На фото Грачев выглядел таким же усталым, но более упитанным, чем сейчас. В остальном же он ничуть не изменился. Чернявый, голубоглазый, крепкий, хотя далеко не шкаф. По лицу видно, что неглупый, вероятно студент, и это была чистая правда. И то, и другое.
Да, в свои двадцать три, когда многие уже имеют диплом, Егор учился лишь на третьем курсе. Но на то имелась известная многим студентам причина. После Потопа отсрочки отменили и служить пришлось всем, даже ярым «косарям». Егор к таковым не относился, поэтому без проблем отслужил год срочной, а после ещё год по контракту в Европейской гуманитарной миссии.
Служба и контракт мало отличались по роду деятельности. Все два года Егор чистил от мусора братскую Германию. Ничего героического. Разве что пару раз видел атлантов на балтийском побережье, но стрельнуть по ним так и не получилось.
Возможно, такой шанс выпал бы чуть позже, ведь как раз к моменту увольнения Грачева начались стычки с тварями не только в американских болотах, но и на европейском берегу. Произошло такое лишь дважды, но прецедент, как говорится, был создан и закреплен. Однако Егор продлевать контракт не захотел, вернулся домой. Нет, конечно же, не потому, что испугался. По семейным обстоятельствам. Заболела мама. И поскольку отец загадочно пропал ещё до Потопа, забота о ней, двух младших сестрах и братишке теперь полностью лежала на плечах Егора.
Пришлось Грачеву перевестись на заочный и пойти на две работы: складским учетчиком на продбазу и дежурным санитаром в лагерь беженцев. Денег всё равно едва хватало, лекарства стоили дорого и были в дефиците, но что оставалось? Найти ещё одну работу? Попытка «поднять» хоть что-то в Сети провалилась, в новом мире этот вид заработка перестал приносить нормальный доход. Оставалась третья работа – суточное дежурство по выходным, но и с ней, похоже, не складывалось.
Сегодня Егор как раз возвращался после суток и ещё двух смен подряд. Едва живой. Продержаться в таком круговороте светило месяца два от силы. И тут не помогут никакие внутренний стержень и армейская закалка. Характер характером, а организм не обманешь.
Грачев поймал себя на том, что вновь тупо смотрит на погасший экран. Полистать новостные ленты ему никак не удавалось. Пробовал каждый день, уже из принципа, но не получилось ещё ни разу. Но и дремать он опасался. Провалишься, проспишь свою остановку, потеряешь время. А оно надо? Утром ведь снова на работу, а ещё позаниматься бы, учебники полистать. Хотя бы для очистки совести.
Егор сунул телефон в карман и окинул взглядом вошедших на очередной остановке. Народу прибыло, и пришлось подвинуться, чтобы рядом села пожилая женщина. Поезд в этот момент тронулся, и женщина неловко навалилась на Егора. Ничего страшного, но локтем она несильно двинула Грачеву в бок. И попала в то место, где до сих пор ныл один из трёх достаточно свежих шрамов. Один располагался на боку и два розовели на груди.
Егор поморщился, но не пикнул. Женщина заметила, что доставила соседу проблемы, и вопросительно взглянула на Егора. Тот слабо улыбнулся, покачал головой, «всё нормально», и уставился в окно межвагонной двери.
Ситуация со шрамами стала чем-то вроде иллюстрации спорного на первый взгляд утверждения, что память поддается настройке. Грачев точно знал, откуда взялись шрамы, но категорически не хотел вспоминать об этом. То есть фактически получалось, что ничего не помнил. Такой вот парадокс.
Впрочем, ничего парадоксального. Егор никогда не врал маме, но отвечать ей, откуда взялись шрамы, не поворачивался язык. Зачем расстраивать, она и так болеет. Вот и убедил себя, что ничего не помнит. Да, получил в армии, но где и как, от чего – ноль. В памяти остались только бесконечные разборы завалов. Может, шрамы от производственной травмы? Мама поначалу не верила, но после поняла, что заставляет сына мучиться, и оставила эту тему в покое.
Боль отпустила в тот момент, когда затертый голос объявил, что следующая остановка как раз та, что нужна Егору. Спасибо пожилой соседке, уснуть и проехать мимо не получилось.
