На пороге стояла старуха. Все тот же застиранный халат в мелкий цветочек, розовая кожа, просвечивающая сквозь редкие волосики на голове, и нежная младенческая улыбка.
– Холера вам в бок! – с чувством проговорила я. – Напугали до полусмерти!
Старуха не ответила, она все так же невинно и лучезарно улыбалась. При первом знакомстве мне сказали только, что бабка глуха как пень, потом я определила, что старушенция в полном маразме.
Я выхватила у бабки из рук красивую чашку с петухом на боку и налила в нее кипятку из старухиного же чайника. Она хоть и в маразме, но газ включать-выключать умеет. Ничего, перебьется, из граненого стакана попьет. Если найдет его в этом кошмаре. Затем я присела на корточки и попыталась открыть холодильник, лежавший на боку. Удалось с третьего раза.
Так, что тут у нас? Полпачки масла, колбаса сомнительного вида… ага, варенье. Удивительно, что банка не разбилась.
Холодильник чужой, и продукты тоже, но после вчерашнего у меня развязаны руки.
Я выложила бабке колбасу – мне чужого не жалко – и честно поделилась с ней маслом. Потом прихватила продукты и чашку с кипятком и потопала по коридору к себе.
И хорошо, что умная мысль пришла мне в голову уже в комнате, иначе я обязательно со страху вылила бы на себя кипяток. Мысль была проста и логична: если мы со старухой обе живы, то кого же тогда зарубил топором этот урод?
В квартире больше никого не было, Анька еще днем убежала к матери. Дворничиха тетя Люся позвонила ей на работу – твой, кричит, снова запил, срочная эвакуация! Ну, у Аньки все отработано – документы всегда при себе, деньги тоже, вещички кой-какие она у мамаши хранит. Еще бы не натренироваться за столько лет! А я, как полная дура, осталась дома. Хотя деваться мне все равно некуда. Ну, об этом после.
А сейчас нужно быстренько выяснить, кого он убил. Неужели сам себя? Нет, даже мечтать об этом не стану, такого везения просто не может быть.
Я сунула в чашку чайный пакетик и снова выскочила в коридор. Топор по-прежнему валялся в ванне, я нагнулась пониже и почувствовала кислый запах. В красной луже были осколки стекла, и вблизи стало ясно, что это вовсе не кровь, а давленые помидоры. У Аньки в буфете хранится куча домашних консервов, так этот урод просто разбил банку топором. Черт, как жалко-то… Не помидоров, ясное дело.
Тут из комнаты соседей раздался не то хрип, не то стон, не то вой, и я одним прыжком очутилась у себя. Тщательно заперев дверь на все замки, я достала из картонной коробки половину батона, ножик и пачку кускового сахара. Половину батона я разрезала вдоль, намазала куски маслом и положила бабкиного абрикосового варенья. Не знаю, кто у них его варит, но варенье вкусное. Положив в чашку три куска сахара, я уселась завтракать, вместо стола используя широкий подоконник.
Пейзаж за окном не слишком радовал – окно выходило во двор, напротив была стена дома без окон, а внизу – помойка, на которой дружно копошились бомжи и кошки.
Ну, такие мелочи меня теперь не могут расстроить. Я прихлебывала сладкий чай, откусывала огромные куски булки с вареньем и в который раз раздумывала, как же дошла я до нынешней своей жизни, хотя назвать мое существование жизнью можно с большой натяжкой.
Мне двадцать восемь лет, из которых почти десять я прожила самостоятельно, а именно на собственные деньги. Никто не помогал, никто не заботился, соломки не подкладывал перед тем, как упасть. Впрочем, я и не падала.
Я – поздний ребенок, нежданный и нежеланный. Мать родила меня, когда ей было сорок пять лет. Она слишком поздно поняла, что беременна, уже ничего нельзя было сделать. Мне рассказывали, что отец, когда узнал о беременности жены, произнес только одну фразу: «За что ты устроила мне такую подлянку?» Впрочем, сам он отомстил ей еще круче – умер через месяц после моего рождения. Имелся у меня еще старший братишка семнадцати лет, который, узнав о том, что у него будет сестренка, только покрутил пальцем у виска. Вскорости он улепетнул в армию, и мать осталась бедовать со мной в полном одиночестве, потому что родственники тоже от нее отвернулись, уж не знаю почему.
