Даже продвинутый для того времени королевский лекарь Ордивио, человек усердный и башковитый, и тот расписался в собственном бессилии перед свалившейся бедой.
Видя, что Арлинг Великодушный, готов запятнать свое достойное прозвище кровью невинных, Рогбир не выдержал и шепнул королю, дескать, что возможно все не так плохо и кто-нибудь из отшельных кудесников сможет справиться с «хворью» принцессы.
Шепнул и… пожалел.
Король ухватился за спасительную «соломинку» и отрядил инициировавшего начинание Рогбира обстряпать это деликатное дело. Как тот не отнекивался, как не отговаривался, правитель был неумолим. Как говорится – инициатива инициатора губит.
– Ты, Рог, и точка! – ударил по подлокотнику трона Арлинг так, что его усыпанная сверкающими самоцветами корона сползла на лоб, собрав у переносицы суровые складки.
Поняв, что немного перегнул палку в разговоре с верным, но обидчивым рыцарем, престарелый Арлинг примирительно добавил.
– Пойми, Рогги, я не могу доверить такое дело никому из этих благородных чистоплюев, – король поправил, украшенный драгоценными каменьями головной убор, несколько разгладив складки, – Они все загубят на корню. Одно упоминание о Гонзанне вгоняет их в трепет. К тому же, сам знаешь, почти все они спят и видят, как захватить трон. Моя связь с Гонзанной, этим «охотникам на ведьм» только на руку. Вся надежда на тебя, сэр Рогбир, мой верный «дикий рыцарь». Так что не обессудь, отправляйся в путь. Прошу, помоги мне вернуть дочь!
Такие доводы Рогбиру крыть было нечем. Когда начало смеркаться простая крытая телега (карету решено было не отряжать, чтобы не привлекать излишнего внимания), запряженная парой лошадей, которой правил Эйсфо, выехала в сопровождении сэра Рогбира через северные ворота замка.
Уже в полночь, под всевидящим оком полной луны, рыцарь стучал в дверь одинокой халупы, затерявшейся в глуши Проклятого Болота…
***
– Скоро рассвет! Что скажешь, Гонзанна?
Рогбир подошел к занавеске, но заглянуть за неё не осмелился.
– Уже скоро, скоро, Рог! – миролюбиво проговорила старуха. – Я уже вижу её.
– Само собой, еще бы ты её не видела, – хмыкнул рыцарь. – Она лежит прямо перед тобой, во всей своей юной красе.
– Я говорю не о её телесной оболочке, я вижу принцессу в потусторонней тьме.
– Что?!! Где?!!
Рогбира передернуло от её слов. Рыцарь огляделся, пытаясь разглядеть ту самую «потустороннюю тьму», но к своему облегчению увидел только дремавшего у очага карлика.
– Совсем скоро сотня изрыгающих огонь черных лошадей принесет нам нашу девочку, – загадочно промолвила Гонзанна. – Все, Рог, не отвлекай меня, мне надо собраться с мыслями. Сейчас мне нужна полная тишина. Поступи как Эйсфо, вздремни.
Ага, вздремни. Как бы ни так. Уснуть в доме ведьмы – равносильно погибели. Рогбир даже ножны с мечом не отстегнул, ибо неизвестно, кто, или что в следующий миг пожалует в гости к старой ворожее.
Рыцарь отошел к окну и оглядел подступы к дому. Плотный туман, словно огромный удав, подползал с болота, сжимая вокруг дома клубящиеся кольца. В дымке болотных испарений то и дело мелькали чьи-то неверные тени. Из глубины болот послышался волчий заунывный вой. Ему ответил сердитым уханьем филин. В сарае испуганно заржали кони, а за занавеской торжествующе захихикала Гонзанна.
Вот-вот что-то должно было произойти, и это «что-то» рыцарю определенно не нравилось.
Рогбир положил руку на рукоять меча и глянул на мирно дремавшего на плаще товарища. Карлик смешно засучил ногой и, проворчав сквозь сон «чертова ведьма», перевернулся на другой бок. Рыцарь подсел к очагу и подкинул полено в огонь. Языки пламени, прожорливо накинулись на древесную плоть и стали с треском её пожирать.
«В час волка держи ухо востро, а меч обнаженным» – вспомнил рыцарь старую воинскую заповедь.
Рогбир отхлебнул бодрящего вина, настроился на ревностное бдение и… сам не заметил, как опустил голову и провалился в глубокий сон.
– Так-то лучше, – облегченно вздохнув, Гонзанна отвела глаза от занавески и впилась хищным взглядом в полированный шар из черного горного хрусталя, уложенный в изголовье лежанки из звериных шкур, на которых покоилось обнаженное тело принцессы Марэны.
