Естественно, что я тут же осведомился, какова будет нам оплата. На что князь Одоевский ответил сразу, как о деле решенном: «Сто пятьдесят рублей годового жалованья!»
В общем, все остались довольны. Зонненберг – тем, что доставил удовольствие боярину. Князь Одоевский – тем, что выполнил указания Петра, а заодно развеял немного скуку. А я – тем, что проникаю в среду знати и что князь обещал показать меня своей престарелой тетушке, которая обожает лекарей и необычайно щедра.
– Вы быстро закрепляетесь в этом городе, – сказал Зоннеберг, когда мы шли по направлению к гостиному двору. – Глядишь, и осядете здесь.
– Вряд ли…
– Вас тянет домой?
Я пожал плечами… Нет, меня, старого бродягу, вовсе не тянуло домой. Мне хотелось снова двигаться вперед. Я не раз пытался понять, что, же я хочу найти, путешествуя по земле… Меня с детства гнало вперед Ощущение чего-то важного, нужного не только мне, но и всем людям, что я должен отыскать. Годы шли за годами. И моя неясная мечта не только не оставляла меня, но становилась все сильнее. В моем возрасте непозволительно то, что позволительно молодым романтикам. Но я ничего не мог поделать с собой Я знал, что родился на свет не просто так. И знал, что мой час когда-нибудь настанет…
И мне почему-то стало казаться, что час этот настанет именно здесь!
* * *
К середине дня небо затянулось тучами, подул порывистый ветер. Что-то тревожное чувствовалось в парящих огромными стаями птицах, в косых полосках редкого дождя, но мой заряд утреннего хорошего настроения и благостного расположения духа сохранился.
Ближе к полудню людей на улицах резко поубавилось. Улицы будто вымирали. Объяснялось это просто – в это время лавки закрываются, все люди разбредаются по домам, где спокойно обедают, а потом падают в приличествующую нормальному православному послеобеденную спячку.
Пешком возвращаясь домой, я немножко заблудился. И пришлось поплутать по городу. Зарядившись от него какой-то шальной, безалаберной энергией, покрутившись мимо проплешин недавнего пожара, мимо заборов, огораживающих владения, я наконец добрался до места более-менее чистого, опрятного и наконец увидел несколько аккуратненьких каменных домов, которые суеверно обходили местные жители, некоторые осеняли себя крестным знамением. Здесь жили мои соседи – как мне говорил старый хозяин, среди них несколько немцев-мастеровых и купцов, два армянина и грек. А к иноземцам у простолюдинов отношение настороженное.
Мой каменный, с толстенными стенами, отлично задерживающими тепло зимой и холод летом, был невелик, с чересчур большими для московских домов окнами, и состоял всего из трех комнат. Две из них были каморками, где едва повернешься. Третья же, в которой я и жил, была достаточно просторной и была заставлена немногочисленной мебелью западного образца – длинным столом с узкими и очень неудобными деревянными стульями, большим, достаточно грубо сколоченным бюро. В углу стояла широкая кровать с периной. На полках была расставлена немногочисленная утварь – глиняные горшки, тарелки, несколько блюд. В самом доме кухни не было – в Москве, которая боится пожаров, принято готовить во дворах. Но я пока ничего готовить не собирался. Со временем, если задержусь здесь надолго, найму прислугу.
На меня напала какая-то истома. Делать ничего не хотелось. А хотелось, подобно местным жителям, завалиться на кровать и заснуть. Но пересилил себя. И сел писать первый отчет герру Кундорату, где описывал мои впечатления от города и его жителей, а главное, о том, что узнал во время посещения боярских хором князя Одоевского.