Рабочие — дюжина крепких мужиков и молодых парней — некоторое время в молчании рассматривали свою начальницу. Не ожидали они такого поворота, что мастером над ними назначат девушку.
— А чего это отец тебя прислал, а не сам за работу взялся? — спросил наконец один из них, рыжебородый и сероглазый здоровяк.
— Батюшка больше плотничать не может, ослеп он, — ответила Веселинка. — Я ему с десяти лет помогала, подмастерьем плотницкое дело перенимала, а с пятнадцати сама работаю. Братьев у меня нет, только сестрицы младшие, а семью кормить кто-то должен. Вот и тружусь.
Говорила она просто и скромно, без высокомерия, а солнце блестело искорками в её тёплых, золотистых, медово-карих глазах. Рабочие переглядывались с усмешками. Похоже, девушка пришлась им по душе.
— Ну что ж, поглядим, как ты работать умеешь, — сказали они.
Ни рабочим, ни самому хозяину-заказчику ни разу не пришлось пожалеть о назначении Веселинки главным мастером. Девушка толково руководила строительством и сама, как заправский плотник, стучала топором, работала пилой и рубанком. Мужчины, конечно, не позволяли ей таскать тяжёлые брёвна, а в остальном она трудилась наравне с ними. Она ловко взбиралась на строительные леса и не боялась высоты; напрасно озорные парни пытались снизу заглянуть ей под подол: под длинной девичьей сорочкой Веселинка носила портки. Косу, которая кончиком достигала колен, на работе девушка сворачивала в тяжёлый золотой узел и подвязывала ремешком, чтоб не мешала.
А молодой купеческий сын Славко девушке проходу не давал. Был он парень собой пригожий, кудрявый да синеглазый, улыбчивый, только вот настойчивость и дерзость его Веселинке не нравились. То норовил он её зажать и обнять в уголке, то охапками цветов весенних осыпал, то подарки подсовывал — ленточки, платки, ожерелья. Но девушка даров не брала, а от объятий успешно отбивалась: от плотницкой работы тело её стало точно выкованным из стали. Конечно, ей было далеко до дюжих мускулистых рабочих, но нахальный ухажёр дивился силе, с которой она давала ему твёрдый отпор.
— Веселинушка, ты не думай худого, я ж не с баловством к тебе пристаю! — убеждал Славко. — Полюбилась ты мне, в жёны хочу тебя взять!
— Я единственная кормилица в семье, нельзя мне замуж, — отвечала Веселинка. — Или ты готов всех моих сестриц кормить-поить и приданым для свадьбы одарить?
— А сколько у тебя сестриц? — обеспокоенно спросил Славко.
— Одиннадцать, — усмехнулась девушка. — Самой младшей пять годков, а самой старшей после меня — шестнадцать. Она собой весьма хороша, гораздо красивее меня. У меня руки грубые, рабочие, а она рукодельница-вышивальщица, у неё пальчики нежные. Как раз вошла она в лета, жениха ей пора подыскивать. Но... — Веселинка окинула парня насмешливым взором, — пожалуй, не такого, как ты!
— Это ещё почему? — вспыхнул Славко. — Чем это я плох?..
— Больно дерзкий, — хмыкнула девушка. — Я сестрице доброго мужа желаю, а ты вертопрах, только и знаешь, что батюшкины деньги тратить.
— Ах ты, девка языкастая! — засверкав глазами, рассердился Славко. — Уж если кто тут и дерзкий, так это ты!
Веселинка ловко ускользнула от него, белкой взлетев на строительные леса. Парень кинулся было следом за ней, но у него закружилась голова, и рабочим пришлось помогать хозяйскому сынку спуститься на землю. Веселинка на самом верху только посмеивалась:
— Где уж тебе быть моим мужем, ежели ты даже подняться не можешь туда, куда поднимаюсь я!
Крепко зацепила она самолюбие парня, и он какое-то время дулся, а потом вдруг прислал к ней домой сватов. Говорили они ладно да складно, подарки на лавках разложив, и матушка Владина едва чувств не лишилась от такой чести. Веселинка же выслушала гостей спокойно, но без благосклонности.
— Это кто ж тебя замуж зовёт, доченька? — удивился отец.
— Да это от Славко, сына Зворыкина, пришли, — усмехнулась Веселинка. — Батюшка, матушка, вы уж меня не невольте, не люб мне сей молодец.
— Ну, раз невесте жених не по нраву, то не обессудьте, дорогие сваты, — сказал Бермята гостям. — На нет и суда нет.
