---------------------------------------------
Эдмонд Гамильтон
Доктор Харриман остановился в коридоре родильного дома и спросил:
— Как себя чувствует женщина в двадцать седьмой палате?
Глаза главной медсестры в хрустящем от крахмала белом халате были полны печали.
— Она умерла через час после родов, доктор. Вы же знаете, у нее было больное сердце.
Врач кивнул головой, и на его худощавое, чисто выбритое лицо набежала тень.
— Да, я теперь вспоминаю. Год назад она и ее муж пострадали от электрического замыкания в метро, на днях ее муж умер. А что с ребенком?
Сестра помедлила с ответом.
— Прекрасный здоровый, маленький мальчик, только…
— Только что?
— Только горбатый, доктор. Доктор Харриман выругался с досады:
— Что за отвратительная судьба у этого несчастного маленького чертенка! Родился сиротой, да еще и уродом!
И затем решительно добавил:
— Я осмотрю этого ребенка. Может быть, мы сможем ему чем-нибудь помочь.
Но когда он и медсестра склонились над кроваткой, в которой лежал и пронзительно кричал маленький розовощекий Дэвид Рэнд, доктор отрицательно замотал головой.
— Нет! Мы ничего не сможем сделать с его спиной. Как жаль!
Красноватое тельце крошечного Дэвида Рэнда было так же правильно сложено, как и у любого другого новорожденного, за исключением спины. На спине в районе лопаток ребенка выступали два выпирающих горба, закруглявшиеся и доходящие до ребер.
Эти горбы-близнецы были такими длинными и симметричными в своем закруглении, что это не было похоже на обычное искривление. Искусные руки доктора Харримана нежно ощупали их, и на его лице отразилось недоумение.
— Это не похоже на любую стандартную деформацию, — озадаченно произнес он. — Я думаю, надо сделать рентген. Попросите доктора Морриса подготовить аппарат.
Доктор Моррис был коренастым, рыжеволосым молодым человеком, который тоже с сожалением смотрел на этого кричащего карапуза, лежащего перед рентгеновской камерой.
Он пробормотал:
— Эта спина — просто беда для несчастного малыша. Вы готовы, доктор?
Харриман кивнул головой.
— Вперед!
Рентгеновские лучи пронзили эту визжащую и кричащую жизнь. Доктор Харриман прильнул к флюороскопу. Его тело окаменело. На минуту воцарилась мертвая тишина, затем доктор выпрямился. Его худощавое лицо приобрело мертвенно-бледный оттенок, и наблюдавшая за ним сестра недоумевала, что могло на него так повлиять.
Харриман немного заплетающимся языком обратился к Моррису:
— Моррис! Взгляните-ка на это. То ли я чего-то не понимаю, то ли действительно произошел беспрецедентный случай.
Глядя на своего непосредственного шефа, Моррис озадаченно сдвинул брови и с нетерпением заглянул в флюороскоп. Он вздрогнул и воскликнул:
— О Боже!
— Вы тоже увидели? — спросил доктор Харриман. — Ну, тогда я еще не сошел с ума. Но как так получилось? За всю историю человечества — это впервые.
Харриман бессвязно залепетал:
— И кости тоже полые, все строение скелета отличается. Его вес…
Он торопливо положил ребенка на весы. Стрелка покачнулась.
— Вы видите! — закричал Харриман. — Он весит в три раза меньше, чем любой другой ребенок такого размера!
Рыжеволосый молодой доктор Моррис завороженно уставился на закругленные горбики малыша. Охрипшим голосом он произнес:
— Но это невозможно…
— Да, но это так! — воскликнул Харриман. Его глаза блестели от восторга. — Что-то изменилось в структуре генов — только это могло привести к такому результату. Какая-то предродовая травма…
Он ударил себя по лбу:
— Я понял! Электрическое замыкание, от которого пострадала его мать.