– А как насчет вашей карьеры, Грег? – подал голос один из журналистов, подвизающихся на поприще тенниса, тот самый, который следил за успехами Грега еще в ту пору, когда он был долговязым и неотесанным подростком, пришедшим на корт из ниоткуда, но обладающим силой, изяществом и неукротимым желанием победить любой ценой. – Означает ли это, что вы покончили с теннисом?
Грег сделал вид, будто уязвлен до глубины души:
– Ни в коем случае, приятель, ни в коем случае.
– Но вы должны признать, что на протяжении всего года вас преследовали проблемы с поддержанием спортивной формы. Откровенно говоря, вы были далеки от своих лучших кондиций, разве нет? Быть может, вы переусердствовали в погоне за красивой жизнью, Грег? Если вы понимаете, что я имею в виду…
Руки Грега, лежащие на руле, зачесались от желания вмазать кулаком по зубам журналюги, чтобы стереть эту его язвительную ухмылку. Однако он заставил себя сохранять спокойствие и подавил непреодолимое желание оглянуться на теннисных фанаток, чтобы убедиться, действительно ли среди них затесалась та французская штучка. Он лениво улыбнулся:
– Не стоит слепо верить всему, что пишут в газетах. Уж кому, как не вам, знать об этом, приятель.
– Значит, можно ожидать вашего возвращения?
Грег широко распахнул глаза в шутливом изумлении:
– Да я никуда и не уходил!
– Значит, в следующем году вы вновь примете участие в международных теннисных турнирах? Не исключено, что мы увидим вас вновь и на Уимблдоне?
– Это зависит от Стефани, – отозвался Грег, – от того, пожелает ли она отправиться в турне. Отныне ее мнение для меня – превыше всего.
– Это ваш первый брак, Грег? – вновь подала голос настырная журналистка. Проезжая мимо, Грег бросил на нее оценивающий взгляд.
– Угу, – коротко ответил он и добавил: – И я опоздаю на свое торжество, если задержусь здесь с вами, ребята, еще хоть немного. Мне пора. Увидимся. – Он выжал сцепление, но, когда машина скользнула вперед, все же не устоял перед искушением пофлиртовать с молодой женщиной, записывающей каждое его слово на магнитофон. – А у вас отличная фигурка, – с улыбкой обронил он. – Берегите ее и ведите себя прилично. – Вполне удовлетворенный благодарным румянцем, залившим лицо репортерши, он помчался вперед по длинной извилистой аллее.
* * *
А в доме тринадцатилетний мальчишка снимал на кинокамеру череду гостей, на протяжении последнего часа нескончаемым потоком вливавшихся в сад. За тем, как он суетится, снимая все подряд с достойным похвалы энтузиазмом, несмотря на то что сноровки ему несколько недоставало, наблюдала Джилли, выйдя на балкон из главной спальни верхнего этажа. Постояв немного, она вернулась в комнату, где Стефани, уже закончив все приготовления, поправляла свои роскошные темно-русые кудри. «А он опаздывает, – подумала Джилли. – Стефани наверняка обеспокоена».
– А что дети? – обратилась она к подруге. – Как они отнеслись ко всему этому?
Стефани озабоченно нахмурилась.
– Деннис воспринял известие положительно, – задумчиво отозвалась она. – Собственно, он пришел в восторг оттого, что его новым отцом станет победитель Уимблдона. Да и Грег купил ему в подарок замечательную кинокамеру – он такой заботливый и предусмотрительный, Джилли, – так что сегодня Деннис чувствует себя как рыба в воде, он доволен и счастлив.
– А Сара? – спросила Джилли, почувствовав недосказанность.
Стефани вздохнула:
– С нею все сложнее. Пожалуй, пятнадцать лет – не самый лучший возраст для того, чтобы узнать, что твоя мать без ума влюбилась в кого-либо. – Стефани смутилась и порозовела. – Особенно в молодого мужчину.
Джилли вопросительно приподняла брови.
– Не думаю, что она простила мне разницу в возрасте между мной и Грегом.
– Она не так уж и велика, – успокаивающе заметила Джилли. – В наше время на это никто уже не обращает внимания.
