– Я тоже… – Лариса улыбнулась и пошла на кухню, чтобы выбросить мусор.
В самом деле ей тоже жаль старика, он совсем одинокий, сидит в своей квартире, приходит к нему только соседка – тоже не первой молодости, она убирает и готовит немудреную еду. Старик не злобный, довольно опрятный, не пахнет от него нищей старостью и запустением. И хоть обстановка в квартире бедная, стариковская, какие-то деньги у Ильи Васильевича явно имеются, раз платные уколы может себе позволить. Впрочем, Лариса берет по-божески.
Старик полусидел на диване, потирая левую сторону груди.
– Вам плохо? – встревожилась Лариса. – После укола сразу вставать нельзя, полежите!
– Да я и так все лежу, – вздохнул он, – Ларочка, детка, подойдите ближе.
Лариса нехотя сделала шаг. Старикан-то не промах, как полегчает ему – сразу начинает болтать, хвастаться, какой имел успех у женщин в те незапамятные времена, когда у нас Деникина разбили. Ларису по ручке поглаживает, а один раз даже по попе шлепнул. Она сделала вид, что не заметила – не скандалить же с больным человеком.
Но сегодня старик не такой, как всегда. Выглядит усталым, никакой бравады. И этот взгляд проницательный – как будто видит всех людей и предметы насквозь. Ларису тоже видит и знает про нее такое, что она и сама-то про себя не знает.
– Я хотел поблагодарить вас за все… – сказал Илья Васильевич и взял Ларису за руку. – Дорогая, вы мне очень помогли!
– Да что вы! – Лариса сделала слабую попытку отнять руку. – Это моя работа.
– Я бы хотел пожелать вам… – старик держал руку крепко, – пожелать вам…
– Чтобы все мои желания исполнились! – Лариса со смехом отняла наконец свою руку.
– Э, нет! – Илья Васильевич помотал головой. – Вы сами не знаете, чего хотите! То есть вы думаете, что если это получите, то будете счастливы!
– Но разве это не так? – растерянно спросила Лариса.
Ее нервировали этот разговор и взгляд старика – такой пронизывающий, серьезный…
– Главное – понять, – загадочно ответил ее собеседник, – и… вот я хотел вам подарить на прощанье.
Он поднял одну из диванных подушек, грудой наваленных рядом с ним, потом отбросил еще одну и вытащил на свет белый какой-то старый ящичек, от которого на Ларису пахнуло застарелой пылью. Она едва удержалась от желания чихнуть.
– Вот, – старик поставил ящик на колени, – это шкатулка. Очень старинная.
– Да мне ничего не надо! – поспешно сказала Лариса. – Вы за все расплатились, ничего мне не должны.
– Это подарок! – твердо сказал старик. – Не знаю, зачем я это делаю… то есть знаю… Извини, девочка, но так уж судьба решила…
Он поднял крышку, которая противно заскрипела. Лариса зажала нос, потому что запах пыли стал совершенно невыносимым.
– Илья Васильевич, спасибо вам большое, но мне на работу нужно!
– Да, конечно.
Он опустил крышку шкатулки и тут же снова ее поднял, но не сразу, а рывками, так что скрип получился прерывистый, как будто старое дерево решило что-то спеть. Но получился только хрип.
Старик удовлетворенно заглянул внутрь шкатулки и захлопнул крышку.
– Вот, возьмите, Лариса. И не стоит вешать голову, все еще будет у вас в жизни отлично!
Шкатулка была ужасно старая, дерево рассохлось и потемнело. При мысли о том, сколько людей прикасались к ней за это время не слишком чистыми руками, в душе Ларисы подняла голову медсестра.
Преодолевая брезгливость, она спрятала шкатулку в непрозрачный пакет и вышла, решив избавиться от такого подарочка при первой же возможности.
Лариса аккуратно закрыла за собой дверь и подергала ее, проверяя, захлопнулся ли замок. Тотчас отворилась соседняя дверь, и в щелочку высунулся любопытный нос Анны Павловны.
– Уколола? – задала она традиционный вопрос.
– Угу, – буркнула Лариса и поскорее отвернулась к лифту.
Но не тут-то было. Старуха была твердо настроена поговорить. Она вышла на площадку, запахнув на груди вязаную кофту, и набрала побольше воздуха в легкие.
«Сейчас начнется», – с тоской подумала Лариса, нажимая кнопку, и не ошиблась.
– Твои-то снова поругались! – сообщила Анна Павловна радостным голосом. – Вон в газете написано, и фотка есть. На приеме каком-то важном старшая у младшей жениха принялась отбивать. Ну, та терпела-терпела, да и сказала сестричке, кто она есть. По-простому, по-русски.
