– Папа, я так рада тебя видеть. – Я отстранилась, окинула отца ещё одним изучающим взглядом. Постаралась скрыть своё беспокойство, и улыбнулась. Правда, заметила: – Ты похудел.
– Так работаю, Лидунь, кручусь.
– Это хорошо, – похвалила я. И тут же пожурила: – Я звонила тебе два дня, а ты трубку не взял. Я беспокоилась.
– И поэтому приехала?
Стало немного неудобно.
– Нет. Вообще-то, я вернулась. Поживу здесь. Не знаю сколько.
– А как же твой Питер?
– Вот как-то так… Я хотела тебя предупредить, что приезжаю. А не вышло. Удивила Женьку, заявившись в семь утра. – Я сделала страшные глаза, но отец не улыбнулся. Кажется, наоборот, насторожился. Мне захотелось ругнуться, правда. Пришлось сознаваться: – Вот такой сюрприз я вам устроила.
Папа глянул на чемодан. Всполошился неожиданно.
– Так пойдём домой, я помогу вещи донести.
– Папа, я поживу у Аньки. Я её уже предупредила. А Женька с семейством к вам переедут.
– Вот, значит, как вы решили!
Мы решили! Его мнения никто не спросил, а он и не настаивает!
Слишком многое изменилось за пять лет, слишком многое.
– Да, решили так, – проговорила я. – Готовься морально, Луиза тебе сегодня мозг вынесет. Но ты не поддавайся! – попросила я его с намёком на шутку и браваду.
Отец мотнул головой, но несколько не уверено.
– Не буду.
Я только оглянулась на дом, посмотрела на окна квартиры, в которой выросла, но заходить отказалась. Сославшись на то, что чемодан по лестнице затаскивать тяжело. Пока ждала такси, расспрашивала отца о жизни, о работе. Слушала его, и замечала странную вещь, что отец всеми силами передо мной хорохорится. И мне было его жалко. Мы сидели на лавке перед подъездом, я держала его за локоть, пытаясь вспомнить, что значит родительская забота и любовь, аккуратно рассказывала о себе и о проблемах, которые сподвигли меня покинуть Санкт-Петербург. И его тоже оповестила:
– Замуж я не выхожу.
Отец похлопал меня по руке, в качестве успокоения.
– Не расстраивайся. Ты красавица такая, выйдешь ещё. Или хочется?
– Стабильности хочется, – призналась я. – И мужика стоящего. Не знаешь, где взять?
Папа посмеялся.
– Можно у нас в сервисе пошукать. Есть парочка неженатых.
– В автосервисе? – переспросила я. После чего качнула головой. – Нет, я попробую сама. Для начала. – А когда уже собиралась сесть в подъехавшее такси, отцу сказала, точнее, подсказала: – С Луизой не ругайся, вали всё на меня. Я с ней справлюсь, а тебе она плешь проест.
Отец вздохнул совершенно несчастно.
– Вот любите вы, девочки, ругаться.
– Не любим, но приходится. – Я быстро поцеловала его в щёку. – Я позвоню. У Аньки буду. Заходи в гости.
Отец глаза вытаращил.
– К Наталье, что ли? Так это ж хуже Луизы, я от неё сам не свой выхожу!
Я ткнула отца пальцем в грудь.
– Потому что после мамы, лучшая женщина в мире, это тётя Наташа. А ты Яновну осчастливить решил. За что-то.
К тётке в дом я заявилась, мало того, что уставшая, так ещё и морально вымотанная. Хорошо хоть, жила она с дочерью в девятиэтажке, и лифт работал. Потому что свой чемодан я уже начала тихо ненавидеть.
Анька открыла мне дверь, высокая, подтянутая, с немыслимыми рыжими кудрями. Я как раз выходила из лифта, и застонала, в надежде, что меня пожалеют. Сестра пожалела, забрала у меня чемодан и втащила его в квартиру сама. Я вошла следом и тут же скинула с ног туфли. Привалилась к стене.
– Не думала, что так сильно обрадуюсь возвращению.
Анька засмеялась, притянула меня к себе и от души расцеловала.
– А я рада, что ты приехала. Полгода не виделись. Мам, Лида приехала!
Тётя Наташа вышла из кухни мне навстречу, и я, наконец, совершенно искренне улыбнулась. Всегда, когда я видела тётку, мне становилось спокойно и тепло на душе. Я всегда вспоминала маму. И поэтому с такой радостью позволила себя обнять. Крепко, от души, и щёки под поцелуи подставила.
– Золотце наше, приехала, наконец. Как добралась?
– Через все жизненные препятствия, – пожаловалась я.