Жили мы бедновато, я поняла это в самом раннем детстве. Брат вернулся и с тех пор то пропадал где-то у друзей или у девиц, то возвращался в нашу маленькую двухкомнатную квартирку. Отношения у нас троих были плохие, мать бесконечно ворчала на брата, что толком не работает и не приносит денег в семью, он вяло отругивался, что не нанимался нас кормить. На меня мать все время орала, видно было невооруженным глазом, что я ее раздражала самим фактом своего существования и во всех своих бедах она винила меня.
Брат наконец окончательно ушел из квартиры, оказалось, женился, но невесту свою нам даже не показал, не говоря уже о том, чтобы на свадьбу пригласить. Мать здорово расстроилась, а я только плечами пожала – была, как говорится, нужда. Помню, мать посмотрела на меня тогда странным долгим взглядом и спросила грустно и серьезно: «Как же ты жить-то будешь?»
«Да уж получше тебя!» – хотелось ответить, но я ничего не сказала, только снова пожала плечами.
Годам к пятнадцати я твердо усвоила, что в жизни пробиваться буду сама, собственными локтями, мне никто не поможет – некому. Отца давно нет, мать пожилая, брат если и мог бы, все равно не захотел бы. Стало быть, рассчитывать я могу только на себя. Но это не так плохо – заботиться только о себе, любимой.
Когда я оканчивала школу, матери дали бесплатную путевку в санаторий. Она вернулась довольная, блестя глазами, и через некоторое время объявила, что выходит замуж, встретила, дескать, там вдовца-пенсионера с квартирой.
С квартирой – это хорошо, оживилась я, так что совет да любовь, за здоровье молодых, и все такое прочее. Вскоре выяснилось, однако, что вдовец имеет двух взрослых дочерей и, соответственно, зятьев и внуков. И вся эта кодла встала насмерть и не пускала мать в его трехкомнатную квартиру. Молодожены просились в нашу, но я сказала твердо – не пущу ни за какие пряники. Нам тут только вдовца не хватало!
Вдовец оказался человеком решительным и без долгих раздумий увез мать в деревню, там у него был какой-то дом. Родня его на этот дом не претендовала.
После отъезда матери ко мне явился брат с женой и ребенком. Он сказал, что квартиру они снимать больше не могут, средства не позволяют, поскольку работает он один, а жена снова беременна, так что жить они будут здесь.
«Вот радость-то!» – Я поморщилась, но делать нечего – квартира точно так же его, как и моя.
Пока они устраивались, я успела поступить в институт и найти временную работу. Как уже говорилось, я твердо знала, что пробиваться в жизни мне предстоит самой, так что необходимо получить образование, если я хочу достичь в жизни каких-то высот.
А я хотела. И смотрела на жизнь здраво. Во всяком случае, надеяться на то, что на улице меня подхватит принц на белом «Мерседесе», я перестала еще в детском саду. Вариант богатого мужа, который станет меня содержать, холить и лелеять, я отмела сразу. Даже если каким-то чудом попадется мне богатый муж, это ненадежно. Сегодня он есть, а завтра его нет.
Институт я выбрала серьезный, поступила туда на факультет «компьютерные технологии». Я вообще очень умная и сообразительная, в школе училась хорошо.
Через год уже нашла работу по специальности на неполный день.
У брата к тому времени родился еще один ребенок, и невестка пыталась приспособить меня в бесплатные помощницы. Сбегай в магазин за молоком, погуляй с маленьким, забери из садика старшего…
Я не люблю скандалить, поэтому объяснила ей твердо, что время у меня расписано по минутам, что я учусь и работаю, а еще нужно заботиться о своей внешности и заниматься спортом, чтобы быть всегда в тонусе. И работать бесплатной няней я просто не могу себе позволить.
Невестка отвернулась и пробормотала, что это все же мои племянники. Я молча пожала плечами, и тема была закрыта.
Наверно, она сказала что-то брату, потому что тем вечером он посматривал на меня со странным выражением, прямо как мать, уезжая в деревню.