- Да не ной ты! – прикрикнула мать, – вот уже, горе моё, иди к себе, разберусь я с твоими обидчиками.
После того случая меня никуда и не выпускали, но я и сам не особо стремился, так как продолжал стесняться своего хвоста и «слишком смазливого для дьявола личика», как сказали мне те же обидчики. Не особо стремился, пока не подрос. И теперь меня невыносимо тянуло к сверстникам, да и любопытство разбирало, поглядеть, как же там, в других мирах-то дела обстоят. Ну, и потусоваться хотелось. Я ещё немного стеснялся своего хвоста, который хоть и вырос со временем, но стрелочки на конце так и не приобрел. Но любопытство было сильнее стеснения, к тому же, меня пробирало ещё что-то. Что-то, от чего мой второй хвост, ну, тот, который спереди, иногда становился значительно больше и толще. Собственно, даже не иногда, а очень часто. А иногда, по ночам, мне что-то снилось, от чего мне бывало особенно хорошо. Я не знал, что это именно, но я был уверен, что обрету это в нейтральном мире. Но матушка была непреклонна.
- Нет, я сказала! – категорично повторила она, – никаких гулек, учись лучше.
Глубоко вздохнув, я поплелся к двери. А если? Повернувшись и глянув на мать особым взглядом из-под ресниц, вобравшим в себя всё отчаяние и просьбу мира, закусив губу, еле сдерживая слезы, я умоляюще посмотрел на неё. И сердце матери дрогнуло. Всё же, кое-чему я всё-таки научился.
- Иди уж. Но ненадолго. Будь готов вернуться по первому зову.
Поблагодарив, я кинулся к двери и чуть не столкнулся со входящим в покои отцом. Пробурчав что-то, он посторонился, пропуская меня, а я, закрыв дверь, остановился возле неё, прислушиваясь к тому, о чём будут говорить родители.
- Тирания, куда он понёсся, как взбесившийся сперматозоид? – спросил отец.
- Отпустила на прогулку, ты-то чего припёрся?
- Да я вообще-то поговорить. Знаешь, меня очень беспокоит наш сын, – вот как? Я прислушался сильнее.
- Да меня тоже, честно говоря, – вздохнула мать, – его хвост… но это полбеды, а вот его внешность. Он совсем не похож на нас. Его лицо вообще, я бы сказала, ангельское.
Последнее слово она прошептала чуть слышно, как говорят самые страшные проклятия, даже стыдясь произносить их вслух.
- И эти шрамы между лопатками, – подхватил отец, – они не проходят. Уж сколько заклятий проводили, какими зельями не поливали, они вновь и вновь появляются. Тирания, это точно, мой сын?
- Да ты обалдел? – заорала мать, – конечно, твой! Это твой долбанный рецессивный ген вылез, скорее всего, на наше горе. Или ты забыл, кем был до того, как тебя изгнали в Ад? Забыл уже, все мозги растрахал, старый блудник!
- Да ты себе отдаешь отчёт в том, что говоришь? Сама-то! Ты думала, я не заметил, как очередной инкуб из твоего окна вылетал, а? Ты думаешь, я не знаю, чем ты тут занимаешься?
- Да чья б мычала!
Дальнейшая их перепалка меня не интересовала. Это я слышал неоднократно, а вот перед этим скандалом, какие-то непонятные слова… что такое рецессивный ген? Куда он вылез? И что это, получается, со мной что-то не так?
Но решив подумать об этом позже, а сейчас не тратить зря и так немного оставшегося мне времени, я поспешил в самый популярный клуб нейтрального мира – «Замогилье». Название как раз ему соответствовало, потому как, расположен он был аккурат за огромным погостом, где тусовались вампиры, вурдалаки и прочие подобные личности.
====== Ангел “Made in The_Rай” ======
Величественный мужчина, с горделивой осанкой восседал на небесном троне и хмурил брови, разглядывая мальчика лет трех, мирно лежащего в кроватке. Нянечка, старуха-повитуха, через которую прошли тысячи рожденных ангелов, теперь была приставлена к сыну самого великого на небесах, и должна была его растить, оберегать и поучать, пока он не достигнет девятилетнего возраста.
