— Вы, кажется, забыли, что разговариваете с дамой, мессир де Виньоль! Что за выражения, право!
Вошедший в комнату человек производил очень странное впечатление — не столько из-за чрезмерной роскоши своего костюма, выделявшегося на фоне спартанской простоты военного лагеря, сколько в силу необычности своего лица. Оно было матово-бледным, почти восковым, что еще более подчеркивала борода — такая черная, что она казалась синей. Пожалуй, это лицо с благородными чертами можно было бы назвать красивым, если бы его не портила жестокая складка в изгибе чувственных губ, если бы угольно-черные глаза не мерцали холодным блеском. Он обладал способностью не моргать, и оттого взгляд был излишне пристальным. Почувствовав неосознанную тревогу, Катрин невольно вздрогнула под тяжестью этого взора. Она узнала вошедшего сразу: то был Жиль де Рэ, ставший маршалом Франции после коронования Карла VII. Однажды ночью в Орлеане этот человек попытался забраться в окно ее комнаты, и Арно дрался с ним на дуэли. Она ответила легким кивком на глубокий поклон маршала де Рэ. Длинные рукава его плаща из фиолетового шелка, расшитого золотыми нитями, коснулись пола.
— Мессира де Виньоля вполне можно извинить, — мягко произнесла она. — Сейчас я так мало похожа на знатную даму! Меня можно принять за крестьянку, бежавшую из родного дома.
С приходом Жиля де Рэ гнев Ла Гира угас.
— Я погорячился, — проворчал он, — надеюсь, госпожа Катрин простит меня. Я не хотел вас обидеть. Но вы же знаете, я люблю Монсальви, как собственного сына.
— В таком случае, — пылко воскликнула Катрин, — помогите мне найти его. Пошлите за ним солдат, возможно, он нуждается в помощи…
— Что случилось с храбрым Монсальви, — небрежно спросил Жиль де Рэ, продолжая пристально смотреть на Катрин, которую эта настойчивость стала раздражать.
Пришлось Ла Гиру рассказать о том, что произошло в Руане, и о последующем исчезновении Арно. Он повторил услышанные от Катрин подробности суда над Орлеанской Девой: церковный суд во главе с епископом Кошоном, которого подкупили граф Варвик и кардинал Винчестер, осудил Жанну за колдовство, и она погибла в пламени костра. Ла Гир говорил об этом неохотно, явно пересиливая себя, ибо между ним и Жилем де Рэ никогда не было дружбы. Капитан был много старше, а кроме того, испытывал непреодолимое отвращение к этому фатоватому анжуйцу, кузену хитрого Ла Тремуйя, которому не мог простить казни Жанны Казалось совершенно необъяснимым, почему Карл VII с таким равнодушием отнесся к судьбе Орлеанской Девы, короновавшей его в Реймсе, но Ла Гир в душе был уверен, что. причиной этого были злобные советы и зависть Жоржи де Ла Тремуйля. Догадки Ла Гира были верны.
— Значит, Жанны больше нет! — мрачно сказал Жиль де Рэ. — Мы думали, что это ангел, посланный нам Небом, а она оказалась самой обыкновенной девушкой! Сожгли как колдунью? Она точно была колдунья, и боюсь, как бы Господь не наказал нас за то, что мы последовали за ней!
Пока он говорил, на лице его проступал страх, и Катрин с изумлением узнавала тот самый суеверный, парализующий волю ужас, который прочла на лице Филиппа Бургундского в Компьене, когда она потребовала от него освободить Жанну. Страх перед муками ада, древний ужас перед Сатаной и приспешниками его — колдунами! И вместо знатного вельможи, бесстрашного воина вдруг возникал во всей своей наготе жалкий человек, напуганный суевериями, пришедшими из глубины веков, боязливо отпрянувший при столкновении с непонятным или чудесным, проникнутый тревогой и тоской, которые родились некогда в черных лесах друидов, где за каждым деревом поджидал странника кровожадный языческий бог.