— Да.
— Дракари… — Илья кивнул в сторону Эрика, — …с феями имеют общую черту: любовь к сладостям. У дайго, то бишь, у моей расы, есть также общая черта с Проклятым домом, — произнёс с мрачным выражением лица он, делая глоток.
— Какая же? — заинтересовался Эсмонд.
— Характер питания одинаковый, — мрачность проскользнула в голосе Ильи.
— Но ты не уничтожаешь целые города, а Проклятый дом ещё и как… а эта «Жатва»… Кто-нибудь знает, что она из себя представляет? — взглянув сначала на Илью, потом на Эрика, спросил Эсмонд, на его лице отобразилась тревога.
Столетиями его семья уничтожала фей и нечисть, ни разу им не удалось наткнуться на Проклятый дом, сколько бы ни следовали по его следу… Да что там! Так и не понятно толком, кто состоит в нём. Слухов много — фактов ноль. Эсмонд считал, что Проклятый дом и «Жатва» — это легенды, кто знал, что они оживут, начнут пожирать людские души?
— Слышали много, что из этого — правда, нельзя наверняка сказать, ведь Проклятый дом не оставляет того, кто бы поведал о его тайнах, свидетели убираются начисто, неважно, человек это или представитель фей… Да, Эсмонд, Проклятый дом не брезгует убийством себе подобных! — ответил невозмутимо Эрик на вопросительный взгляд охотника.
— Даже своих? — глаза Эсмонда расширились от удивления, он побледнел, теперь его белая рубашка гармонировала с цветом лица. — Ужас! — констатировал он, сложив задумчиво руки лодочкой.
Эсмонд не понимал, как такие уроды всё ещё не накликали на себя гнев всех Благородных домов, а потом вспомнил, что у них руки связаны законом, даже если членов дома возьмут с поличным, самое строгое наказание, которое их ожидает, — лишение свободы. А это несопоставимая кара за совершённые ими преступления.
— Теперь понятно, почему Аэлл на днях связался со мной и попросил объединить усилия с вами, — продолжил Эсмонд.
— Ого, вы всё-таки общаетесь? — удивился Эрик.
Аэлл — король фей из Благородного дома Златосерд, отец Эссиль, на которой уже пять лет женат Эсмонд. С начала их брак задумывался из политических соображений, и не более того, а оказалось, что охотник и принцесса фей полюбили друг друга. Аэлл долго с холодом относился к новоиспечённому зятю, наверное, оттого что ворчливому старику нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что его сокровище украл охотник. Каких усилий стоило Аэллу удержатся от соблазна прибить этого нахала — остаётся только гадать.
— Если бы не всё произошедшее в последнее время, наверное он лет через сто со мною заговорил, а так… Думаю, стоит сказать Проклятому дому «спасибо», — улыбнулся искреннее Эсмонд, на его щеках показались ямочки.
— Ну, как говорится у людей: «нет худа, без добра!». Да, Аэлл не может по праву наказать этих выродков, никто из Благородных домов не осмелится, но мы с Ильёй не так трепетно чтим правила и законы фей, поскольку не являемся представителями этой расы. А для тебя с твоими людьми вообще дело чести — изловить и уничтожить ублюдков, пока они не увеличили список жертв этого безумия. Так что команда из нас выйдет что надо. Аэлл — мудрый стратег, что сказать!
— Но есть одна загвоздка, — наконец решил вклиниться в разговор Илья, который доселе, прикрыв глаза, молча слушал.
Со стороны могло показаться, что усталость взяла своё, Илья вздремнул, на самом деле, по привычке, выработанной не одной сотней лет, он «истинным» взором обшарил всё здание от подвала до крыши на предмет чего-то опасного для их жизни или каких-либо секретов. Пусть жители Сиалии (так решили обозначить Илью и Эрика, хотя они из разных рас, но с одной планеты, называемой Сиалией) и охотники объявили перемирие, Илья им не доверял, единственный, на кого можно положиться, это Эрик.
— Мы не знаем, кто они, какими способностями владеют и что такое «Жатва»? — продолжил мысль Илья.
— Ну вот! Умеешь ты обломать настрой! — с иронией в голосе ответил Эрик. — Да, мы не знаем их способности, а свои-то знаем. Посему применим!
