Мощные жилистые ладони смущённо теребили суконную полувоенную кепку, прозванную народом «жопа с ручкой». Под дешёвым мятым пиджачишком бугрились мускулы.
— Где ты раздобыла это чудо? — кисло осведомился доктор.
— В «Людвигпаласте». Мы с Максом заехали туда выпить по бокальчику мозельвейна и попали как раз на его номер. Жонглировал гирями, вертел штангу… Альхен, это что-то поразительное! Потом я прорвалась к нему в уборную и чуть не силой уволокла сюда.
— Охотно верю. Только при чем здесь я?
— Эй, вы! — обратилась баронесса к гиганту. — Подойдите сюда, покажите себя господину доктору.
Гигант послушно двинулся и замер прямо под люстрой. Доктор подошёл к нему, похлопал по спине, пощупал бицепсы, бесцеремонно взял за нижнюю губу, отогнул, поглядел на зубы.
— М-да, впечатляет, — пробормотал он. — Один, Тор, нибелунги… Только это не по моей части. Кадрами я не занимаюсь, ты же знаешь. Я теоретик, кабинетная крыса.
Доктор ухмыльнулся, сделавшись на секунду страшен, и обвёл рукой кабинет.
— Так покажи его своим друзьям. Эрни, Руди, этому, как его?.. Йозефу…
— Бычку из Бабельсберга? — Доктор оживился. — А что, такой подарочек придётся нашему недоростку по нраву… Эй, любезнейший, я вам говорю, ну что, желаете послужить новой Германии?
— Я… это… у меня контракт на пять лет, — промямлил гигант.
— С кем?
— Ну, как же, с господином Шмоилисом, с кем же ещё?
— Шмоилисом… — повторил доктор, брезгливо кривя тонкие губы. — С самим господином Шмоилисом, изволите видеть… Который обдирает немецких артистов до последнего пфеннинга, а сам раскатывает на чёрном «паккарде» и курит гаванские сигары за двадцать марок…
— Точно, — оживился гигант. — Выходит, вы знакомы с господином Шмоилисом? А вы что, тоже импресарио?
— Нет, я не импресарио, а таких знакомых у меня нет и быть не может, — отрезал доктор. — И у вас их тоже не должно быть!
— Но как же…
— А вот так… Ваше имя?
— Лев. Зденек Лев.
— Зденек Лев? — Доктор недовольно посмотрел на баронессу. — Ладно ещё, что не Леви… Он что, славянин?
Баронесса взяла доктора под руку, отвела к окну, под лимонное деревце и горячо зашептала:
— Добропорядочное крестьянское семейство из Каринтии. Корни моравские. В цирке с десяти лет. Сейчас ему двадцать два. Холост. Малограмотен.
— Заметно… Но мы же его не в писари берём. А с именем что-нибудь придумаем. Звучный арийский псевдоним… Ну, Зигфрид — это само собой. Лев, на немецкий манер Лёве… Лёвенброй? Нет, это пиво… Есть! Зигфрид Лёвенхерц! Фон Лёвен-херц! Как тебе?
Баронесса наморщила длинный породистый носик.
— Отвратительно! Вульгарно! Зигфрид Львиное Сердце! Как скаковой жеребец! Ты бы его ещё «Грёзой Адольфа» окрестил!
— Ax, Марго, милая Марго, лучше бы тебе прикусить свой аристократический язычок, не то после нашей победы найдётся немало охотников его подрезать. Пойми дорогая: ту пошлость, что в крови у наших филистеров, можно победить лишь одним оружием — ещё большей пошлостью… Лучше скажи мне, кроме как давить штангу, твоё сокровище ещё что-нибудь умеет?
— Натюрлих, либер Альхен! В детстве няня уронила его головкой — и с тех пор он умеет читать мысли!
Доктор захохотал и игриво шлёпнул баронессу по костлявому заду.
— Ах, Марго, Марго, ты неисправима! Вечно у тебя то евреи-оккультисты, то ясновидящие славяне!
— Если ты про этих Лаутензаков, то с ними я давно… — начала баронесса, гневно сверкнув глазами, но доктор уже не слушал её.
Все его внимание было сосредоточено на Зденеке-Зигфриде, который мялся у дверей кабинета.