- Если бы я пригласил тебя сегодня на шикарный ужин в какое-нибудь романтическое местечко?
Вот сейчас девушка глянула более трезво.
- Но после ужина ты без всякого отвозишь меня ко мне домой. В МОЙ дом, - подчеркнула она. – Перед дверью целуешь, я машу тебе платочком, а ты уходишь в темную и морозную ночь. Сам.
- Жестокосердная!
У Риты имелся богатый репертуар различных взглядов для различных случаев. Сейчас ее глаза были едва видимы за завесой непослушной челки. Рита прекрасно понимала, какое впечатление она производит на мужчин. Но она еще не до конца понимала, в чем суть этого огромного и странного мира. С головой, до краев заполненной историями из детских книжек, она метала о том, чтобы сделаться великим детективом. Девушка закончила соответствующие курсы и добилась своего. Попала в уголовную полицию. В архив. Ну в Шильке искусно пользовался ее неисполненными мечтаниями стать крутой полицейской. Абстрагируясь от того, что она ему страшно нравилась, так что еще немного, и он бы влюбился в Риту по-настоящему.
- И в чем я могу тебе помочь, зазнайка?
- Твой Мишутка-Зазнайка сейчас просто побитый мишутка, и требует, чтобы его пожалели и успокоили.
- Ой, - озабоченно защебетала девушка. – И кто же тебя обидел?
- Я тут был у ваших коллег, рядом, - Шильке головой указал на соответствующую стенку. – У тех чернявеньких, у которых краска с потолка отпадает, поскольку они же оцарапали ее носами.
Рита усмехнулась.
- И кто же тебя так досадил? Неужто, тот твой коллекционер земных ценностей?
Шильке положил перед Ритой толстую папку с надписью "Совершенно секретно" и печатями гестапо.
- Я получил весьма странное дело. И это от них.
Та удивленно подняла брови.
- Хм?
- Именно так, как думаешь. Вроде бы как и ничего, речь идет об обычных кражах произведений искусства, но кто-то считает, будто бы это дело политическое, прямо скажем – военное, и замазывает в это болото еще и Абвер.
Девушка, соглашаясь, кивнула. Никто не мог бы судить, что это нормальная процедура. Какая связь между контрразведкой и произведениями искусства? Даже разворовываемыми в массовом масштабе. Рита тоже почувствовала тонкую вонь внутренних розыгрышей. Кто-то отдал приказ, кто-то чего-то хотел. Вопрос: чего?
Шильке начал врать:
- В бумагах появляется фамилия Холмс. И я даже и не знаю… Может быть вам тут известно, кто имеется в виду? Какой-то преступник?
Рита пожала плечами. Почему бы и нет? Фамилия была ей хорошо известна по чтению в детстве и явно ее возбуждала. Она запустила суперсовременное американское устройство для пробоя карт. Янки, а конкретно фирма IBM, продали его Германии перед самой войной именно в Бреслау. Устройство было предназначено для учета осужденных на смерть евреев. Но оно же прекрасно годилось для целей архивистов. H-O-L-M-E-S: набрала Рита на клавиатуре. Что-то зашумело и защелкало. Через несколько секунд у нее в руках уже была перфокарта. Девушка подошла к другому устройству и сунула карту в считывающее устройство. Теперь треск был более громким. Но уже через мгновение в руке у нее была фишка с распечатанным текстом. Рита ненадолго скрылась среди полок, нафаршированных толстенными паками с документами. Не прошло и минуты, как она вернулась с папкой в руке.
- Холмс. – Рита умело развязала тесемки, положила папку на стол и начала перелистывать бумаги. – Холмс… Готовься у ужасному удивлению, зазнайка.
- Превращаюсь в слух.
- Этот твой похититель произведений искусства вовсе не является вором. Это агент польской разведки, парашютист, сброшенный русскими за линию фронта где-то с год назад. Крипо вынюхало очень мало после какого-то покушения на Центральном Вокзале. Но довольно быстро оказалось, что то было не террористическое покушение, речь шла о ликвидации кого-то по-настоящему важного.
- Кого?
Рита усмехнулась, неприлично, по-лисьи искривив губы.
- В документах кто-то замазал фамилию черными чернилами. Может, в знак траура, - с издевкой предположила она. – Этот черный цвет как будто бы немного соответствует серьезности похорон.
И очень тихо, самими губами, она произнесла: "Пауль Лиске". И прибавила, все так же беззвучно: "Это была казнь".