– Пойдём на кухню, кормить тебя буду. Сырников нажарила.
– Поживу у вас несколько дней, – сказала я чуть позже, уплетая сырники на светлой кухне. Анька от вкуснятины гордо отказалась, сидела на очередной диете, а я вот наплевала на голос разума, и положила себе на тарелку уже третий по счёту сырник. И щедро полила тот сгущёнкой. – Поставила Женьку перед фактом, чтоб съезжал.
– Вот тот, наверное, обрадовался, – ухмыльнулась Анька. С матерью переглянулась. Но та не улыбалась, та, наоборот, хмурилась. Стояла с поварёшкой наперевес и помахивала ею достаточно грозно.
– Луизка скандалила?
– А то, – ответила я, облизывая большой палец. – К совести моей взывать пыталась. Что я маленьких детей на улицу выставляю!
– Не поддавайся, – сказала тётка. – Это твоя квартира. А они хорошо устроились!.. Луиза всеми делами крутит-вертит. Она ведь квартиру отцовскую продать собирается.
Я замерла, смотрела на родственницу во все глаза.
– Как продать? А жить они где будут?
– Дом она затеяла купить в пригороде. Но, Лида, не на месте у меня сердце, вот прямо чувствую!..
– Что?
– Оставит она папашу твоего без угла. И куда он придёт? В материну квартиру и придёт. К тебе, то есть!
Я вздохнула, на сестру посмотрела. Та хранила мрачное молчание. Анька терпеть не могла мою мачеху и её семейство, ещё с тех пор, когда они только появились у нас в доме. И нетерпимость свою до сих пор сохранила, и, кажется, даже множила в себе. Поэтому старалась обходить родственников стороной. Хотя, по сути, они родственниками ни ей, ни её матери не приходились. Но как-то жизнь так распорядилась, что всех нас воспринимали, как единую, не слишком дружную семью.
– И что я могу сделать? Я там не прописана давно. Моего мнения никто не спросит.
– Вот Луиза этим и пользуется. А отца твоего мне жалко!
– Мне его тоже жалко, – призналась я. – Но жену ему не я выбирала. Моего мнения он спросить забыл.
– Да уж. – Тётка печально вздохнула, тоже за стол присела. На меня посмотрела со знакомой уже маетой. – Мать твоя, Тоня наша, покоя себе не находит, наблюдая за всем этим.
Я откровенно поморщилась.
– Тёть, ну зачем ты…
– В самом деле, мама. – Аня глянула на мать красноречиво. – Что ты вечно!..
– Молчите обе, – махнула она на нас рукой. – Молоды ещё, рот мне затыкать. – Повернулась ко мне. – А ты рассказывай. Что у тебя в Питере не срослось?
Есть мне расхотелось. Я с сожалением взглянула на недоеденный сырник, и тарелку от себя отодвинула. Подбородок рукой подпёрла, после чего известила:
– Мишка – гад. Жениться передумал.
Анька не к месту усмехнулась, но я знала причину. Мишка моей сестре не нравился. И тут же в голову мне пришла интересная мысль: кажется, моей двоюродной сестре мало кто из людей нравится. Она всех своим рентгеновским взглядом просвечивает, и тут же вердикт выносит. А с Анькой, как с Верховным судом, вердикт не обжалуешь.
А вот тётка обеспокоенно качнула головой.
– Поругались?
– Поругались, – кивнула я. – Но дело ведь не в этом! Мы каждую неделю ругались, и ничего. А тут вдруг: надоело, не женюсь, развод на полкровати! – Я возмущённо выдохнула. – И, в итоге, мне даже полкровати не досталось, потому что квартира была съёмная. Он вещи собрал и свалил. А я осталась! Без денег, без работы, без жилья. И что мне было делать?
– Всё так плохо? – заинтересовалась Анька, но тётя Наташа её перебила:
– А что у тебя с работой?
Я насупилась.
– Ничего. В том смысле, что этот гад полгода меня уговаривал бросить работу. И я, дура, его послушала! А какие песни пел!.. Ань, ты помнишь?
Сестра решительно кивнула.
– Помню. Я тебе ещё тогда сказала: не слушай его. А ты?
– А мне хотелось верить в лучшее, – расстроилась я. – Ведь должен быть и на моей улице праздник? Когда-нибудь… – Я на тётку посмотрела, и принялась ей рассказывать: – У нас ведь всё серьёзно было. Полтора года жили. Не идеал, конечно, не мечта любой женщины, и звёзд с неба не хватает, но всё при нём. И руки золотые. Он ремонтами занимается, бригаду свою сколотил.