— Да? Ты так уверен в своём сверхъестественном идиотизме? Ведь это твоя суперспособность, хотя… — Илья призадумался. — Ещё поиск проблем на филейную часть, — сложив руки лодочкой перед лицом, добавил он с сарказмом.
Эсмонд кашлянул в кулак, пытаясь выдать его за смех.
— Это, когда я их находил?! — искренне изумился Эрик, разведя руки.
— Одно слово «Ватикан», — хотя лицо Ильи было непроницаемо, в душе он смеялся.
— Это в каком столетии было… ой… Вообще такого не было! Это клевета! — возмутился Эрик, прищурив по-кошачьи чуть раскосые глаза, они заблестели серебряными искрами.
— В двадцать первом, четыре года назад… поясни, как? Как в столь крохотном государстве ты умудрился сотворить огромные проблемы? — невозмутимо продолжил уличать друга Илья.
— А я виноват, что в число этих святош затесался вампирюга? Как такое вообще возможно, мне кто-то объяснит? — фыркнул Эрик, скрестил руки на груди, уши повернул назад, прижал к голове.
— Теперь-то некому объяснять, что ты уничтожил клыкастого. Ну и древнюю церковь заодно… как ты только умудрился нечисть заманить в святилище католической веры?
— Пф! Я всё так провернул, что он сам жаждал туда пробраться! А вообще я не виноват, что церковь хлипкой оказалась! Совсем земляне строить не умеют! Вот на Сиалии… — выставив патетично указательный палец вверх, Эрик открыл рот, чтобы продолжить, как тут его оборвали на полуслове:
— Ты там тоже взорвал храм? — не удержался от провокационного вопроса въедливый охотник, изогнув бровь.
— Тьфу на вас! Идите шишликов пасти! — махнул на это безобразие рукой Эрик и надулся.
— Кого? — удивился Эсмонд.
— Зловредная сиальская живность, — кратко ответил Илья.
3
Теперь. День второй
Женька, как уже повелось, месяц не мог глаза сомкнуть, поэтому коротал ночь как мог: играл в онлайн-игры, читал книги, испытывал удачу на верность на бирже ценных бумаг. Ведь у него было преимущество перед конкурентами — его бессонница, когда самых стойких морил сон, Женька бодрствовал, значит мог выгодно продать или купить акции. Самое забавное, что он даже не свои деньги вложил, а Ваника Ашотовича. Юноша умело сыграл на жадности владельца кафе, правда, пришлось вести долгие переговоры, только оно того стоило. Арина и Карина, естественно, не знали об этом, всё, что им известно: Женька помогал Ванику Ашотовичу. Они верили в бескорыстность услуг. Ещё морали по эту поводу читали. Женька решил оставить всё как есть. Почему-то он предпочитал вести скрытый образ жизни, единственный, с кем он опасно близко сошёлся, — это неугомонная официантка-любительница велосипедных прогулок. Ещё он параллельно искал причины мора птицы и адресата той странной СМС-ки, но никаких результатов пока не нашёл. Парень так увлёкся, что не заметил, как настало утро, пришла пора собираться на работу.
Женька вышел из подъезда. Посмотрел на небо: оно было ясным, а рассвет придавал ему розоватый оттенок, юноша вздохнул полной грудью свежего воздуха, лучи солнца ласково пригревали бледное, узкое лицо. В нос резко ударил металлический запах, отчего-то напоминавший кровь.
— Ты смотри, что делается?! — прохрипел прокуренный голос возмущённого мужчины.
Женька открыл глаза, осмотрелся вокруг, увидел местного дворника, он одной рукой держал метлу, а другой чесал затылок. Парнишка проследил за его взглядом, увидел куски окровавлено мяса, облепленного мехом. Значит, запах крови ему не причудился.
— Доброе утро, Василий Петрович, хотя я уже вижу, что добра тут нет… — подойдя неспешно к дворнику, поздоровался Женька.
Мужчина посмотрел на юношу внимательным взглядом, изменившимся на ласковый, когда дворник вспомнил, кто перед ним. Это тот вежливый, аккуратный мальчик с пятого этажа пятиэтажки номер пять на ул. Цветаевой, квартира восемь. У Василия Петровича была фотографичная память, особенно на чистоплотных людей, потому как те, кто свинячил, сливались в общую массу себе подобных, у коих, того гляди, пятачки да хвостики вылезут.