Шильке тут же все понял. Пауль Лиске, начальник отдела "Иностранные Армии – Восток", а точнее, отдела, который занимался разведкой этих армий. И действительно казнь, похоже, он узнал нечто такое, что должно было оставаться тайной. А то, что в результате взрыва бомбы погибло полтора десятка невинных немцев? А почему это должно было волновать польскую разведку? Несколькими немцами меньше – и замечательно. Шильке помнил это дело, пережевываемое на совещаниях в качестве примера плохой координации работы различных служб.
- Что-нибудь еще мы о нем знаем?
- Не знаем, - тут же отрезала Рита. – Дело тут же забрала у нас одна малоприятная организация.
- Гестапо?
- Нет. Твой родненький Абвер. – Девушка симпатично улыбнулась. – А вот про то, что у вас потом черненькие забрали, можешь спрашивать только у политиков высшего ранга.
Ну и влипли. Ну и болото. Тем не менее, информация была конкретной. Кое-что о Холмсе должно было иметься в архиве его собственной организации.
- Я тебе ужасно благодарен.
- Пожалуйста, пожалуйста, - Рита рассмеялась и сделала книксен, словно гимназистка. Но у меня имеется предложение беседы на сегодняшний вечер.
- Да? – глянул Шильке с неподдельным интересом.
- Ты же знаешь, крипо ненавидит гестапо с горячей взаимностью. Но это никак не касается секретарш, архивисток и уборщиц. Перед сегодняшним ужином чего-нибудь узнаю.
Шильке снял фуражку и привстал на одно колено.
- Рита, я чувствую себя соблазненным.
- Ну, ну, зазнайка, сегодня тебе еще придется надо мной поработать.
Шильке поглядел ей прямо в глаза и решительно сказал:
- Больше всего мне нравится, когда долг в отношении отчизны и честная работа связаны с самым чудным удовольствием.
Услышав это, Рита рассмеялась.
Шильке вскочил в свой кабинет, словно в горячке. Он бросил шинель на стол, фуражку на стул и, сражаясь с кашне, поднял трубку телефона.
- Отдел документов? – рявкнул он. – Все относительно агента с псевдонимом Холмс мне на стол, немедленно. А так же документы по покушению на Пауля Лиске. Дело обладает приоритетом для РСХА. Желаю, чтобы все было у меня уже через секунду!
Лейтенант продолжал пугать, следя за тем, не вытягивается ли его нос. Но нет, все, как будто бы подтверждало, что рассказ про нос Пиноккио, удлинявшемся по причине вранья – это, все-таки, сказка. Шильке положил трубку и заварил себе крепкого чая. Плюсом работы в Бреслау было то, что здесь практически все можно было достать. Китайский зеленый чай? Никаких проблем. Он залил кипятком небольшую чашку. Потом через специальное ситечко слил отвар в раковину и залил чай кипятком еще раз. Ну вот, теперь sicher. Чай он подсластил небольшим количеством сахара, что китайцы считали варварством. Ну и ладно. В конце концов, он и был варваром. Глупым германцем на дальнем краю идущей к упадку Западной империи. Шильке вздрогнул при мысли о восточных ордах, которые должны были вскоре захватить эти территории. Интересно, а вот что испытывал римский император, слыша о продвижениях Атиллы? У него не было радио, не было точных карт, он не располагал военной контрразведкой. Видел ли он упадок империи? Был способен ее защитить? И заметил ли в рядах нападавших своего Холмса?
Его застала врасплох появившаяся в двери секретарша шефа.
- Пожалуйста, это заказанные материалы. – Она положила на стол несколько папок. – Здесь необходимо расписаться, - подсунула она лист бумаги.
Расписаться? Об этом его просили впервые в жизни. Конечно, теоретически Шильке знал, что за особо ценные материалы необходимо расписываться. Но это? Материалы следствия, отобранного другими службами? Только лишь через какое-то время до него дошло, что это шеф желал подчеркнуть, где находится место лейтенанта. Боже, варварские орды заливали Германию словно потоп, а здесь, в стенах ее последней твердыни важными оставались мелкие игры ее защитников. Шильке пожал плечами и подписал бланк. Несмотря на все это, несмотря на полнейшую неподготовленность, несмотря на отсутствие специализированного вооружения, несмотря на внутренние стычки среди тех, которые, плечом к плечу, должны стоять на стенах, он чувствовал, что Бреслау будет последней крепостью Рейха. Когда она падет, падет и тысячелетний миф.