Грачев поднялся и заранее пошел к выходу. К двери была прилеплена необычная круглая наклейка с эмблемой строительной компании «Новый Свет». По кругу сверху шел лозунг: «Мы восстанавливаем будущее», а внизу, как всегда, значился телефон. Егор слышал, что в этой компании за один день вахты платят на порядок больше, чем он зарабатывал, убиваясь в три смены. Но, как и в остальных случаях, имелась проблема. Надо ехать за океан. То есть оказаться ещё дальше от семьи, чем Грачев находился во время службы. Такое вот принципиальное противоречие между возможностями и потребностями.
«На самом деле компромисс где-то рядом, я чувствую, – думал Егор, выруливая на дорожку от метро к дому, – но где он… не работает голова… пустая сейчас, как барабан!»
Егор свернул во двор и едва успел затормозить, чтобы не очутиться под колесами большой немецкой машины. Машина тоже затормозила, хотя и не с такой прытью, как Грачев. Авто выглядело подозрительно новым, но сидевший за рулем человек определенно не имел возможности купить его у официальных дилеров Калужского завода. Значит, этот «бумер» был хорошо восстановленным «утопленником» из Европы. Сомнительное приобретение, но лично Егору не светило даже такое. А за рулем между тем сидел его ровесник, самый известный в квартале жучила Сёма Пасюк.
– Грач, ты заснул на ходу, да?! – Семен опустил стекло и уставился на Егора с выражением крайнего недовольства на свиноподобной физиономии.
Грачев всегда удивлялся, насколько не подходит Пасюку фамилия. Будь он какой-нибудь Поросюк – дело другое, Семен с каждым годом всё больше походил на борова. А вот на крысу Сёма никак не тянул. Разве что был таким же подвижным, несмотря на комплекцию, и хитрым. День, когда Пасюк никого не обвел вокруг пальца, считался праздничным. Хотя бы по мелочи, но хитрил Сёма всегда и со всеми, даже с приятелями. За эту черту характера Пасюка не любили, но приходилось его терпеть. Всё-таки в одном дворе выросли, да и некоторые Сёмины связи оказывались полезны не только ему.
А ещё у этого борова был классный хлесткий удар. Зачастую это тоже играло свою роль. Но Грачев Сёму не боялся, на хитрости его не покупался, в бутылку не лез, поэтому Пасюк относился к Егору нейтрально.
– Хороший аппарат, – окинув взглядом машину, сказал Грачев. – Давно взял?
– Только сегодня, – Пасюк остался доволен реакцией приятеля. – Садись, пацан! Дядя Семен сегодня добрый, покатает!
– Дойду, – Егор усмехнулся.
– Садись, садись, – Сёма махнул, – потрещим пять минут, дело есть.
Грачев едва заметно поморщился, но спорить не стал. Он точно знал, что проще уделить Семену пять минут, чем отнекиваться.
В салоне машины пахло сыростью, и никакие «ёлочки-вонючки» побороть этот запах не могли. Хотя, возможно, Егору так только казалось. За время службы он выкопал из-под ила и завалов сотни таких экипажей, и во всех пахло одинаково. А в некоторых ещё и мертвечиной. Вот и закрепился в памяти стереотип.
– Давай, коротко, – Егор потер глаза. – Сил нет. Двое суток подряд отпахал.
– Герой труда, – Пасюк ухмыльнулся. – Не надоело ухлёстываться? Ты в мае вернулся, да? Ну, и сколько заработал за полгода?
– Все мои. Тебе-то что?
– Мне больно и обидно смотреть, как мой лучший друг гробит себя задаром! – Пасюк переигрывал, но для него это было нормально. – Нет, хочешь убиться – как я могу возражать? Но сделай это за нормальные деньги. У тебя ведь четыре нахлебника на шее.
– Это не нахлебники, а семья, – Грачев взялся за ручку. – У тебя всё?
– Сиди ровно, – Пасюк чуть повысил голос. – Я дело предлагаю. Танька сказала, ты на лекарства для матери зарабатываешь. Я дам тебе денег. А хочешь, прямо лекарство подгоню. Не проблема. Слыхал про новейшие биопрепараты из требухи атлантов? Всё лечат на раз, от жопы до головы. Одна доза – и ура.
– И мне останется только отработать должок, – закончил Грачев. – В твоей мутной компании. Нет, Сёма, не пойдёт.