Вот черт! То есть, чертовка! А я ведь в суматохе и забыла, что голая! Как-то некогда об одежде думать было! Увлекательное дело — охота на пернатых!
— Чем обязана? — не смущаться же, в самом деле!
— Он жив? — спрашивает чертовка, кивая на нимб.
— Пока жив.
— За люстрой прячется? Или на карнизе?
Однако! Проницательная стерва!
— А тебе не всё равно? — а я чем хуже?! — Могу и тебя отоварить! Злая я сегодня! Ходят всякие, спать мешают!
— Извини за поздний визит, — гостья вдруг вспоминает про вежливость. — Разговор есть. Серьезный. И срочный.
Делаю шаг в сторону, пропуская брюнетку мимо себя. Хочет она или нет, а ситуацию контролирую я!
— В спальню иди.
Чертовка криво усмехается, проходит в комнату, кивает висящему на люстре ангелочку: «Привет, Руф» и устраивается на стуле. Навожу арбалет на пернатого:
— Продолжим?
— Витька, — чертовка следит за мимикой ангелочка и усмехается. — Он, конечно, дурак дураком, но ничего плохого не затевал. Просто они в Раю все такие бесцеремонные. Может, достаточно ему за глупость?
— Хочешь компанию составить?
— Не выйдет, — сообщает эта стерва. — Я летать не умею. По штату не положено. У нас к тебе серьезное дело. Хвост на отрыв даю! Может, поговорим, а?
Смотрю на нее, потом на пташку:
— Слезай, не трону.
Бедолага отпускает люстру, рушится на пол (А неплохо мне крюк вделали! Такую тушу выдержал!) и переползает к креслу. Медом ему там, что ли, намазано? Накидываю рубашку и присаживаюсь на кровать, не выпуская арбалета. Черт, надо было автомат брать! И рожок, помеченный красной изолентой!
— И?
— Для начала, позволь представиться, — церемонно начинает брюнетка. — Мекрина, чертовка. А этого недоощипанного птенчика называют Руфаилом. И он на самом деле ангел! — она критически косится на битую физиономию обсуждаемого. — Не знаю, как тебе удалось его так отделать. Вообще-то мы существа инфернальные… — чертовка запинается. — То есть, я инфернальная, а он наоборот. Но один черт — нематериальный. Твои удары должны были проходить сквозь него!
Ага! Счас!
— Если мой удар проходит сквозь, то противник уже труп, — бурчу я. — С такими дырами не живут! И вообще, хорош тут чертовщину разводить! Вы мне спать не даете!
— Тогда к делу, — соглашается Мекрина, кончиком хвоста потирая лоб. — А дело у нас обоих к тебе одно. Так Руф?
Ангел кивает и жалобным голоском хнычет:
— Нимб верни…
— Перебьешься! — показываю ему язык и сдвигаю трофей набекрень. — Он мне нравится! Лучше рассказывайте, что у вас за срочность?
— Ты очень необычная девушка, Витька, — продолжает чертовка.
— Допустим, — судорожно раздумываю, не продырявить ли обоих, пока арбалет под рукой.
А чертовка начинает излагать малоизвестные детали моего прошлого. Откуда такие подробности? Как пальцы считала — не помню. А тупых отморозков, возжаждавших обидеть тетю Соню — очень даже хорошо. И автоматик, что дядя Саша подарил, до сих пор в отличном состоянии. Боевые-то потребовались только один раз! Тот самый рожок с красной изолентой. Патроны в нем тоже игрушечные. Но с семи метров человека насквозь пробивают. Проверено.
А чертовка, пожалуй, слишком много знает, чтобы уйти отсюда живой. Вон, как чешет:
— Сегодня вечером ты участвовала в небольшом инциденте, в результате которого некий Игорь Любомудров получил черепно-мозговую травму, несовместимую с жизнью.
— Как несовместимую?!
Вскакиваю на ноги. Вот это сюрприз! Мой принц!
— Категорически. Уже бы помер, но его держат. И будут держать еще, — Мекрина взглянула на часы на стене, — семь часов. Потом отпустят.
— Кто отпустит? — не поняла я.
— А вот это самое главное. Тебя не удивляет, что мы с ним, — кивок на Руфаила, — работаем в паре?
Объясняю собеседнице, как я в три часа ночи отношусь к большой небесной политике. Моим вечерним оппонентам, сейчас мирно отдыхающим в КПЗ, такие выражения недоступны. Не тот уровень. Руфаил краснеет. Чертовке — как с гуся вода.
