«Я же так весь коттедж разнесу!».
Дверь, вначале показавшаяся заклиненной, со следующего толчка повторила судьбу окна, только в собственной интерпретации. Она очень изящно раскололась в местах крепления петель к коробке, но не зависла, как в замедленной съёмке, а стала очень медленно и плавно отлетать от своего законного места куда-то на лужайку, ближе к гаражу. В голове пронеслась дурная мысль о возможном гендерном различии дверей, и что, вот ведь, какая любящая Входная понеслась стремглав к Гаражной въездной… Поэзия прямо. Похмельная.
Деревянносоструганные Сапфо и Родопа с замочными скважинами, не менее. Ключ от коттеджа подходил к обоим замкам. Стоя в утерявшей полотно дверной коробке, я хмыкнул вслух, глядя на этот ключ, висевший на специально прикрученном для него крючке рядом с вешалкой. Да уж. Кому нужны ключи? Сью говорила, что это у меня пунктик такой, типа легкой повернутости на ключах. И вправду, для каждого из них в моем доме есть свой крючочек, она была не так уж и не права. К черту Сью. Пришлось даже уговаривать себя: «Пойдем-ка, дорогой ты мой, Патрик Стюарт, дойдем до Миры с Джагдашем. Пока ты вообще с ума не спрыгнул. Пойдем, Пит. В домашних тапочках. И пижаме. Пока не воссоединились влюбленные двери».
Зачем-то пальцем тронул острую щепку, торчащую из дверной петли, и удивился глубине укола. Боль отрезвила мгновенно. Эти галлюцинации опасны! Так что, аккуратненько, Пит, аккуратненько. Четыре ступеньки от двери на площадку перед домом. Нормально, тапочки выдерживают. Кто бы мог подумать, что нежным домашним тапочкам придется вышагивать по шершавому жгучему асфальту вокруг клумбы? Но переобуваться и вправду было страшно – пальцы на правой ноге до сих пор ныли от боли. Представляю, что бы случилось, если бы я попробовал обуть армейские берцы. Или, хотя бы, туфли. Так, а вот это – сюрприз…
Медленно падающая дверь коснулась уголком травы газона, отделяющего асфальтированную дорожку от дома, но не остановилась, как бы ей следовало, вспахав несколько сантиметров, а стала едва заметно изгибаться, вибрировать, явственно ломаясь через каждый дюйм, но одновременно с тем вгрызаясь глубже и глубже в почву зеленой лужайки. Выглядело это все так, как будто при падении она весила несколько тонн, а не была собрана из брусков и фанеры. И входила в почву под газоном, как раскаленный нож в масло. Небыстро, но уверенно. Ломаясь на щепки в процессе. Это было страшно, но за сегодняшнее утро страшного случилось слишком много, и я уже перестал бояться. Перегорел, что называется. Зато боялся кто-то другой. Входная дверь в гараж оказалась открытой, искореженной в районе замка, и оттуда, из глубины помещения раздался дикий сумасшедший вой.
Я осторожно заглянул в гараж, сопровождаемый надоевшим, изрядно усилившимся свистом и едва смог остановиться в домашних тапочках. Было такое впечатление, будто тело несут вперед инерционные силы, какие испытываешь, например, когда сбегаешь по крутой лестнице.
Краем глаза заметил, что моя единственная гордость, любимый шестицилиндровый мотоцикл «Кавасаки» лежит на боку. Почему? Я уронил взгляд на визжащую в углу кучу тряпья. Из нее высовывалась черная рука, прикрывающая то, что должно было быть головой. Странно, но я обрадовался – это был первый понятный звук за это утро, если не считать дикого картонного шипения, сопровождавшего с самого момента пробуждения.
– Кто ты?
– Чувак, отвали! – простонал кто-то из кучи тряпья. – Ты сдох, чувак! Все сдохли! Ты зомби! Вали отсюда!
– Так. Орать прекращай. И объясни, кто ты такой и что делаешь в моем гараже?
Впрочем, последний вопрос был явно излишним, поскольку закрывавшая то, что должно было быть головой, черная рука держала ключи от моего «Кавасаки». Ворюга!
– Давай, вставай. И ключи повесь на место, вон, на тот крючочек. Вставай!
– Все сдохли! Чувак, ты правда, не зомби? Смотри, весь мир не шевелится!
– Шевелится. Только медленно. Вставай, говорю.
Я посмотрел сквозь проем гаражных ворот на висящую над куполом птицу и отметил изменение положения крыла. Птица, несомненно, летела. Только летела настолько медленно, что за все это время сделала только половину взмаха.
