В это время акустики доложили, что слышат неподалеку подозрительный всплеск. Так бывает, когда бросают глубинные бомбы. Сначала всплеск от удара бомбы о воду, а через несколько секунд, когда бомба опустится на заданную глубину, следует взрыв.
И точно! Слева по курсу, в полукабельтове, раздался взрыв. В перископ был виден поднявшийся столб воды.
— Срочное погружение! — скомандовал Владимир — он успел перед погружением посмотреть в зенитный перископ. Над морем кружила немецкая летающая лодка, гидросамолет Хейнкель-115, двухмоторный морской разведчик и торпедоносец. До погружения лодки он успел сбросить две бомбы — впрочем, не очень точно, в стороне от лодки. Но сам факт его появления не сулил ничего хорошего. Летчики наверняка сообщили координаты русской подлодки, и вскоре сюда подойдут тральщики. К тому же самолет, если лодка будет идти неглубоко, может ее сверху видеть и наводить надводные суда.
Лодка опустилась на максимально возможную в этих местах глубину — 60 метров.
— Курс — сорок градусов! — скомандовал Владимир. Он решил вести лодку к финскому берегу, навстречу врагу. Если на финских судах получен сигнал, то сейчас тральщики, торпедные катера, морские охотники, обладающие хорошей скоростью, на всех парах несутся к месту обнаружения лодки. Но работающие на высоких оборотах двигатели не позволят вражеским акустикам услышать и обнаружить лодку.
Расчет оказался точным. Акустики доложили, что прошли три быстроходных судна: скорость судов определялась по изменению пеленга, а класс — по шуму винтов. На торговых, крупнотоннажных судах винты большого диаметра, низкооборотные и звук издают тоже низкий. Военные суда обладают большей скоростью, и звук работы их винтов высокий. Опытный «слухач» может безошибочно определить курс, тип и скорость судна. Для капитана это уши, а для капитана подлодки — еще и глаза. Потом до них донеслись отдаленные взрывы глубинных бомб, но лодка уже успела уйти из района, где была обнаружена гидросамолетом.
Для подлодок гидроавиация была серьезным противником. Гидросамолеты патрулировали поверхность моря, выявляли вражеские подлодки, сами их бомбили, обстреливали из пулеметов и пушек, по рации наводили на лодки «морских охотников» и тральщиков.
С началом войны немцы создали «Авиационное командование Балтийского моря» под командованием полковника В. Вильда. Основную ударную силу представляла 806-я бомбардировочная группа, базировавшаяся в Пиллау, Фишхаузене, порту Бут на острове Рюген. Они имели на вооружении поплавковые гидросамолеты и летающие лодки. В основном использовались современные, предвоенных лет разработки и постройки «Дюрнье-24», «Хейнкель-114» и «1152», «Арадо-196» и «95» — даже летающая лодка «Блюм» и «Фоссе 13V138», дальний морской разведчик, трехмоторный цельнометаллический моноплан двухбалочной схемы.
Советская гидроавиация была в основном представлена устаревшим МБР, а союзники воевали на «Каталине».
Атака подлодки на транспорт сорвалась, но лодка была цела, а экипаж горел желанием воевать. Одно плохо — в топливной цистерне оставалось всего шестьдесят тонн соляра. Два дизеля по две тысячи лошадиных сил даже на подзарядке аккумуляторов по ночам требовали изрядное количество топлива.
Весь оставшийся день лодка отстаивалась на оживленном судоходном пути. Подводники и без специального оборудования слышали, как над ними проходили суда. Днем движение было активным. Суда охраняли военные корабли, гидроавиация. От подводных лодок уберегали минные поля и противолодочные сети.
И тем не менее нашим подлодкам пусть и с большим трудом, но удавалось прорваться на Балтику и топить суда немцев и финнов.
Наш лучший подводник Александр Маринеско, к сожалению получивший Звезду Героя Советского Союза уже после смерти, потопил 4 судна общим тоннажем 42 507 брутто-тонн, Василий Стариков — 14 кораблей, Иван Травкин — 13 кораблей, Николай Лунин — 13 кораблей, Магомед Гаджиев — 10 кораблей.
