В результате 29 декабря/11 января 1905 г. Россия получила заём Парижско-Нидерландского банка, директором которого был Э. Нейцлин, в 267 млн франков (100 млн рублей) под весьма выгодный процент. Эта сумма рассматривалась как аванс будущего большого международного займа{11}. Получение Россией этого займа предстояло обсудить после окончания Альхесирасской конференции{12}. Главную роль в положительном исходе поездки В. Н. Коковцова в Париж сыграло переданное Николаем II его заверение французскому правительству о поддержке в вопросе по Марокко.
10 января 1906 г. Коковцов, возвращаясь в Петербург, остановился в Берлине, где встретился с императором Вильгельмом. Встречу эту никак нельзя назвать тёплой, причём ни в прямом, ни в переносном смысле. Кайзер, который совершал прогулку по Тиргартену, заставил Коковцова более часа ожидать его в едва отапливаемом холодном помещении. Когда же, наконец, Вильгельм появился, то сухо предложил Коковцову прохаживаться вместе с ним по зале, чтобы не замёрзнуть, так как он, кайзер, озяб, а топить помещение не имеет смысла. Выслушав рассказ Коковцова о результатах его поездки в Париж, Вильгельм II также сухо и безучастно сказал: «Я не большой финансист, и не совсем понимаю, почему России так нужно заботиться о своей денежной системе, когда у неё столько других забот». При этом Вильгельм спросил Коковцова, не считает ли он странным, что «среди общего развала, среди постоянных волнений, которые могут снести всё, что есть ещё консервативного в Европе, две монархические страны не могут соединиться между собою, чтобы составить одно плотное ядро и защищать своё существование. Разве это не прямое безумие, что вместо этого, монархическая Россия через голову монархической же Германии ищет опоры в революционной Франции и вместе с нею идёт всегда против своего естественного и исторического друга?»{13}
При этом «естественный и исторический друг» ни словом не обмолвился о том, что его правительство, пользуясь различными рычагами, оказывает давление на Англию и Францию с целью не допустить предоставления кредитов России. Кстати, по утверждению В. Н. Коковцова, одним из таких «рычагов» кайзера был не кто иной, как С. Ю. Витте, который в беседе с рейхсканцлером Б. фон Бюловом 25 сентября 1905 г. сообщал, что «ему удалось в последнюю минуту помешать заключению русского займа во Франции и Англии» при встречах с Рувье и Лубе в Париже{14}.
Коковцов от ответа германскому императору уклонился. Он «как бывший министр финансов, лучше, нежели кто-либо другой, понимал, что России для того, чтобы она осталась монархической, придётся ещё не раз выступать вместе с Францией против своего “естественного и исторического друга”»{15}.
Дальнейшее получение денег было связано с позитивным для Франции окончанием Альхесирасской конференции. 20 марта 1906 г. Государь снова поручил В. Н. Коковцову отправиться в Париж для заключения большого займа по ликвидации последствий войны{16}. Визит Коковцова в Париж совпал с резким обострением франко-германского спора из-за Марокко в Альхесирасе. Вообще, само проведение конференции явилось ярким образцом недальновидности германского императора как дипломата. Ещё летом 1905 г., когда Вильгельм II настаивал на международной конференции, Рувье предлагал кайзеру покончить дело полюбовным соглашением между Парижем и Берлином, причём французы уступили бы Германии часть Марокко. Для Берлина это было весьма выгодное предложение, но кайзер на него не согласился. Впоследствии германская дипломатия весьма сожалела об этой ошибке Императора: случая утвердиться в Марокко уже больше никогда не представилось{17}.
В декабре 1905 г. между германской и французской делегациями возник острый спор по поводу марокканской полиции. Немцы считали, что полицейский надзор должен осуществляться марокканским султаном, а французы добивались мандата самим руководить полицией, в крайнем случае соглашаясь разделить это право с Испанией{18}. Рейхсканцлер Бюлов на совещании в германском МИД 10/23 декабря 1905 г. высказал своё убеждение, что в случае если французы будут настаивать на своём мандате в Марокко, то Германии следует не допускать этого любыми средствами, вплоть до вооружённого конфликта{19}.
25 января/8 февраля 1906 г. М. Рувье попросил русского посла А. И. Нелидова телеграфировать в Петербург просьбу французского правительства «о срочном вмешательстве в Берлине с поддержкой франко-испанского решения о полиции»{20}. 27 января/10 февраля французский посол М. Бомпар на приёме у В. Н. Ламздорфа заявил, что вопрос о полиции – «это гвоздь всей конференции» и, как только он будет решён, успех её будет обеспечен{21}. Бомпар намекнул, что парижский кабинет рассчитывает на личное вмешательство Императора Николая II{22}. Ламздорф обещал доложить Николаю II о просьбе французского правительства{23}. При этом Ламздорф в свою очередь намекнул послу, что вопрос с русской помощью по Марокко связан с вопросом французской помощи по займу.
На следующий день, 28 января, Ламздорф подал Государю докладную записку с изложением просьбы французского правительства. Николай II написал на ней резолюцию: «Об этом вопросе я много думаю»{24}. Царь решил оказать давление на императора Вильгельма с целью смягчить его позицию по марокканскому вопросу, так как решимость германского императора настоять на своём неуклонно возрастала. Русский посол в Берлине граф Н. Д. Остен-Сакен писал Ламздорфу: «Германия будет твёрдо держаться намеченной позиции, и что сам император будет настаивать на выполнении своей программы»{25}.
Когда известие об этом дошло до французских правящих кругов, оно вызвало там неподдельный страх. М. Рувье был готов в очередной раз уступить немцам. Кайзер Вильгельм считал, что Франция полностью покорилась его воле и вся конференция в Альхесирасе должна была эту покорность лишний раз продемонстрировать. Во время аудиенции германский император заявил А. П. Извольскому: «Я бросил перчатку Франции по поводу марокканского дела, и она не осмелилась её принять»{26}.
По поручению Николая II Ламздорф писал графу Н. Д. Остен-Сакену: «Франция дошла до крайних пределов уступчивости, согласившись принять почти все пункты последних предложений Берлинского кабинета»{27}. Ламздорф считал, что эта позиция Берлина направлена не только против Франции, но и против России. «Германскому правительству, – писал Ламздорф послу, – хорошо известно, что с благополучным окончанием Альхесирасской конференции тесно связан вопрос чрезвычайно важных для России денежных операций. Только с осуществлением последних, Императорское правительство в состоянии будет принять все необходимые меры к окончательному искоренению революционного движения»{28}.
Далее Ламздорф поручил Остен-Сакену довести до сведения высших германских сфер нижеследующее: «Мы отказываемся верить, чтобы Император Вильгельм, с твёрдым убеждением высказывавшийся перед нашим Августейшим Монархом за необходимость, в интересах всего человечества, сохранения мира, а также сближения, при посредстве России, между Германией и Францией, решился бы вызвать разрыв конференции, и таким образом не только отказался бы от намеченной политической программы, но и вместе с тем, посеял среди европейских Держав тревогу, которая по многочисленным последствиям не менее пагубна, чем открытая война»{29}.