- А может, Квадисин? – задумчиво протянул Бог, бубня это имя по кругу себе под нос, – Квадисин, Кван, Квадик...
- Еще Клавесин назови. Совсем сдурел старый пень, – ворчала бабка-повитуха, абсолютно не стесняясь в своих выражениях.
Она одна совершенно не боялась небесного Босса, которого много-много веков назад вот так же растила, как родного.
- Ну, а как назвать сие дите, которое должно стать моим преемником, возглавить великую битву с сатанинским отродьем? Кстати, слыхал, их малец подрастает, уму-разуму учится. Надо бы и нашего, что ли, уже премудростям обучать.
- Погоди ты с науками своими, дитё еще совсем маленькое, едва говорит, каким премудростям? Ничего, догонит и перегонит их бесовского отпрыска. Так что, Босс, не нервничайте. А может, Габриэль?
- Хм, есть у нас один Габриэль, достал уже своими пьянками и выбрыками. Террорист хренов, все небеса довел до ручки. Недавно в дыру небесную провалился. Куда он там попал, где его носило, один черт знает, но вернулся весь в засосах, ссадинах, с набедренной повязкой на голове. Так что ненадушки нам такого счастья. Во, Пахадрон, может, или Асуриэль?
Бабка деликатно откашлялась и закатила к верху впалые глаза.
- Нам еще Пахадрона не хватало. Был один такой, веков пять назад. Ну и блядун был, Господи прости. Все небеса перет... простите Отец, перелюбил. Слава Богу, копыта откинул. Эх, доведешь ты меня до могилы, доведешь. Офаниэлем еще назови, Господи Боже, – бабка перекрестилась и призадумалась.
Стояла она так минут пять, глядя в одну точку, что даже мужчина стал немного нервничать.
«Может дух испустила?» – задавался он вопросом, намереваясь пойти проверить.
- Все, придумала! – громко воскликнула повитуха, да так, что Бог подскочил на своем троне от испуга, клацнул зубами и прикусил кончик языка.
- Ай, тысячи проклятий!!! – мужчина высунул язык, наблюдая, как на его кончике выступила капелька крови.
- Господи, горе то луковое. Как дите малое. Что ж язык-то под зубы подставил, дурень старый, – бурчит снова старуха-повитуха, вытаскивая из складок одежды белоснежный платок и прикладывая к Божьему языку. – Может, зеленкой залить? Да чего мычишь, ничегошеньки не пойму. Не надо зеленки? Да Господи, не надо, так не надо. Смотри, чтобы потом не разнесло еще больше. Так, я придумала короче как наречь этого мальчика. Называться ему – Абалимом.
Бабка торжественно улыбнулась и потерла сморщенные руки. Был один, когда-то, с таким же именем. Красавец до безобразия, во время безобразия и после этого дела. А умный был, а сильный – огненный страж. Вот это любовь была, бурная, незабываемая. Жалко, что погиб в битве, так бы, может, что-то из этого вышло у них.
- Не мычи, ничего не понимаю. Но сказала, Абалим будет, значит так и будет. Красавец вырастет еще тот, уж я постараюсь.
Мужчине оставалось только грустно вздохнуть и согласиться, так как лучше этого имени, он все равно ничего толкового не придумал.
Не помню, когда это во мне началось, желание быть первым и лучшим во всем, но наверное, я так думаю, с того момента, как меня стали дразнить. Дразнили, потому что с самого рождения я был хилым, худым и жутко болезненным. Великое имя Абалим никак не шло тому глисту, которым был я. А еще крылья. Да-да, точно, вспомнил. Именно они послужили самым большим моим несчастьем.
С самого моего детства они плохо росли, гноились, воспалялись. Чем только меня не лечили: пиявками, святыми примочками, маслами, слезами десяти девственниц. Все без толку. Все равно, они были не как у всех ангелов. Отчаявшись, нянька собралась, уж было, обратиться к конкурентам из Ада за какой-нибудь магической штукой или заклинанием, но вовремя спохватилась, убоявшись гнева Господнего. Так что крылья мои остались на прежнем уровне. Со временем, они, конечно, обрели более-менее ангельский вид, но всё равно отличались от большинства. За это меня жутко дразнили и обзывали тифозным, чумным, и никто со мной не играл.