Лариса все жала на кнопку вызова лифта, как будто это могло ускорить дело. Лифт и не думал появляться.
– И то сказать, – бойко сыпала скороговоркой Анна Павловна, – конечно, нехорошо на людях шум устраивать, но ведь и вешаться на чужого мужика тоже неприлично. А твои-то вечно сварятся, видно, мамаша их плохо воспитала.
– Они не мои, – процедила Лариса, – я сама по себе, за них не отвечаю.
– Как не твои? – Анна Павловна выкатила глаза. – Нешто можно так – к родне не признаваться?
«Стукнуть ее, что ли, сумкой, – с тоской подумала Лариса, – или вот пакетом…»
Старуха что-то почувствовала и перевела взгляд на пакет. Глазки ее подозрительно блеснули.
– А это чегой-то? – спросила она и тут же прикусила язык, сообразив, что ляпнула лишнее.
В самом деле, Лариса ей никто, и Илья Васильевич не поручал ей присматривать за своими посетителями. Откровенно говоря, и не ходит к нему никто, кроме Анны Павловны и Ларисы. Старуха готовит больному немудреные блюда, подметает и вытирает пыль, на большее у нее и сил не хватит. Лариса знает, что Илья Васильевич соседку не то чтобы недолюбливает, но не хочет общаться, разговаривать им особо не о чем.
Лариса порадовалась, что сообразила убрать шкатулку в непрозрачный пакет, старуха – жуткая сплетница, не хватало еще, чтобы она разнесла по всему дому, что Лариса таскает у пациентов ценные вещи. Тоже мне, ценность – старая рухлядь, до помойки не донести – развалится…
А Анна Павловна та еще пройда, третьего дня Лариса прошла незаметно на кухню, чтобы выбросить пустые ампулы, и собственными глазами видела, как старуха сунула в карман халата серебряную солонку. Так что чья бы корова мычала…
Лифт наконец раскрыл двери на их этаже, и Лариса ринулась в него, как будто за ней гнался маньяк-убийца.
– А он-то как? – спохватилась Анна Павловна, кивнув на дверь квартиры.
– Вы его проведайте, после укола голова может закружиться, – крикнула Лариса.
– Зайду, а как же! – закивала старуха. – Как не зайти…
Путь Ларисы лежал через двор мимо помойки. Она хотела было выбросить шкатулку вместе с пакетом, но сообразила, что старуха вполне может наблюдать за ней из окна. Увидит и донесет Илье Васильевичу, будет неудобно. Да и зачем человека зря расстраивать? Ему совсем недолго осталось…
Лариса спокойно восприняла эту мысль, много лет она проработала медсестрой и привыкла к болезням и смерти.
Пакет был ужасно неудобный, бил ее по ногам. Да еще сумка большая. И в довершение небо заволокло тучами, и будет дождь. А ей зонтик взять не во что, третьей руки не хватает.
Лариса почувствовала, что настроение, и так с утра не слишком хорошее, стремительно ухудшается. Нужно взять себя в руки, нельзя придавать значения словам глупой старухи.
Но тяжело на сердце стало ей еще до встречи на лестнице. Вот именно, настроение упало после разговора с Ильей Васильевичем.
Неужели с ней все настолько плохо, если ее жалеет больной, да что там, умирающий старик? Сегодня он отбросил свои обычные шуточки и вдруг посмотрел проникновенно светлыми стариковскими глазами и сказал тихо: «Ничего, деточка, не стоит вешать голову. Все будет хорошо, я знаю…»
С чего он взял, что она вешает голову? Заметил, все заметил старик, ишь какой внимательный стал. Перед смертью, наверное. И то сказать, лет ему за восемьдесят, сердце больное и еще куча всего в анамнезе. Проколола ему Лариса витамины и лекарство, чтобы сердечную мышцу укрепить, да нужно ли это? Если организм устанет бороться, то никакие уколы не помогут.
Лариса перехватила неудобный пакет и прибавила шагу. Нужно торопиться, скоро начинается ее смена. Года три назад после развода с Михаилом она устроилась администратором в платную клинику, что открылась рядом с домом. В клинике нужен был человек с медицинским образованием, и не девчонка только что из медучилища, а женщина постарше. Вот она как раз подошла – тогда было без малого тридцать, девчонкой никто не называл даже в транспорте. А уколы на дому она делает по старой памяти, ну и лишние деньги никогда не помешают. Ее передают по знакомым, как палочку в эстафете.