Убийство на экзамене - Градова Ирина

* * *

Они бежали со всех сторон, крича страшными голосами. Лучше бы оказаться за пару километров от этого места, но было уже поздно. Меня боднули головой в живот, затем я получила ощутимый удар локтем под дых. Попытка стряхнуть с себя наплывших агрессоров оказалась тщетной. Заслонившись тяжелой сумкой, я собралась и энергично двинулась вперед, при этом нанесла удар локтем по чьей-то голове. Мое плечо отпустили, взамен с размаху наступили на ногу, но я рванулась посильнее. Затрещала какая-то ткань. Кто-то из агрессоров не удержался и упал. Раздался отборный мат. Растолкав беснующихся учеников, я наконец-то дошла до учительской.

– …Но я не промах! – раздался голос новенькой учительницы начальных классов, которая пришла в нашу школу всего месяц назад. Звали ее Марина Павловна. Она была миниатюрная, как зарплата, отчего со спины ее часто путали с ученицами.

– Что же вы сделали? – заинтересованно спросили остальные присутствующие.

– Я вцепилась в какого-то ребенка, поэтому меня не выкинули! – гордо закончила она, воинственно взмахнув тонкими руками.

– Это вы хорошо сообразили, – похвалила ее бывшая завуч.

– А меня не выкинут – я толстая! – обрадовалась вторая бывшая завуч. – Марина Павловна, вы худенькая, вам надо поправиться, тогда вас не сбросят. Купите пирожков ради собственной безопасности.

– Что случилось? – спросила я. Разговор про пирожки и безопасность был совершенно непонятным.

– Меня чуть не выкинули с лестницы, – заявила Марина Павловна, закутываясь плотнее в невероятно цветастую шаль. – Правда, он потом уже у директора сказал, что принял меня за ученицу начальных классов, потому и пытался выбросить.

– Зачем?

– Потому что думал, что я ученица. Опять не понимаешь? Так, рассказываю с самого начала. Это все было очень неожиданно. Иду я вниз по лестнице, чувствую, в меня чьи-то руки вцепились, и пытаются вышвырнуть с лестницы. Но я не промах! Сама вцепилась в какого-то ребенка, нас двоих он уже не выкинул!

– Кто?

– Какой-то старшеклассник. Может, знаешь, высокий такой, бородатый, с пропитой рожей тридцатилетнего мужика.

– Знаю. Он из девятого «Б». Единственный алкаш в своем классе.

– Оно и видно.

– Остальные наркоманы…

– Я его потащила к директору, – продолжила Марина Павловна.

– И что ему будет?

– Ничего, наверное. Он же вреда мне не причинил, состава преступления нет, значит, уже к вечеру обо всем забудет. А я буду ждать новых покушений.

– Быстро же вы адаптировались. И как увлекательно вы рассказываете о попытках убийства, – одобрила ее химичка.

– Да, у нас надо быть всегда готовыми к стычкам, – обреченно пробормотала учительница истории Дарья Геннадьевна.

– Не ходите по школе в одиночку, – посоветовала химичка.

– После такого стресса вам надо отдохнуть, – сказала я. – Сходите на вольные хлеба.

Вольными хлебами у нас называлось бесплатное нелегальное кормление учителей в столовой. Главным фактором была конспирация. Нужно было есть максимально быстро и максимально незаметно, желательно, в подсобке кухонного персонала или под столом. Чтобы директор не увидел.

– Хорошая мысль. Но сегодня директор злой, так что вряд ли поесть удастся.

Конечно, мы могли покупать обеды за деньги, но даром было экстремальнее и вкуснее. Кстати об экстриме:

– Скажите, куда можно положить этот мяч? – спросила я, доставая из сумки полусдутый волейбольный мяч, которым девятый класс играл на уроке.

– Засунь в дырку совятника, – посоветовала химичка, приглаживая свои густые черные волосы.

Скворечники валялись у нас в учительской с начала моей работы. Один из птичьих домиков назывался совятником и имел размеры собачьей будки. Я попыталась просунуть мячик в отверстие, но не преуспела.

– Положи вон на ту перевернутую парту, – сказала Марина Павловна. – Все равно его сопрут.