Немецкие асы-подводники, первое время довольно активно одерживавшие победы в Атлантике, за все время уничтожили 2603 боевых и торговых судна общим водоизмещением 13,5 миллиона тонн. Такой ас-подводник, как Отто Кречмер, уничтожил 44 корабля суммарным водоизмещением 266 629 брутто-тонн, Вольфганг Лют — 43, в том числе — одну подводную лодку, Эрих Топп — 34 корабля, Герберт Шульце — 28 кораблей.
На ночь судоходство почти замирало. Капитаны судов опасались попасть на минные поля — ведь проходы в них были не очень широки. Боялись атак подводных лодок, которые активизировались по ночам. Ночь — друг подводника. Гидроавиация не летает, лодку тяжелее обнаружить в надводном положении, а акустикам на подлодке без разницы — ночь или день, и обнаружить цель они могут в любое время суток.
Но с этого дня «эске» не везло. То цель попадалась малоразмерная — вроде шхуны, на которую тратить торпеду было неразумно, поскольку сама торпеда стоила дороже шхуны, то горизонт был вообще чист, поскольку судов не было. И так пролетела целая неделя.
Володя уже нервничать начал, а тут еще главный замполит, бывший комиссар, начал ныть — вроде другие воюют, а наш экипаж только проедается, болтаясь в море попусту.
— Ты что предлагаешь, замполит? — не выдержал Володя обвинений. — Может, в какой-нибудь порт финский или немецкий зайдем? Торпеду пустим, а потом всплывем и из пушек постреляем? Корабль какой-нибудь потопим — только и свой погубим, вместе с экипажем. Это не война! Ты два, пять, десять кораблей утопи, а свою подлодку сохрани! Вот в чем залог успеха!
— Это осторожность, переходящая в трусость! — безапелляционно заявил замполит.
Ну что спорить с фанатиком, ничего не понимающим в военном деле! Замполит отчитывался о проведенной работе в Политотделе флота — о количестве проведенных собраний, о потопленных кораблях и брутто-тоннах, о морально-боевом настрое экипажа. Только по причине отсутствия военного образования он считал, что подводная лодка должна топить едва ли не каждый день по транспорту. А военное дело — это когда компромисс: «Напасть или выждать — что эффективнее?» Командиру мало нанести урон противнику, надо и свое судно вместе с экипажем сохранить для последующих боев.
Погибнуть по-дурному — дело нехитрое. Можно всплыть хоть белым днем и успеть пустить торпеды в транспорт — так ведь противник уйти не даст, на малых глубинах маневра нет. Не готов был Владимир положить на чашу весов, с одной стороны, подводную лодку с ее 40 членами экипажа, а с другой — какой-нибудь рудовоз, старое корыто с 10 матросами.
Однако замполит не унимался:
— Скоро годовщина Октябрьской революции. Мы должны достойно встретить праздник, с боевыми победами! Тыл напрягает все силы, дает фронту вооружение и боеприпасы, топливо. Мы должны труженикам тыла предъявить результаты — потопленные корабли, так сказать — отчитаться.
— Замполит, давай не будем об отчетах. Мы еще не возвращаемся в базу, впереди десять дней боевого похода.
Замполит ушел недовольный. Владимир подумал, что по прибытии в базу точно побежит в Политотдел стучать на него. Да и черт с ним! Экипаж грамотный, лодка исправна — они себя еще проявят. Хотя в душе, конечно, обидно. Не для того лодка в поход вышла, чтобы на глубине время пережидать. И коли судьбе было так угодно — переместить его в иное время в чужое тело, так от этого он не перестал быть русским воином. К сожалению, нам не дано знать свою судьбу, а знал бы — изучил бы досконально эту серию подлодок и с подводниками, прошедшими войну, поговорил бы. Хотя и мало их осталось совсем, время не щадит фронтовиков.
Иногда Володя ловил себя на мысли, что действует и думает не всегда так, как действовал и думал бы он, штурман подплава Северного флота, прежний Вовка Сычев. Потому как решения старался принимать взвешенные, ответственные. И еще. Он не мог объяснить это словами или дать какое-то другое объяснение, но было ощущение, что он обладает уже опытом предыдущих боевых походов, знает некоторые детали и нюансы, которых он не должен был знать, просто не мог в силу молодости, малого опыта подводного плавания и незнания театра военных действий.