Теперь, чувствую, дадут ход тому, что нами собрано. Вот и решил я погодить с отставкой.
– Вы оптимист, Федор Филиппович, – взгляд Глеба так и не зажегся.
– Думаешь, ничего не изменится? – насторожился Потапчук.
– По крайней мере, не так быстро.
– Почему?
– Люди остаются прежними. Генерал Потапчук прищурился:
– Я уже сколько раз задаю себе один и тот же вопрос: почему ты, Глеб Петрович со мной работаешь? Деньги тебя почти не интересуют, слава тоже…
– С вами славу не заработаешь, – рассмеялся Сиверов. – Я же фантом. Существую в реальности только для вас, а для остальных – я призрак.
– Хорош призрак, – усмехнулся Потапчук, открывая портфель, – ты один порой больше целого управления стоишь.
– Честно вам ответить? – спросил Глеб.
– Если можешь, говори, – ухмыльнулся генерал, понимая, что ни один человек, работающий на спецслужбы, не может быть до конца искренним, даже если разговаривает с коллегами один на один.
– Сам не знаю, почему работаю, – глаза Сиверова были предельно честными, – то ли привычка, то ли слишком правильное воспитание получил: отец перестарался в детстве, то ли азарт.., сам не пойму.
– Врешь ты все. Ты просто честный и неравнодушный человек.
– Скорее всего – привычка, – подытожил Сиверов и так выразительно посмотрел на портфель, что Федору Филипповичу не оставалось ничего другого, как перейти к делу.
– Помнишь скандал со швейцарской фирмой?
– И не один.
– Да, возникают они с завидной регулярностью. Глядя на них со стороны, толком и не поймешь, в чем дело. То ли швейцарская прокуратура воду мутит, то ли наши швейцарцам компромат сливают. Скандалы с такой же регулярностью гасятся, кип и возникают.
– Я особенно не вникал в швейцарские проблемы, – ответил Глеб.
– Помнишь, год назад ты помог нам достать документы о незаконной продаже акций комбинатов, производящих медь и никель.
– Было дело. Но, если мне не изменяет память, никто из махинаторов не пострадал. Разве что пришлось им откупаться крупными взятками. Олигархи – это секта неприкасаемых. К ним ни органы подступиться не могут, ни бандиты. Не для того им государство позволило предприятия приватизировать, чтобы потом их же в собственном дерьме утопить.
– Другие времена теперь наступают, – напомнил генерал.
– Что ж, Федор Филиппович, если вам так хочется в это верить, пусть наступают.
– Раньше на это смотрели, прикрыв глаза растопыренными пальцами, – продолжал Потапчук, – а теперь вопрос поставили ребром. Как так получается, что объемы добычи и производства растут, а по документам выходит, что прибыль от производства почти нулевая? Объемы растут, а доходы падают!
– Вы не забыли закон Ломоносова-Лавуазье, – Глеб запрокинул голову. – Если мне не изменяет память, то Ломоносов сформулировал его так: если в одном месте чего-то убудет, то в другом непременно столько же прибудет.
– Вот-вот, именно, это каждый школьник хорошо знает.
– Швейцарцы-то здесь при чем?
– Левые деньги, черный нал они через Швейцарию отмывают. И наконец-то мы можем этим заняться вплотную, – продолжал генерал. – В Москве мы могли бы подкатить к офису пару автобусов автоматчиков в масках… Они бы за пять минут все здание под контроль взяли. Произвели бы выемку документов, забрали бы компьютеры, а потом в спокойной обстановке разобрались бы, что к чему. Отследили бы схему, по которой они работают.
– Так в чем же проблема?
– В Москве такую операцию можно провести хоть завтра.
– Да уж, насмотрелся по телевизору.
– В Швейцарии такой номер не пройдет, у олигархов схема хитро построена. Все счета, коды к ним, сложные пути, по которым перебрасываются и отмываются деньги, доверить одному человеку олигархи не рискуют.