– Но в пятнадцать лет подобные вещи имеют огромное значение. Кроме того, я и сама вела себя не слишком подобающим образом. Я влюбилась в него с первого взгляда. Я настолько увлеклась Грегом, что забыла о школьном концерте Сары, а у нее там была важная сольная партия. Вот уже целую вечность я не играла с нею на фортепиано и не слушала ее – в результате она ревнует, презирает его и ненавидит меня.
Стефани закрыла лицо руками, и Джилли буквально физически ощутила боль, которую испытывала подруга. Она тут же взяла дело в свои руки.
– Ты погубишь макияж, если расплачешься, Стеф. Думай о хорошем. Все образуется. Теперь, когда принц Чарльз помолвлен, ты заполучила одного из самых завидных холостяков в англосаксонском мире. Радуйся же! В конце концов, ты выходишь за него замуж не для того, чтобы доставить кому-то удовольствие, не так ли? В кои-то веки подумай о себе, Стефани Харпер!
Сделав глубокий вдох, Стефани вскинула подбородок, расправила плечи и встала. Когда она обернулась к Джилли, на губах ее уже играла улыбка:
– Ты права. Я веду себя глупо. Когда приедет Грег, я буду в полном порядке. Я знаю, он немного задерживается. Но он не подведет меня!
– Вот и умница!
Джилли подошла к подруге, взяла ее за руку и подвела к большому, в человеческий рост, зеркалу в дальнем конце комнаты. Женщины застыли в молчании, глядя на свои отражения. Стефани, высокая и стеснительная, склонная нервничать и смущаться, обладала тем не менее необъяснимой грацией жеребенка, скрадывавшей ее возраст, отчего выглядела скорее лет на двадцать, а не на свои сорок. И теперь, в своем изумительном бледно-голубом брючном костюме, оттенявшем цвет ее глаз, которые казались распустившимися весенними колокольчиками, она выглядела милой и привлекательной как никогда.
«Ах, если бы она только сумела довести дело до конца, – раздраженно подумала Джилли. – Она ведь не дальтоник и должна понимать, что сапфировые серьги совершенно не подходят к этому костюму, поскольку имеют не тот оттенок голубого. И, хотя она и высокого роста, уж в такой-то день ей следовало отказаться от своей практичной обуви без каблука. И почему бы ей заодно не сделать что-нибудь интересное со своими волосами, вместо того чтобы гладко зачесать их, закрепив дурацкими заколками и оставив спереди выстриженную челку. Господи, да если бы у меня были ее деньги»…
Неожиданно Джилли встретилась со взглядом Стефани в зеркале. Подруга одарила ее теплой, любящей улыбкой:
– Ты выглядишь замечательно, Джилли! Мне нравится твой наряд – это с Пятой авеню?
Джилли моментально ощутила угрызения совести. «Ну почему я такая стерва? – потерянно спросила она себя. – Что со мной такое?»
Ответ ее прозвучал чересчур поспешно:
– И ты тоже. Выглядишь замечательно, я имею в виду. Просто чудесно.
– Честно?
– Честно.
По лицу Стефани скользнула тень. Она явно не до конца поверила подруге и, отвернувшись, присела на кровать.
– Ох, Джилли, дело не только в детях, но и во мне тоже. Я боюсь, что не сумею удержать его и сохранить его любовь. Он ведь – знаменитость, а я – самая обычная женщина. Он – чемпион по теннису, а я – такая неумеха в том, что касается занятий спортом. Я даже не умею плавать…
– В таком случае, усади его на лошадь, дорогая, – разумно посоветовала Джилли. – Ты оставишь его без штанов. – Выдержав многозначительную паузу, она метнула на Стефани озорной взгляд. – Насколько я понимаю, именно этого ты и добиваешься?
Стефани жарко вспыхнула, но подобная смена темы явно не обескуражила ее. Очаровательно улыбнувшись, отчего на щеках ее появились ямочки, она опустила глаза, потом вскочила на ноги и выбежала в будуар, примыкавший к спальне. Спустя мгновение она вышла оттуда, держа в руках большую красивую коробку. Открыв ее, она стала рыться в складках серебристой упаковочной бумаги, после чего извлекла на свет комплект нижнего белья из черного атласа, отделанный атласными лентами и пеной кружев. Джилли наклонилась, чтобы благоговейно рассмотреть его поближе. Каждый предмет туалета отличался стильной утонченностью, и на каждом красовалась бирка знаменитого французского дома моды.