Едва отлежался, дедок взялся за краткий курс молодого сонайского дареоя. Сподвигло на это Темануя впечатление от разговоров со мной, которое сводилось к трём немудрёным пунктам: первое — я действительно ничего не помню, второе — наставники из местного Мужского дома халатно относились к своим обязанностям по обучению потерявшего память, третье — я не совсем безнадёжен, и в мою голову можно впихать премудрости, которые необходимо знать уважающему себя сонаю.
И следующие два дня я выслушивал «лекции» по быту, культуре и обычаям моих новых сородичей. Впрочем, лекциями их можно назвать и без кавычек: дед Темануй оказался не лишён педагогических способностей, так что я действительно узнал немало полезного и нужного для жизни среди туземцев. К сожалению, записей вести возможности не было, приходилось полагаться на память.
Так что период реабилитации и восстановления я провёл с немалой пользой для себя.
Глава вторая
В которой герой, нашедший родню, задумывается о смысле жизни
Наконец, мои новообретённые сородичи-сонаи стали собираться обратно в свои горы. Темануй напоследок похлопал меня по плечу и прочитал небольшую прочувственную речь на тему: «Набирайся сил и опыта, Ралинга. Помни, чему я тебя учил. Не срами чести сонайского народа, внучек».
Я в ответ промямлил что-то в том же духе. Сонаи ушли на север по широкой тропе, местами вытоптанной до голой земли, по сухому сезону — твёрдой как камень. А я остался наедине со своими мыслями. Были они какие-то нерадостные и неуютные. В первую очередь думалось о том, что я, в сущности, самозванец, которого совершенно чужие люди долгие месяцы выхаживали и кормили, а хороший человек Темануй потратил на меня целых шесть дней, нанося защитные татуировки, поил и кормил с ложечки, пока я валялся с жаром, а потом ещё попытался вложить в мою голову чуток знаний об окружающем мире.
Следом за раздумьями о чужом месте, которое я занял в этом мире, в голову полезли всякие совсем уж идиотские мысли о смысле жизни и предназначении. Поскольку к философии во всех её формах я особой склонности никогда не имел, то извечные вопросы человеческого бытия очень быстро свелись к тому, что я могу сделать для окружающих.
* * *
Впрочем, в этих своих раздумьях я только и успел сформулировать самую общую цель: «Улучшить жизнь жителей Пеу». В последующие несколько недель думать было некогда. Началось всё с неожиданного ночного визита на моё лежбище девицы из числа завсегдатаек Мужского дома. Стеснительность стеснительностью, но когда к тебе в штаны (точнее под набедренную повязку) лезет молодое и горячее женское тело, основные инстинкты срабатывают как надо.
Следующей ночью — новая гостья. В общем, дней двадцать, наверное, ночевать одному не приходилось. С учётом того, что от работы в поле или на сборе морепродуктов на отмелях меня никто не освобождал, мыслей особых не было — разве что: «Что бы это значило?»
* * *
Ночные визиты стали происходить с несколько меньшей регулярностью, когда в Мужской дом заявился староста со своей свитой (один он появлялся редко — обычно всегда в окружении десятка, а то и более, прихлебателей) и заявил, что пора Сонаваралинге, то есть Ралинге из племени сонаев, то есть мне, обзавестись своим жильём и вообще хозяйством.
Хижину ставили бригадой в полсотни человек, в основном из обитателей Мужского дома: кто утрамбовывал и выравнивал глиняную площадку, кто из гибких веток вязал щиты, предназначенные для возведения стен, кто крепил их верёвками из лиан. В общем, по бестолковости и обилию лишних движений всё это напоминало выход студентов на субботник: если бы не несколько взрослых мужиков, которые худо-бедно весь этот молодёжный обезьянник организовывали и направляли в производительное русло вместо задирания друг друга, то не знаю, сколько бы продолжалось строительство. А так управились за день. На завтра, правда, те же организаторы и вдохновители прошлись по стенам, кое-где подтянув держащие всю конструкцию верёвки, подёргали солому (или как там называется нарванная трава) на крыше. Потом появился староста в сопровождении шамана. Тот побегал вокруг новостройки со своим магическим арсеналом, поотпугивал враждебных духов противным голосом и зловонным дымом каких-то трав — на мой взгляд, нечисти хватило бы и шаманского «пения», ну специалисту видней. Заодно шаман придирчиво осмотрел татуировки. Работой Темануя он остался вполне удовлетворён — пару раз только скептически буркнул что-то невнятное: видно имелись определённые расхождения в сонайской и бонкийской школах резьбы по живому. Ну ладно, это профессиональные разборки, людей необразованных не касающиеся.
