарко и душно. Сотни человеческих легких борются за воздух с огнем сотен горящих свечей. Я оказался как раз напротив кафедры, с которой читал свою проповедь жрец. Здесь толпа наиболее плотная. И здесь наиболее жестока борьба за место. Сотни людей напирают сзади, желая попасть в храм и продвинуться поближе к алтарю. Ведь все знают, что чем ближе к алтарю ты стоишь во время проповеди, тем больше шанс, что Дарен заметит тебя и снизойдет к тебе в своей благосклонности. Поэтому, сзади все напирала людская волна, а спереди, подобно утесам, пытались отбить ее обратно те счастливчики, которые стояли на лучших местах. Именно здесь толпа превращалась в какой-то монолит, передвигаться в котором было сложнее всего.