Катрин подняла руки, чтобы обхватить графиню за шею, но поврежденное плечо причинило ей такую боль, что она, вскрикнув, потеряла сознание.
Когда Катрин пришла в себя, была ночь. Она поняла, что лежит в постели и вся обмотана бинтами, что едва может пошевельнуться. Открыв глаза, она увидела Сару, которая сидела у огня и что-то варила в маленьком чугунке. Эта сцена вернула ее в прошлое. Когда она просыпалась в комнате Барнаби, во Дворе Чудес она обычно видела Сару, сидящую у огня с таким же задумчивым выражением на красивом лице. Катрин попробовала пошевелить рукой, но рука была словно налита свинцом, а плечо болело так, что Катрин издала слабый стон. В тот же миг массивная фигура Эрменгарды возникла перед Катрин. Графиня наклонилась и положила прохладную, удивительно мягкую руку на пылающий лоб молодой женщины.
- Тебе очень больно, мое дитя?
Катрин попыталась улыбнуться, но это стоило ей мучительных усилий. Казалось, не было ни единого мускула, ни одной частицы тела, которые не причиняли бы ей ужасную боль.
- Мне жарко, - прошептала она, - как будто я лежу на иголках. Все горит и болит...
Эрменгарда с состраданием кивнула и отошла в сторону, пропустив Сару. Когда Сара наклонилась над Катрин, на ее цыганском лице было решительное выражение.
- Этот зверь убил бы вас, моя любовь, если бы госпожа Эрменгарда не подоспела вовремя. Я подозревала, что он что-то замышляет, когда увидела его утром. Он был как сумасшедший...
- Где ты была, когда я приехала? - слабым голосом спросила Сару Катрин. Эрменгарда объяснила:
- Он запер ее в чулан под лестницей. Там я ее и обнаружила, когда вошла. Оттуда она слышала твои крики и подняла страшный шум, чтобы ее выпустили. Но люди, которые живут здесь, не посмели сделать это. Гарэн пригрозил, что бросит их в темницу, если они станут тебе помогать. Когда я пошла к ним попросить корпию и бинты, я застала их едва живыми от страха.
- Я надеюсь, вы ободрили этих бедняжек?
- Разумеется, нет! - ответила графиня с громким смехом. - Я напугала их до смерти, сказав, что герцог снимет с них заживо шкуру, когда узнает, что они допустили такое. Они тотчас же стали настаивать, чтобы мы заняли их комнаты, и я не удивлюсь, если они сейчас упаковывают свои вещи!
Катрин осмотрелась вокруг более внимательно и обнаружила, что эта комната отличалась от той, в которой они с Эрменгардой жили раньше. Комната была больше, уютно обставлена, и здесь висели два прекрасных гобелена. В этой комнате не было двери в другую комнату, как в той, которую они делили с Эрменгардой, и мысль о том, что она сокрыта от любопытных глаз Мари де Вогриньез, принесла Катрин удовлетворение. Сара вернулась к очагу и стала разливать содержимое маленького чугунка в фаянсовые чаши, а Эрменгарда села в ногах Катрин и рассказывала ей, как они с Сарой смазывали ее тело успокаивающим бальзамом, прежде чем перебинтовать ее.
- Ты вся в синяках и ссадинах, - бодро произнесла она, - но, к счастью, ссадины не очень глубокие. Сара считает, что у тебя останется только несколько небольших шрамов на теле и ни одного на лице. У меня впечатление, да простит меня Бог, что твой муж лишился рассудка. Что ты ему сделала?
Эрменгарда, очевидно, сгорала от любопытства, но Катрин чувствовала себя слабой, как котенок, и не испытывала желания начинать рассказ о том, что случилось днем раньше. Она подняла свои забинтованные руки и пристально смотрела на них с каким-то веселым недоумением. Бальзам, которым она была обмазана, просочился сквозь тонкие бинты, оставив на них большие жирные пятна. Катрин чувствовала себя так, будто превратилась в большую тряпичную куклу.