– Справлюсь, – уверенно ответил Минин.
– Ладно, мужики, – подвел итог майор, – у меня времени нет с вами разбираться. Хочешь стрелять – иди, стреляй, – махнул он рукой в сторону Кости, – только на звезду героя и трехмесячный отпуск не рассчитывай.
Филатов и Костя вышли из палатки.
– У тебя действительно есть серьезные причины, чтобы добровольно лезть под пули? – спросил взводный Минина.
– Спасибо вам, товарищ старший лейтенант, – ответил Костя. – Я этого не забуду. Серьезных причин нет, но слыть штабным чмырем, зная, что под пули идут парни с моего призыва, я не могу. Не так воспитан.
– Ладно, – пожал плечами Филатов, – иди во взвод. Кацубу я предупредил, что ты со мной, но, по-моему, он тебя за неубранное расположение все равно вздрючит.
– Есть, товарищ старший лейтенант! – козырнул Минин и бегом отправился к палатке.
Вечером в роте волнение. Для многих бойцов завтра первый боевой выход. Кругом стояла тишина, спал лагерь, по его темной территории изредка мелькали тени военнослужащих, несущих караул. Команда – «отбой»! Некоторые солдаты не спали. О том, что завтра подразделение выступает, догадывались многие.
В 3.00 сиреной завыла команда «подъем». Роту поднял командир батальона. На построении оперативный дежурный передал пакет, в нем – боевое распоряжение, таблица сигналов, позывные...
Командир роты капитан Дмитрий Пташук принял решение, на обсуждение которого отводилось довольно мало времени. К 5.30 нужно было доложить. Задача: к 9.30 выдвинуться в район, организовать боевое охранение, затем выйти в район поиска, где действуют группы «противника».
В 6.30 подразделение было приведено в боевую готовность. В строю лица серьезные. В первый раз десантники шли в реальный бой. Так и должно быть. Снаряжение: автомат, разгрузка, радиостанции – все как положено. Каждый знает свое место, как в строю, так и в боевом расчете. Двадцать минут на подготовку к выполнению задачи, и рота выдвинулась в район сосредоточения.
Десантники продвигались вдоль предгорной зоны. Колеса автомашин приминали траву еще вчера ухоженных колхозных полей, ныне поросших бурьяном, водители всматривались в дорогу. Эта территория еще контролировалась федеральными войсками, но все равно нужно было быть осмотрительными.
Вместе со всеми на свое первое боевое задание ехал и рядовой Минин. Напротив него сидел командир взвода.
– Что, боец, взгрустнулось? – спросил Филатов солдата.
– Нет, товарищ старший лейтенант, жалею, что на природу некогда толком посмотреть.
– А в лагере тебе мало было? – удивился взводный.
– В лагере однообразие. Говорят, Кавказ можно оценить, когда не один десяток километров проедешь.
– Не знаю, как насчет проедешь, но пройти я тебе обещаю, – улыбнулся Филатов. – А что там про Кавказ говорит литература? Я так понимаю, Костя, ты не только в физике, но и в литературе разбираешься?
– Вот мое любимое из Лермонтов.
Минин слегка откинул голову назад. В его памяти всплыли строки стихотворения, написанного свыше ста лет назад классиком русской поэзии. Он прочитал их вслух:
Хотя я судьбой на заре моих дней,
О, южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.
– По-моему, ты придурок, Минин, – выслушав стихотворение, заявил Кацуба, сидевший рядом. У сержанта это был уже третий боевой выход. К нему приплюсовывались почти два года беспокойной срочной службы на Кавказе. – Тут не тот Кавказ, который ты, отличник сопливый, за школьной партой изучал. Тут кровь, грязь, говно, вонь трупов. Лично я никак по этим местам тосковать не буду. Если сегодня не шлепнут, надеюсь, вернусь, неоднократно нажрусь и никогда больше не вспомню эти чертовы горы. Мой тебе совет, Минин: Кавказ несет смерть для русского человека. Вали отсюда при первой возможности и никогда не возвращайся, иначе найдешь тут свою смерть.
