– Поверьте, это не самое достойное занятие.
– Хорошо, не буду.
– Неужели вы не понимаете всю благостность отречения во имя Господа от земных благ. – В голосе Алонсо звучали нотки отчаяния, и Виллас подумал, что его товарищ перетрудился в последнее время и это сказалось на его разуме. – Вспомните слова святого преподобного Макария Египетского: «Идеал жизни в духе. Идеал спасения – путь к нему лежит через духовный подвиг». Отречься от тела, от цепей, привязывающих нас к порочной и греховной земле, значит воспарить в небесные выси, где души сливаются с Богом.
Если бы земная жизнь была только цепями, почему же Господь просто не сотворил чистые души, не связанные с грубыми телами?
– Чтобы душа познала бренность материи, освободилась от ненужных чувств и привязанностей. Земная жизнь – тюрьма, которая должна заставить любить небесную свободу.
– А может, не тюрьма, а школа, где нужно научиться чувствовать, где ты должен пройти предназначенный тебе путь и выйти обновленным, возвысившимся. – Дон Орландо улыбнулся. – Плоть – материя, но из нее произрастают такие прекрасные чувства, как любовь, наслаждение, радость. Я думаю, чувства эти угодны Богу, ибо все прекрасное, что сотворено людьми, создано благодаря, а не вопреки этим чувствам.
– Пастыри, принося Богу жертвы, приближаются к нему!
– Наш Господь не языческий божок. Он всемогущ и милосерден. Нужны ли ему жертвы?
– Авраам принес в жертву по велению Господа сына своего, – Алонсо раздражался все сильнее, его глаза пылали гневом.
– Правильно. Но Господь остановил его руку, тем самым показав, что не нуждается в жертвах. Кроме того, приносит ли аскет что-либо в жертву, если он наслаждается своим поступком?
– Не Господу нужна жертва. Она нужна человеку, который отнимает от себя что-то во славу Его. Душа человека возвышается, когда вместо праздности и разврата он ежедневно и еженощно славит имя Его.
– Неужели ты думаешь, что Господу угодны славословия, имеющие цель выторговать себе сносные условия в будущей жизни, а не ежедневная работа души по совершенствованию себя и окружающего мира, по созданию произведений искусства и возвышению наук, по совершению дел, которые сами по себе славят имя Его?
– Это богохульство!
– Не больше, чем соединять Аполлона и Христа, Аристотеля и Блаженного Августина.
– Я признаю, что много лет занимался глупостями,
– Ох-хо-хо, вы шутите.
– Почему? Просто я в который раз убедился в том, что нет ничего выше святой католической церкви и кристального учения Христова. Кто не внемлет ее слову, тот находится в когтях дьявола.
«Католическая церковь сама наполовину в когтях дьявола, – подумал Орландо Виллас. – Идеи, доведенные до непререкаемости, догмы, извращенные алчными устремлениями или гордыней, неспособность принять чужое мнение и дать право человеку на собственные мысли – все это привело к бесчисленным жертвам и рекам крови. Если бы не святое подвижничество, не вершины духа, не монастыри, где в самые тяжелые времена тлел огонь знания и сохранились библиотеки, можно было бы сказать, что католическая церковь служит сатане».
– Вряд ли это наиболее подходящая тема для вечерней беседы, – махнул рукой дон Орландо. – Давайте я все-таки покажу вам мои новые книги. Думаю, они развеют ваши дурные мысли.
Виллас удалился, оставив Алонсо одного у столика с блюдами и напитками. Алонсо застыл на стуле как изваяние, положив ладони на колени и выпрямив спину. Если бы кто-то посмотрел сейчас в его глаза, то с удивлением увидел бы, как расширились его зрачки, а потом заметались в какой-то жуткой пляске. Но еще больше поразило бы то, что творилось в его душе.