Так и ушли сваты ни с чем, и подарки пришлось им с собой забрать: невеста отказалась их у себя оставить. Позже матушка шёпотом, тайком от отца, сказала Веселинке:
— А может, зря ты, доченька, отказом ответила? Такой жених завидный да богатый, а ты нос воротишь... Не каждый день такая удача в дом стучится!
— Дорогая моя матушка, сердцу не прикажешь, — с ласковой улыбкой, но твёрдо ответила девушка. — Пусть Славко берёт в жёны ту, кому он будет люб, только это и справедливо. Не нужны мне ни его богатства, ни высокое положение. С немилым мужем в клетке золотой жить не стану.
Матушка только вздохнула, а младшая сестрица Здемила — та самая, что во второй очереди в невесты стояла следом за Веселинкой, сказала:
— Ну и дура ты, сестрёнка! Такими завидными женихами не разбрасываются!
— Не зарься на зажиточность, а ищи в мужья человека хорошего, — ответила Веселинка. — Снаружи шёлк да злато, а нутро добром не богато. Славко этот — праздный ветрогон, нет в нём рачительности да жилки хозяйской, не сможет он продолжить отцовское дело — всё спустит. Ему лишь бы развлекаться да веселиться. Не умеет он добро сберегать да приумножать, только тратить да проматывать горазд. Коли его женой станешь, недолго в богатстве проживёшь. Так что, сестрица, не так он уж и хорош, ежели приглядеться. Нечему тут завидовать.
Но Здемиле запал в душу отвергнутый старшей сестрой жених. Стала она проситься с нею на работу:
— Возьми меня, сестрица, с собой! Хоть одним глазком на Славко поглядеть!
— Ох, глупышка ты, — вздохнула Веселинка. — Пустой он, Славко этот. Уж поверь мне, я насквозь его вижу. Ничего хорошего нет в нём. Как бы тебе слёзы потом лить не пришлось...
— Ну разреши мне хоть тебе обед на работу принести! — не унималась младшая сестра.
Так и не добившись разрешения Веселинки, Здемила самовольно явилась на купеческий двор с корзинкой снеди — в самой лучшей своей сорочке, вышитой ею собственноручно.
— Тебя кто звал? — шёпотом зашипела на неё Веселинка.
Здемила с озорной улыбкой и невинным видом откинула с корзинки чистую тряпицу.
— Вот, обед тебе принесла, сестрица. Отдохни да покушай.
Рабочие сразу обратили внимание на красивую девушку — переглядывались с ухмылками, подмигивали.
— А ну, цыц! — строго прикрикнула на них Веселинка. — Нечего тут зубы скалить, работа не ждёт!
Она принялась спроваживать сестру домой, да не успела: распевая песни и подыгрывая себе на расписных гусельцах, явился Славко. Как всегда, щегольски одетый, он шёл по двору вразвалочку, а при виде девушек приосанился.
— Тьфу, всё б тебе песни распевать, пустозвон, — процедила себе под нос Веселинка. — Ни дня в жизни не работал, тунеядец...
Славко не слышал этих тихих слов. Увидев зардевшуюся Здемилу, он замер как вкопанный и оборвал игру на гуслях.
— А это что за красота невиданная? — воскликнул он. — Ах ты, цветик утренний!
— Цветик, да не для тебя расцвёл, — сказала Веселинка хмуро.
— Это отчего ж? — изогнув бровь, молвил хозяйский сын. — У девицы своя воля, кому сердце отдать!
Приблизившись к Здемиле и вгоняя её в ещё пущий румянец восхищённым взглядом, Славко обошёл её кругом.
— Ты, Веселинка, сама виновата, — рассмеялся он. — Нечего было мне свою сестрицу расхваливать! Однако ж, ты не обманула: девица и впрямь хороша!
— Даже не смей к ней приближаться, а не то я... — не на шутку рассвирепела Веселинка.
— А не то — что? — усмехнулся Славко. — Побьёшь меня? Тогда мой батюшка тебя уволит и денег не заплатит, вот так-то. Что, съела?
И он торжествующе прищёлкнул языком, после чего снова принялся щипать струны и заливаться соловьём, а Здемила и уши развесила. Совсем поплыла девка, а Веселинка проклинала тот день, когда нанялась надстраивать купцу терем.
Никаких увещеваний Здемила и слышать не желала. Увлёк её Славко, да и сам, похоже, увлёкся, а о Веселинке и думать забыл. Та, с одной стороны, была рада избавиться от назойливого ухажёра, а с другой — беспокоилась за сестру. До свадьбы дело могло и не дойти. И не только потому, что парню недоставало серьёзности: союзу могли воспротивиться и его родители. Разве дочь небогатого ремесленника — пара купеческому сыну?