– Как знать, – поправил сержанта Филатов. – А мне, например, стих понравился. Я и в школе его читал, но забыл как-то. Не цени по себе, Кацуба. Тебе стихи Лермонтова коротки так же, как колготки новорожденного.
Бойцы, сидевшие рядом, дружно засмеялись. В этот момент машина остановилась, и споры тут же были прекращены.
– Ладно, парни, вылезаем. Дальше – пешком.
Рота выстроилась перед небольшим лесом, за которым начиналась территория противника.
– Пройдем лес, поднимемся в гору, – кратко сообщал ротный, – это и будет наш район. Автоматы держать наготове. Не исключена засада. Радиостанции беречь!..
Повзводно подразделение отправилось в лес. Первыми шли бойцы головной походной заставы. Грамотно, разделившись на небольшие группы, они прислушивались к каждому шороху. Заставы всегда идут впереди и прикрывают тыл на случай обнаружения засады.
За заставой выдвинулись главные силы роты.
Марш – минимум десять километров. По пути бойцы обнаружили несколько растяжек, значит, противник где-то близко. Рота все дальше и дальше уходила в гору, покрытую лесом.
– Юра, подойди ко мне! – ротный подозвал Филатова. – Я думаю, пора окапываться. Место нормальное, – он указал рукой на небольшую полянку, – дальше идти нет смысла.
– Согласен, – кивнул головой старший лейтенант.
– Рота, стой! – негромко скомандовал Пташук, и этот приказ понесся по цепочке.
Полчаса бойцы обустраивались на местности. Сколько дней им придется выполнять задание, никто не знал, поэтому готовились основательно. Срубая ветки для шалашей и чумов, многие из солдат невольно вспоминали детские игры в войну. Никаких средств сверх тех, что предоставила матушка-природа, десантники не использовали. Каждый из трех взводов организовал ночлег по-своему. Один построил вигвам, который со стороны можно было принять за груду наваленных елей. Правда, внутри такого жилища весьма тепло и уютно. В центре его горит костер, незаметный снаружи. Вытяжка тоже продумана.
Однако остальные конструкции были не менее впечатляющие. Кто-то соорудил широкий чум, так же продумав вопросы обогрева и вытяжки, где крышей послужил настил из бревен, веток и брезента, а полом – те же еловые ветки. Изобретения были самые разные. Все они служили жилищем еще в древности.
Рота ожидала выхода до вечера. Время позволяло, и Пташук решил начать поиск боевиков в темноте. Им повезло как никогда. Этой ночью на небе не было ни луны, ни звездочки. Все заволокло густыми тучами.
Взвод Филатова вышел первым, медленно двигаясь в квадрат, указанный ротным. Параллельно ему двигались два остальных взвода. Десантники прочесывали местность.
Дорога была трудной. Из-под ног брызгала грязь, по лицу била морось, застывающая под дуновениями холодного январского ветра. Бойцы шли тихо, замирая через каждые пять минут. Командиры знали: в неспокойном районе возможны засады.
Филатов шел впереди, рядом с ним бодро шагал Кацуба, немного в стороне от них уверенным шагом ступал Минин.
– А ты ничего, – бросил ему сержант. – Институтский, а не хромаешь.
– Он вообще вменяемый мужик, – добавил Филатов.
В этот момент из-за тучи выглянула луна, осветив горный склон, по которому брела группа.
– «Раскат», «Раскат», что у тебя? – периодически Филатов запрашивал по рации головной дозор.
– Все спокойно, хулиганов нет, – последовал ответ, и тут же впереди раздался оглушительный взрыв, вверх взмыла красная ракета, и отовсюду посыпались автоматные очереди. Головной дозор не успел предупредить ядро группы об опасности, не заметив грамотно построенную ловушку.
Град пуль и ряд взрывов моментально выкосили тех, кто не успел лечь на землю, а таких среди бойцов было не мало. В основном в первые минуты боя погибли те, кто призывался вместе с Мининым.
– Ну вот, Минин, – крикнул Кацуба, – сейчас и посмотрим, как ты Кавказ полюбишь, – давая короткие очереди, он перебегал с места на место.
– Отходим в лес! – скомандовал Филатов, выпустив гранату из подствольного гранатомета в сторону наступавших боевиков.