После санитарно-магической обработки моего нового жилища староста толкнул прочувственную речь насчёт бонкийско-сонайской дружбы, которая будет и в будущем только крепнуть и развиваться. И о некоем Сонаваралинге, как символе этой самой дружбы. Говорил он в характерном для торжественных и ритуальных случаев витиеватом стиле, с использованием огромного количества малоупотребляемых в обыденной речи слов и выражений. Но общий смысл я прекрасно понял. Как и то, что со мной возятся из-за принадлежности к сонаям, с которыми у жителей Бон-Хо не очень простые отношения, остававшиеся для меня не до конца ясными.
Мне опять стало неудобно и захотелось чего-нибудь напрогрессировать местным папуасам. Но, увы, быт заедал: то обустройство хижины, то ночное общение с очередной гостьей, то работа на общем, так называемом «мужском», поле. Как я понял, свой участок баки и коя каждая семья обрабатывала сама, общими усилиями только регулировали подачу воды на поля. Но неженатые мужчины и подростки из Мужского дома кормились со специального «мужского» поля, на котором работали сообща. Надо сказать, особого усердия они при этом не проявляли: общее поле выглядело по сравнению с семейными участками запущенным и заросшим сорняками. Так что колхоз и в каменном веке демонстрировал свою ущербность перед частным хозяйством. Что и не удивительно, ибо как и в советском колхозе «мужской» урожай шёл не непосредственно холостякам и подросткам, его выращивающим, а сначала собирался в амбарах в центре деревни, а уж оттуда распределялся старостой, который старался и себя не забывать, и своим прихлебателям подкинуть чего-нибудь. Правда, он действовал, в сравнении с российскими чиновниками, весьма умеренно: большая часть продовольствия действительно возвращалась тем, кто его вырастил, какая-то часть уходила на общедеревенские пиршества. И только совсем немного доставалось старосте и его свите. Так что в итоге наш деревенский босс в основном кормился сам и кормил своих подручных за счёт личного хозяйства, где вкалывали по большей части его жёны и прочая родня.
Кстати, неожиданно оказалось, что неплохо понимаю окружающих и сам могу довольно внятно изъясняться на местном языке. Открытие это я сделал, когда внезапно понял причину внимания со стороны прекрасной половины деревни. Оказывается, «ралинга» означает некое растение с длинным и толстым корнем (используется как пряность). Не знаю, как у сонаев, а у бонкийцев термин этот также является одним из обозначений мужского полового органа — причём не абы какого, а всегда готового к работе. Вот девицы местные и принялись проверять меня на соответствие имени. Не знаю уж к каким выводам они пришли. Но судя по тому, что ночные визиты стали намного реже, возлагаемых надежд я не оправдал.
Тут на ум пришло, что Сонав — это горы, вернее, гора. Ничего себе — меня оказывается Хреном С Горы окрестили. Ну, спасибо…
* * *
Сельхозработы временно затихли, девицы почти перестали баловать вниманием. В общем, появилось время для размышлений на тему: «Как нам обустроить Пеу».
И так что может предложить для облегчения жизни своих новых соплеменников Куверзин Олег Анатольевич, двадцати четырёх лет от роду, выпускник химического факультета по специальности «органическая химия», имеющий за плечами с трудом оконченную военную кафедру, неполный год работы химиком-криминалистом в областном УВД и две недели командировки на Кавказ, где и напоролся на автоматную очередь? А получается, что практически ничего. Все мои познания в области химии оказывались малоприменимы в условиях то ли палеолита, то ли неолита (интересно, чем они отличаются): теоретически я мог попробовать наладить выплавку меди или железа, но совершенно не знал нужных минералов; огромный запас информации по органической химии был бесполезен без кучи реактивов и разнообразного оборудования. Даже самогонный аппарат, чтобы с тоски и безнадёжности напиться, в моём нынешнем положении соорудить невозможно.