— И часа не бывает, чтоб без мокроты этой…
Седой, не особо вслушиваясь, глянул на часы, закованные в водонепроницаемый корпус, и включил рацию на прием. Короткий мышиный писк — ив его правом ухе снова безраздельно воцарился дуэт из командирского голоса и шуршания командирской же бороды.
— Все видели? — угрюмо спросил Дед. — Те, кто не видел, слушайте — только что прибыл Рашид, и к нему из крайнего правого дома вывели двоих пленных. Второй и Третий, это я вам говорю, они сейчас между домом и сараем, поэтому вашему наблюдению недоступны. Что думаете, товарищи “охотники за кочанами”?
После вопроса наступило затишье. Седому вдруг показалось, что к шуршанию бороды в эфире добавился хоровой скрип мозгов.
Первым прорезался голос Пики — он был старшим в двойке, контролировавшей поворот дороги на въезде в селение. Холодный взвешенный голос штабного аналитика слышать под проливным дождем с чеченского хмурого неба было как-то странно и непривычно — для такого голоса больше подходила уютная штабная атмосфера, чашечка кофе, хорошая сигарета, сговорчивая секретарша… Пика обстоятельно изложил свою оценку ситуации и диспозиции, обозначил возможные пути и способы проникновения в селение, перечислил наиболее вероятные схемы развития столкновения и заключил все тем же сухим бестелесным голосом, но уже “с выражением”:
— Хрен мы заложников живыми вытащим. Одного потеряем, как пить дать. В худшем случае — обоих. В самом худшем — понесем потери сами.
С этим выводом согласились Окорок и Дикий. Выслушав их краткие, но весьма сочные аргументы, Дед выдержал положенную паузу и торжественно объявил:
— Внимание: правильный ответ…
Седой привык к тому, что на таких “летучках” мнением приблудного мстителя — его то есть — не интересуются. В отряде охотников он был на положении “внештатной единицы” и не претендовал на большее.
— Селение атаковать будем и заложников освобождать тоже будем, — продолжал между тем Дед. — Да, ситуация хреновая, и это верно по всем законам военной науки. Но, — он снова сделал паузу, — законы для того и существуют, чтобы их нарушать. Кроме всего прочего, это — приказ сверху. Для вас — самого Господа Бога, — в голосе командира звякнул металл. — А сейчас, головорезы мои, я расскажу вам, как это будет…
И рассказал. Закончив, прошуршал по микрофону бородищей и коротко бросил:
— Начало операции — по моему сигналу. Держите готовность.
С этими словами он отключился, позволив остальным переваривать сказанное в наполненной шорохом дождевых капель тишине. И почти сразу же в ухе Седого вновь запищал сигнал личного, на частоте, закрепленной именно за ним, Третьим, вызова.
— Спросить тебя хочу, — переключаясь на прием, снова услышал он голос командира. — Как ты думаешь, прокатит моя заморочка?
Седой машинально пожал плечами, но тут же, спохватившись, осторожно ответил:
— Может, прокатить, товарищ…
— Да ладно тебе, — с раздражением в голосе оборвал его Дед. — Мы с тобой одногодки.., почти. Война эта и для тебя, и для меня — не первая. Так что вольно, Седой, и можешь во фрунт не вытягиваться.
Седой хмыкнул. Видно, крепко переживал командир. Покосившись на Чудика, он придержал микрофон поближе к губам и, понизив голос, проговорил:
— Мало шансов…
— Да-а, — неопределенно протянул Дед.
И вдруг резко, без перехода — как удар без замаха:
— Дерьмом попахивает от этого задания, помяни мое слово…
Сказав это, он безо всяких объяснений ушел из эфира. Седой решил, что ломать голову еще и над командирскими измышлениями не стоит — так, глядишь, и серое вещество почернеет. Обернулся к Чудику и, на правах старшего в двойке, приказал:
— Будешь приглядывать за спинами. Схема обычная, но пойдем с отвлекающими. Если что — отходишь сам, за нами не лезь, — и, не удержавшись, добавил для отвода души.