— Все равно расскажу, — упорствует она. — Это важно. Ты же в курсе, что существуют разные религии?
Добавляю про религии. Пернатый становится бордовым.
— И боги, соответственно, разные.
Можно и про богов. Ангел, наконец, догадывается заткнуть уши. Мекрина удивленно прицокивает языком.
— О! Вот это выражение надо запомнить! О чем мы говорили? — сосредоточенно чешет кончиком хвоста переносицу. — Ах да! Перун решил переделать историю. Переправляет душу твоего незадачливого рыцаря в тело волхва из десятого века. Нас такой расклад, естественно, не устраивает!
Перестаю материться.
— А я тут при чем?
— В принципе, ни причем, — соглашается чертовка. — Но если у него получится, весь этот мир исчезнет. Вместе с тобой и твоими родными. А остановить Игоря можешь только ты.
— И что во мне такого особого?
— Она еще спрашивает! — возмущается Руфаил, в очередной раз ощупывая нос. — Нимб отдай!
— Заткнись! — хором отвечаем мы с чертовкой.
— Подготовка у тебя хорошая, — продолжает она. — А масса маленькая. Переброска во времени дешевле обойдется.
— Я что, туда голая пойду? — ничего себе заявочки! Экономисты хреновы! — А боеприпасы?!
— Неодушевленную материю переносить несложно. А вот одушевленную…
Раздумываю. Сходить в десятый век интересно. И принца моего жалко. Но… Не нравится мне эта затея! А собственно…
— И что я должна сделать?
Мекрина расплывается в улыбке:
— Да ничего сложного! Не дать волхву перетащить в Киев один камешек.
— Что значит не дать? Я при нем нянькой стоять должна? Или предлагаешь убить мальчика?
— Который весь такой благородный и за тебя заступился… — язвит чертовка.
Смотри-ка, увернулась! А так? Тоже! Неплохо у них в аду с обучением личного состава! А вот так?! Так, так и так?! То-то же! У нас лучше!
— Как умрешь, у меня работать будешь! — Мекрина, тяжело дыша, поднимается с пола. — У нас ограничений по росту нет, — отряхивает штаны. — Не надо его убивать. Хотя нас бы это устроило. Уговори вернуться…
— Он же здесь умрет!
— Как душа уйдет, мы тело подержим. Руфик даже подлечит. В больнице язычников нет. А пара верующих санитарок найдется!..
Уже лучше… А Игорька надо выручать. Обманет его этот самый Перун, как пить дать, обманет. Боги, они такие!
— И что я с этого буду иметь?
— Ну… — хвост опять тянется к переносице…
— Ты охамела, смертная! — утробным голосом вопит ангел, и второй раз за ночь летит через подлокотник.
— Руфик, не вмешивайся, — насмешливо улыбается Мекрина.
— Во-во! — подтверждаю я. — Молчи, мужчинка, когда дамы разговаривают.
Ангел, испуганно косясь на меня, приваливается к креслу. Внутрь лезть не решается. И правильно!
— Добавить? — интересуюсь исключительно для закрепления результата.
— Ты же сказала «не трону»…
А жалобно-то как!
— Я тебя обманула! — нет, не выйдет из меня губернатор Калифорнии. Не тот тембр голоса. — Итак? — вопросительно гляжу на чертовку.
— А что ты хочешь? — вкрадчиво вопрошает она.
У-у-у! Я много чего хочу! Но ведь обманет, жучила инфернальная! На личике же написано: любого шулера вокруг пальца обведет и догола разденет! А на мне и так одна рубашка! Нет у меня оснований считать эту парочку честнее славянского громовержца! И ту парочку, что над ними — тоже. Извечные антагонисты, а как жареным запахло, мигом снюхались! Как бы это дело провернуть, чтобы не оказаться последней дурой? И так из-за сегодняшних уродов вся одежда кровью заляпана! Еще не факт, что отстирается! И возни… О!
— Во-первых, — задумчиво тереблю локон, — сегодняшняя драка по вашей вине была!
— Не, — идет в отказ дьяволица, — мы не при делах! Перун там…
А вот хрен, от меня так просто не отделаешься!
— Перун — ваш враг? Не трогали бы его в прошлом, и никаких драк сегодня…
— Ты к чему клонишь? — подозрительно спрашивает Мекрина.