Это правда. Из учительской воровали все. Даже один ботинок физички, стопку тетрадей учительницы русского и шарфик Дарьи Геннадьевны.

Шли последние дни учебного года, ученики напоследок особо энергично изводили учителей, последние терпели, стиснув зубы, и мечтали о каникулах. Некоторые сознательные дети пытались исправить оценки. С этой целью меня позвал в коридор нервный мальчик из седьмого класса.

– Лидия Викторовна!

– Владимировна! Сколько можно?!

– Я сделал задание! – радостно вскрикнул он и с размаху ткнул мне в лицо помятым листком. Я рефлекторно отшатнулась.

– Не надо тыкать мне листом в глаз.

– Я не в глаз тыкал, а в нос.

Предполагается, что это должно меня задобрить.

У меня из головы не уходили мысли о каске или бронежилете. Потому что у нас не общеобразовательное учреждение, а школа диверсантов. Мы, учителя, не прикладываем усилий для образования с террористическим уклоном, оно само как-то получается. Чего только со мной не случалось за недолгое время работы! Строго говоря, не только со мной, но и с другими учителями, особенно молодыми. К мелкому хамству мы давно привыкли, к угрозам тоже, а вот к попыткам столкнуть с лестницы – еще не успели. Скорее всего, это приходит с опытом.

Как будто учебного года было недостаточно, нас вдобавок направили на экзамены. На них тоже постоянно что-то случается. Видимо, нас решили добить, чтобы повсеместно обновить педагогический состав. Неправда, кстати, что волнуются только сдающие – организаторы на ЕГЭ тоже нервничают. Иногда мне кажется, что проще будет сдать самим экзамен, чем провести его. На ЕГЭ церемониал такой, что после него выучить весь этикет королевских дворов – дело плевое.

Обязанности учителей, как полицейские, так и курьерские, на экзамене чрезвычайно разноплановы. Часть учителей берет на себя полицейские функции, обыскивая сдающих с металлоискателями у входа. Затем выпускников разбирает по кабинетам самая страдающая часть педагогов – те, кто попал организатором в аудитории. В коридорах сидит третья часть учителей, чья задача – провожать сдающих в туалет и бегать по этажам с поручениями.

Меня зачислили во все списки идущих на экзамены. Во все пять. Больше никто из коллектива не пользовался такой популярностью. Я даже прониклась ощущением своей незаменимости – без такого ценного кадра ни один экзамен не обходится! Но затем, вспомнив, что многочасовые посиделки не оплачиваются, я поняла, что используют меня, как козла отпущения. То есть, буду работать долго, принудительно, зато бесплатно. Мечта, а не работник.

Экзаменационные козлы отпущения скопились в кабинете истории, куда втекал ручеек молока из коридора, и ждали нашу главную, которая должна была проинструктировать нас по поводу проведения экзамена. Бывшая завуч, женщина строгая и солидная, в специальном блокноте для педсоветов рисовала рыбок, особое внимание уделяя жабрам. Поскольку педсоветы и просто совещания проводились у нас почти каждую неделю, чтобы директору было не так одиноко, блокнот подходил к концу. Предыдущие его страницы были посвящены небоскребам с очень тщательно прорисованными окошками. Иногда в них даже можно было различить офисных сотрудников в клетчатых рубашечках, сидящих перед жидкокристаллическими мониторами.

– Слушайте, кто-нибудь отличает друг от друга Великанова и Басова из шестого класса? – спросила химичка, закатывая рукава бежевой водолазки.

– Я отличаю. Великанов похож на свинку, а Басов на упыря. У него уши острые, – отозвалась бывшая завуч, отвлекшись от своих шедевров. – Хотя оба они упыри по сути.

– Я вообще не могу справиться с Басовым, потому что он сильнее меня, – пожаловалась учительница с опытом работы длиной в мою жизнь.

– Да уж, не избавишься от таких, – грустно сказала историчка. Ее вид аристократки позапрошлого века и меланхоличный тон удивительно гармонировали друг с другом.

– Их никакой мышьяк не возьмет, – посетовала химичка со знанием дела.

– Оксид ртути пробовали?