Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане - Шигин Владимир

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Свеаборг и Кронштадт показали настроение войска…

Вместо предисловия. Затухающий костер революции

Сколько бы нам ни рассказывали сказок о романтике революций, о том, как в какой-то стране вдруг неожиданно вдруг ни с того ни с сего возникает революционная ситуация, как народные массы во главе с пролетариями стихийно поднимаются на борьбу с очередным прогнившим режимом, я призываю вас всему этому не верить! В реальности никогда ни одна революция не происходила стихийно сама по себе. В каждом конкретном случае были весьма профессиональные и вдохновители, и организаторы, а самое главное, были финансисты. Революция – дело не быстрое и безумно дорогое, а потому нуждается в длительной подготовке и стабильном денежном обеспечении. Но и выгоды в случае успеха колоссальные – геополитические! Поэтому серьезные революционные проекты по плечу только богатейшим государствам мира, империям, претендующим на роль мировых лидеров и стремящихся к перекройке в свою пользу политической карты мира, а то и вообще к изменению всего мирового порядка. При этом не надо быть наивными и думать, что это только сегодня «революции» и государственные перевороты планируются секретными службами определенного государства, а раньше все происходило как-то само собой. Увы, ничего не ново в нашем мире, в том числе и в отношении организации революций. Если сегодня подготовку и осуществление бесконечного числа т. н. «цветных революций» по всему миру могут позволить себе только США, то в начале ХХ века это было по силам Англии.

В настоящее время главенствующая роль Англии в организации Первой русской революции уже доказана. С подачи Англии в 1905 году занимались налаживанием революционного процесса в России и США с Японией. Но к концу 1905 года революционная активность в России резко пошла на спад. Внутренняя ситуация в России явно стабилизировалась. Губернии успокаивались одна за другой. От этого российское революционное сообщество пришло в полную растерянность и уныние. Все дело в том, что Англия, США и Япония, заставив императора Николая II подписать крайне невыгодный России Портсмутский мир, решили этим все стоявшие перед ними политические вопросы. Как следствие этого финансирование всех российских революционных партий было сразу резко сокращено, а без денег о продолжении серьезной подрывной работы было нечего и думать. «Революция, объективно, кончилась», – написал тогда известный российский марксист П.Б. Струве.

Именно поэтому ведущими российскими революционными партиями было решено предпринять последнюю отчаянную попытку раздуть искры затухающего революционного костра. При этом преследовались как минимум две цели. Во-первых, постараться повернуть внутреннюю ситуацию в стране вспять, а во-вторых, продемонстрировать своим зарубежным покровителям собственный авторитет, силу, а значит, снова получить доступ к финансовой кормушке. При этом дровами для нового революционного костра должны были на этот раз стать вчерашние рабочие и крестьяне – матросы Балтийского флота.

В советской революционной художественной литературе неизменно присутствовал образ молодого рабочего царской России. Этот рабочий остро переживал несправедливость. На этой почве он в конце концов знакомился с каким-нибудь профессиональным социал-демократом (большевиком). Обаятельный большевик вначале сочувствовал переживаниям рабочего, а потом давал ему почитать «Капитал» Маркса: мол, прочитаешь и сам все поймешь. Теперь у рабочего была цель. Долгими вечерами после напряженного рабочего дня при огарке свечи он взахлеб читал на чердаке том за томом «Капитал», и перед ним отрывались дотоле неведомые горизонты. Когда же он переворачивал последнюю страницу великой книги, рабочему все было уже совершенно ясно. Отныне он знал, что источник всех его бед – это прибавочная стоимость, а также то, что отныне он убежденный марксист-большевик. Классикой данной темы, по-видимому, можно считать роман М. Горького «Мать». Помню, читая в молодости подобные книги, и представляя себе малограмотного (с двумя-тремя классами приходской школы) рабочего, я удивился, какой надо иметь природный ум, терпение и одержимость, чтобы одолеть столь огромный труд, как «Капитал».

Возможно, что в истории России действительно было несколько десятков таких рабочих, которые, даже засыпая, клали Маркса себе под голову. Но то, что остальные сотни тысяч работяг наперебой взахлеб зачитывались Марксом, в этом я сильно сомневаюсь. Представьте современного рабочего с полным средним, а то и со среднетехническим образованием, который бы ночами запоем читал теоретические труды по политэкономии. Если таковые где-то и найдутся, то они скорее редчайшее исключение из общего числа любителей съездить в свободное время с семьей на дачу или оттянуться с друзьями пивком. Что уж говорить о малообразованном пролетарии начала ХХ века!

Позволю себе небольшое отступление от главной темы. Моя судьба сложилась так, что я вначале учился в военно-морском политическом училище, а затем окончил Военно-политическую академию им. В.И. Ленина, причем ее самый элитный – научно-педагогический факультет. Что касается училища, то там мы, разумеется, учили все основные труды классиков марксизма-ленинизма, но, имея за плечами лишь 10 классов школы, многого не понимали, да многого от нас и не требовали. Получили общее представление – и ладно! Другое дело – академия. На нашем факультете готовили будущих преподавателей всех общественных дисциплин для кафедр общественных наук военных вузов (научный коммунизм, политическая история, политэкономия, психология и педагогика, социология и философия), т. е. тех, кто должен был вкладывать в головы будущих советских офицеров познания марксизма-ленинизма, а потому учили нас фундаментально. Если на остальных (общих) факультетах читали лекции кандидаты наук, а семинары вели даже адъюнкты, то у нас имели право и читать лекции, и вести семинары исключительно доктора наук, причем только самые именитые. Каждое занятие с преподавателями такого уровня было настоящим откровением. Я избрал для себя стезю историка, а потому в течение всех трех лет учебы том за томом штудировал материалы съездов и конференций, разбираясь со всевозможными оппозициями и политическими течениями. Помню огромный том протоколов II съезда РСДРП, который мы дотошно изучали в течение двух месяцев, вникая в каждый диалог, в каждую реплику. Любви к съездам это не прибавляло, но материал мы знали отменно. Если у историков настольными книгами были протоколы съездов, то у философов – знаменитый 18-й том полного собрания сочинений Ленина – «Материализм и эмпириокритицизм», одна из самых путаных и тоскливых работ Ильича. Выпускники военных училищ и академий советского времени меня поймут, потому что ни один из них не миновал участи конспектирования этого нескончаемого и малопонятного творения. Что касается группы политэкономов, то у них была, разумеется, своя библия – «Капитал» Маркса. Учили они его, бедолаги, все три года пребывания в академических стенах. Помню их стенания и проклятья в адрес отца марксизма, зависть к нам. Бедные политэкономы фактически от руки переписывали себе в конспекты все тома Маркса и разобрали их до последней запятой.

Оговорюсь, что состав слушателей нашего факультета был весьма сильным. К концу обучения мы уже сдавали кандидатские минимумы и намечали темы будущих диссертаций. На сегодня большинство моих сокурсников – кандидаты и доктора наук, заведующие кафедрами престижных вузов и известные в своих кругах ученые-историки.

К чему я все это говорю? А к тому, что даже хорошо теоретически подготовленным ученикам при весьма сильной мотивации (получение престижной специальности преподавателя, которая обеспечит тебе и карьеру, и все сопутствующие блага), при наличии лучших преподавателей, освоение «Капитала» Карла Маркса было делом весьма непростым. А нам пытались рассказывать о толпах рабочих-самоучек, которые, читая запоем после работы «Капитал» и, уяснив для себя суть марксисткой теории, шли в революцию!