– Не, чувак, ты правда, не дохлый? Мы не сдохли? Че это за дерьмо?
– Живой я, живой. Меня Пит зовут. Ты вот кто?
– Квик.
– А, если по-человечески?
– Алонзо. – сообщил темнокожий тинейджер, одетый в изрядно поношенные джинсы и вытянутую майку. – Алонзо Мозли. Квик – потому что шустрый, кликуха такая. Привык я к ней. – он снова встрепенулся. – Не, мы точно, не сдохли? Вот дерьмо!
– Говорю ж тебе, живые все. Ключи на место повесь, пожалуйста.
– Пожалуйста. – Квик изобразил презрительную гримасу, но все-таки вернул ключи от мотоцикла на положенное им место.
Мы вышли из гаража, даже не попытавшись поднять мотоцикл – после опыта с окном и дверьми я просто побоялся к нему прикасаться. Честно говоря, это единственная дорогая вещь в доме. Моя мечта, моя свобода. Ничего, кроме мотоцикла, не дает сказочного ощущения полета над трассой.
– Вот дерьмо! – снова выругался Квик.
– Чего ругаешься-то?
– Все стало замерзшим дерьмом! И жрать охота!
Я тоже чувствовал все усиливающийся голод, да и похмелье никуда не делось. Оно просто спряталось на время в какой-то дальний уголок мозга, а теперь снова всплыло сжимающей голову резиновой лентой. Холодильник помочь нам был не в состоянии – он пустовал.
– Пошли в бар. Мне пиво нужно. – предложил я.
Алонзо оживился.
– Бар – это круто. И пиво – тоже круто. Погнали!
Я только удивился, насколько молчалива совесть у этого чернокожего парня, только что пытавшегося угнать мой мотоцикл. Квик довольно улыбался и излучал полное радушие и уверенность. А ведь несколько мгновений назад сидел, зажавшись в угол, и визжал, как перепуганный щенок.
– Пошли.
3
Наученный горьким опытом, я попробовал очень аккуратно прикрыть дверь гаража. Буквально усилием одного пальца. Она сначала не желала сдвигаться с места, но постепенно, словно нехотя, стала менять свое положение. Сразу же отпустил палец, но дверь и не подумала останавливаться, а продолжала безумно медленно ползти дальше, будто обладала огромной инерцией. Следить за ней – все равно, что смотреть на минутную стрелку.
– Это какое-то инерционное поле, – забывшись, пробормотал я вслух, рассматривая свою руку. – Или даже темпоральное. Но уже чересчур фантастично…
– Ты о чем, бро? Какое поле?
– Инерционное. Это не мир замедлился. Это мы с тобой, дорогой ты мой брат по разуму Алонзо, ускорились! Давай-ка, вспоминай, как это все случилось!
– Ну, как… Да вот так это дерьмо и случилось. Двери открыл, гляжу – нехилый аппарат стоит. Ключики вот они. Только хотел ключи в мотоцикл воткнуть да по газам отсюда, как сзади что-то полыхнет зеленым. Я только и успел подумать, что хозяин меня… ну, типа ты, битой приложил по кумполу. Или чем еще похлеще. И вырубился сразу. Очнулся, а тут двери летают… – он потёр коротко стриженную, кучерявую шевелюру на затылке и смешно, как-то по-детски сморщил нос.
Странно, но никакой злости к воришке я не чувствовал. Может быть, именно потому, что кража так до конца и не состоялась?
– Эй, бро. Я так и не понял. – на лице парня появилось задумчивое выражение. – Ты говоришь, что это все нормально, – он неопределенно мотнул головой куда-то в сторону. – Вот эти вот все зомби, будь они не ладны! Они, значит, нормальные. А мы, по-твоему, стали ненормальными?
– Что-то нас ускорило, понимаешь? Мы стали двигаться и жить быстрее, а остальные люди живут нормально, как и прежде.
Квик остановился и тупо уставился на меня.
– Нормально!.. Сказал тоже! – он недоверчиво усмехнулся и, вдруг схватив меня за руку, потянул за собой.
Мы быстрым шагом пересекли улицу. Квик вцепился в рукав, словно боясь, что я испарюсь, и он останется один на один с этим странным миром. Алонзо явно направлялся к коттеджу Майкла и Мигеля. Майкл работал в соседнем отделе. Они там как раз занимались обслуживанием ускорителя. А Мигель был его другом. Ну, в общем, они давно жили вместе. Мигель в молодости играл за Аризонских Кардиналов1 и знал много спортивных баек.