Феликс обернулся. Смуглокожее существо с пылающими гневом золотыми глазами парило над полом, проливаясь вниз сапфировой синевой.
– Что ты хочешь, Даана? Чтобы я попросил о помощи? Но тут невозможно помочь. Никто, никак и никогда не сможет этого сделать. Чтобы я откровенничал и жаловался? Так жаловаться не умею, а откровенничать у меня правда лучше всего получается с крысами. Ты другая, Даана. Ты не можешь знать, что чувствую я, а мне никогда не понять, что чувствуешь ты. Мы с тобой из разных вселенных, как бы ни пошло это звучало. Мне пора, отпусти меня.
Мужчина отвернулся, собираясь уходить. Но тут словно жаркий ветер ударил в спину, и Даана очутилась рядом. Коснувшись ткани пиджака на его груди, она тихо произнесла, почти прошептала:
– А если можно? Можно помочь? Нет выхода в твоей вселенной, а вдруг в моей найдется путь?
Феликс молчал. Он словно растворился в темноте, бесшумно распавшись хлопьями сгоревшей бумаги, и, если бы не ткань пиджака, Даана потеряла бы его.
– Я хочу помочь тебе, быть может, и смогу… Но мне надо знать, чего ты хочешь, что тебя мучает, – всю твою историю с самого начала. Я не настолько ночное существо, как ты, мне сложно находиться в полной темноте. Помоги мне, хоть немного помоги.
– Дон Вито в курсе, все расскажет, – невесело усмехнулся Феликс. – Добавить нечего.
Он поднял руку – в темноте его кожа источала тусклое лунное свечение, – слегка сжал обжигающие женские пальцы и шагнул сквозь запертую дверь.
Глава 2
Стемнело, и ночь упала на город тяжелым душным покрывалом. Стояла безветренная тишина, какая обычно бывает перед дождем. Феликс шел через сквер и продолжал ощущать на себе взгляд Дааны так, если бы она стояла у окна и пристально смотрела ему в спину. «Кажется, я задержался в этом городе, – подумал он. – Чересчур задержался…»
Перейдя через дорогу, мужчина обогнул здание ночного клуба-ресторана «Империал» и направился в глубь дворов. Погруженный в свои мысли, Феликс не захотел обращать внимание на грузную фигуру, стоявшую у неприметной двери с торца клуба. Но фигура все равно окликнула его:
– Уважаемый! Что мимо проходим, к нам не заглядываем?
Феликс нехотя замедлил шаг.
– Привет, Айдын. Сегодня не загляну.
– А что так? – Фигура шагнула из темноты, и фонари высветили лысый череп с близко посаженными глазами и сломанным носом. Невысокое коренастое тело было втиснуто в черный костюм, в котором оно явно ощущало себя скованно и некомфортно.
Феликс остановился, и Айдын подошел ближе.
– Времени нет, да и настроения.
– А кто испортил? Феликс, ты только скажи, мигом все поправим.
Свет фонаря, как нарочно, светил охраннику не столько в лицо, сколько в шею. Похожую на обрубленный, кое-как отшлифованный пень шею. С парой крупных, толчками пульсирующих вен.
– Так в чем проблема, Феликс? Кто настроение испортил? Да ты зайди хоть на минутку, если играть не хочешь, так посиди. Папа Гога на месте сегодня. Выпивка, как всегда, бесплатно.
Феликс смотрел на пульсацию вен таким долгим завороженным взглядом, будто в жизни ничего не видал интереснее.
– …и настроение поправится! – как сквозь вату, доносился голос охранника.
Феликс тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и отвел взгляд.
– Ты же знаешь, я не пью. Для игры нужен настрой. А его нет. Просто нет настроения.
– Ладно, раз так, – пожал плечами охранник. – В другой раз тогда заходи. У нас всегда для тебя открыто.
– Хорошо. Папе Гоге привет.
И Феликс пошел прочь, ускоряя шаг.
Когда после запрета игровых заведений в подвале ресторана «Империал» появилось казино, Феликс изредка стал захаживать туда, коротая бесконечно долгие ночи за игрой или разговорами с хозяином, которого все звали не иначе как Папа Гога. Шумный, многословный толстяк в неизменно мятых костюмах, с масляными прядями длинных волос вокруг обширной лысины, собранными в кудрявый жидкий хвостик, он неожиданно оказался достаточно неплохим собеседником. Они могли часами сидеть за персональным столиком Папы Гоги, смотреть шоу-программу и наблюдать за посетителями и игроками.