Нежная шелковистая кожа (сейчас сплошь покрытая тайными рунами, написанными кровью целомудренного черного кролика), тонкая талия, бутоны упругой груди, еще не познавшие мужских ласк, вьющиеся рыжие локоны, разметанные по лежанке и очаровательное, даже подернутое мертвенной белизной личико – этот сосуд был достоин, чтобы в него вновь вдохнуть жизнь…
***
– Фиона, Фи… тьфу ты, Марина, ты где? – взмыленный администратор Сергей заглянул в подсобное помещение детского кафе, выделенного для переодевания участников их анимационной группы.
В подсобке, на ящиках из-под фруктов переодевался в «Осла» поверженный «Шреком» «лорд Фаркуад» – Кирилл Львович – единственный пенсионер в «креативном молодом коллективе». Пожилой Кирилл Львович был взят в команду лишь благодаря своему богатому ТЮЗовскому прошлому и чрезвычайно низкому росту, позволявшему ему играть характерных героев соответствующего типажа. Несмотря на почтенный возраст, мужчина был тот еще попрыгун-затейник.
– Львович, а где Маринка? – окликнул бойкого пенсионера администратор. – Куда она запропастилась?
– Ась?
– Где наш «огр» в юбке, спрашиваю?
– А-а, где Мариночка? Мариночка! Ты где? – Львович притворно заглянул за ящики. – А нету Мариночки. Тю-тю! А зачем она тебе?
– Львович, не тупи. Сейчас её выход. Там Саня, наш толстопузый «Шрек» уже с «принцессой» Викой сосутся перед малышней. А это значит, что пора Вике, превратиться в Маринку. Ну, то есть, «принцессе»-красавице стать «принцессой»-«огром».
– А давай я и «Фиону» заодно исполню, – без раздумья предложил свои услуги Львович, прекратив натягивать костюм осла. – Расширю, так сказать, свой репертуар.
– Спасибо, Львович, ты у нас и так и «Лорд Фаркуад», и «Пиноккио», и «Кот в сапогах». А «осел» из тебя прямо такой типичный получается, как настоящий. Так что репертуар тебе добавлять не будем. Так где, Маринка?
– Знамо где, у служебного выхода дымит папиросками, – поделился информацией Кирилл Львович. – Хотела здесь закурить, так я её туда прогнал. У меня же астма, Сереженька. А мне еще в ослиной шкуре по кафешке с детками скакать. Могу и «скопытиться» перед детворой.
– Ладно Львович, дорогой вы наш осел, давайте, натягивайте уши и дуйте в зал, а я за Маринкой.
Администратор Сергей рванул по коридору к служебному ходу…
***
– Дебильное представление! – выпуская сигаретный дым через ноздри, поделилась Маринка наболевшим с рыжим котом, сидевшем на мусорном баке и изучающее разглядывая её. – Надо менять концепцию, киса.
Что именно хотела этим сказать, Марина до конца сама не понимала, но точно знала, что что-то надо кардинально менять. Так дальше нельзя.
Стоя в дверном проеме, в одной руке девушка держала тонкую длинную сигарету с ментоловым табачком, (а никак не папироску, как заявлял Львович), в другой реквизит –поролоновую «голову» принцессы Фионы, той самой, которой мультипликационный персонаж становился с заходом солнца – зеленой ушастой орчихи.
Приехав поступать в театральное училище из захолустья, Марина, как это в большинстве случаев происходит, не сдала вступительные экзамены. Возвращаться в глухомань, где её никто кроме тетки не ждал (да и та, скорее всего, не ждала, надеясь, что племянница найдет себе место в городе), девушка не захотела. Молодая особа решила остаться в городе, чтобы на следующий год вновь попробовать поступить. С работой для девушки без специальности в городе было туговато. Вариантов было два: выходить на трассу или идти продавцом в фаст-фуд. Воспользоваться первым вариантом ей не позволило воспитание, вторым – обезофобия, в простонародье – боязнь растолстеть. Марина с детства любила булочки и «пироженки», благодаря чему имела некоторый излишек веса. Поэтому работа в фаст-фуде с их «обедом за счет работодателя» её пугала едва ли не так же как и первый – панельный – вариант. Так что работу аниматора, которая ей подвернулась, Марина посчитала подарком судьбы. Судите сами, и зарплата достаточная для того, чтобы снять комнату на окраине города и какие-никакие курсы актерского мастерства. Тем более, что ей нравилось возиться с верящей в чудеса мелкотней, видеть их улыбающиеся лица, дарить им сказку. Правда, роли ей доставались все сплошь дурацкие. Если тощей вертихвостке Вике, которая и играть-то толком не умела, путала и забывала слова, доставались роли «Феи», «Белоснежки» или вот, красавицы «Фионы», то упитанной Марине приходилось играть то «Ниндзю-черепашку», то «Губку Боба», а то и «Аркадия Паровозова», в лучшем случае принцессу Фиону (во второй ипостаси, той, которая «огр»). Со временем такое положение дел Марину стало напрягать.