Но в этот вечер никаких шоу-программ и разговоров не хотелось. Коротким путем через дворы мужчина вышел к проспекту, где по ту сторону вечно шумящей машинами дороги возвышалась башня сталинской высотки. В этом доме последние пятьдесят лет проживал Феликс.
Не успел он поднести ключ к домофону, как дверь услужливо открыл охранник Алексей. Невысокий, пожилой, сухощавый, с выправкой военного в отставке, он поприветствовал жильца и сообщил, что в холле его ожидает посетитель.
– Что за посетитель? – В голосе Феликса прозвучала почти досада, настолько ему не хотелось сейчас никого видеть.
– Друг ваш, Владимир Сергеевич. Сказал, у вас сегодня встреча назначена.
– Ах да, верно. Спасибо.
В мраморном холле, сообщающемся с лифтовой, в кресле у журнального столика читал газету хорошо одетый мужчина лет пятидесяти с приятным спокойным лицом и полностью седыми волосами. На коленях у него лежала кожаная папка-портфель. Увидев Феликса, он отложил на столик газету, взял портфель и поднялся ему навстречу.
Мужчины поприветствовали друг друга, пожали руки и вместе направились к лифтам.
– Извини, что заставил ждать, – сказал Феликс.
– Ничего, сижу-то всего минут пятнадцать. Как дела, как здоровье?
– Все хорошо, жить можно. Как сам? – Феликс собрался нажать на кнопку вызова лифта, но вспомнил, что недавно кабину меняли, теперь она вся была зеркальной. – Пешком поднимемся? Все равно невысоко. Стараюсь добавлять себе физической нагрузки, а то мегаполис быстро превратит в развалину.
– Отличная идея, идем.
И они пошли по лестнице на двенадцатый этаж.
Этажа до шестого Владимир вполне бодро рассказывал, «как он сам», затем пошли трудности, а с десятого по двенадцатый пришлось подниматься молча, лишь тяжело дыша.
– Сдаешь, Володя, сдаешь, – усмехнулся Феликс, заходя на лестничную площадку и направляясь к двери своей квартиры, – мотору-то тренировка нужна.
– Нужна, – привалившись к стене, тот пытался отдышаться, – да где ж на нее времени взять?
– Теперь по лестнице будем ходить – тоже польза.
Феликс открыл дверь, в прихожей вспыхнул свет. Владимир разулся и сунул ноги в свои черные кожаные тапочки, как обычно стоявшие в углу. За все время их длительного сотрудничества Владимир не раз отмечал про себя, насколько педантичен его работодатель. В квартире всегда все вещи, предметы, мелочи стояли на одних и тех же местах, казалось, что ни одна ваза, книга, подсвечник никогда не сдвигались хоть на сантиметр в сторону. Так же и эти тапки – всегда в одном и том же углу, повернутые носками к двери под одним и тем же градусом.
Гость с хозяином прошли в столовую, и Феликс спросил, не голоден ли тот.
– Не отказался бы от бутерброда, не успел поужинать сегодня, – признался Владимир.
– К сожалению, большего предложить и не смогу, – развел руками Феликс, – только их, скромные холостяцкие бутерброды.
Оставив Владимира, он ушел на кухню, а Владимир положил папку-портфель на круглый стол, накрытый темно-вишневой, искусно расшитой скатертью, чьи перетянутые золотыми шнурками кисти касались пола, и прошелся по комнате взад-вперед, избегая наступать на ковер. Отчего-то ему всякий раз было жаль топтать старинный шелковый ковер, место которому было на стене, никак не на полу.
Как были обставлены другие комнаты в квартире, Владимир не знал. Они с Феликсом всегда общались только в столовой – просторном помещении, интерьер которой дал бы фору какой-нибудь старинной усадьбе. Каждая вещь, деталь, предмет обстановки – произведение искусства. Все подобрано и выстроено с безупречным вкусом, отчего вся эта роскошь не выглядела вульгарной или надменной.
Знакомы они с Феликсом были без малого двадцать пять лет. Владимир Сергеевич являлся его доверенным лицом во всех делах на территории Российской Федерации, требующих дневного света. Не так давно Владимир вышел на пенсию и теперь занимался только делами Феликса. Они прекрасно ладили, и Владимир был бы рад не только деловому партнерству, но и дружбе, но Феликс умело держал дистанцию, а у Владимира Сергеевича хватало ума и такта эту границу не пересекать.