Облегченно вытираю капельки пота со лба и забрасываю новую сигарету в угол рта. Все-таки не ошибся. Внутри меня все наполняется ликованием. Сладкое слово – победа. Еще один маленький триумф и короткая передышка. Они обычно не нападают сворой. Между посещениями до сих пор всегда были затишья. Только сейчас до меня доходит их назначение. Естественно никто не предоставлял нам отдыха после побед, нас обрекали на атаку собственного воображения. Когда находишься в действии: стреляешь, спасаешься бегством, выбираешься из ловушки, все мысли рациональны и направлены на решение конкретной проблемы, до всего остального просто нет дела. А вот после такой встряски, на отдыхе просыпается воображение подстегнутое страхом, и ты уже за каждой дверью видишь смерть, ожидаешь чего-то такого… У каждого человека свой набор страхов, упрятанных глубоко-глубоко и дремлющих до поры до времени. Часто мы сами явно не осознаем всех залежей этой черной жижи накопившейся за прожитые годы. Она собирается по каплям. Детские страхи. Первые пугающие персонажи услышанных на ночь сказок. Телевидение, обильно скармливающее жаждущим чего-то такого страшненького – монстров и сумасшедших убийц с бензопилами. Книги, ничуть не отстающие от своего визуального брата. Что ни страница то кровь и насилие, подлость и ложь. Да и сама жизнь этому способствует – нельзя не бояться толпы обкуренных тинейджеров со стеклянными розочками в руках, застывших живой цепью поперек дороги. И вот именно в момент расслабления мы подвергаемся атаке изнутри, по сути, разрушая сами себя. Стоит лишь чуть-чуть поддаться, прогнуться под натиском поднимающихся из глубин армий ужаса и тебе конец. Сережка, высокий мускулистый парень с беспечным лицом, замечательно держался. Благодаря нему нас не сожрало некоторое подобие паука величиной с корову, обрушившееся из под стеклянного купола. Он среагировал первым и уложил зверюгу в полуметре от нас. Окаменелые от страха мы пялились на мохнатое тело с длинными суставчатыми лапами у наших ног. Потом он вытаскивал Настену из липкой ловушки. В общем, вел себя как настоящий герой. Я по сравнению с ним чувствовал себя запуганным до нервного тика ребенком. Наступил первый отдых. Нам дали небольшую передышку и Сережка сорвался. Не разобравшись с перепугу он бабахнул из дробовика в открывшуюся в комнату дверь и убил нашего шефа – Евгения Семеновича. Увидев, что он натворил Серега с бешенными глазами выскочил из комнаты и с нечленораздельным воплем побежал по коридору. Через некоторое время мы наткнулись на его обескровленный труп. Его выпили до последней капли. Высосали, как мы высасываем молочный коктейль через соломинку. На его лице застыла маска безумного ужаса. Думаю, что на момент смерти он уже не был человеком, скорее куклой управляемой поднявшимся из глубин сознания ужасом. Страх захватил бразды правления его разумом и телом, превратив в кролика бегающего от воображаемых монстров. Это тоже был урок. Урок для тех, кто еще был жив.
Пристально осматривая пол, потолок и стены иду по кажущемуся бесконечным коридору. Ковролин глушит шаги, превращая в мышиный шорох. Редкий лес дверей-близнецов искушающе стелется по правой стене. Колеблюсь между желанием открыть хотя бы одну из них и соображениями безопасности. Кто знает, что может оказаться там? Но в то же время я должен хоть что-то делать, кроме как спасаться. Мысль о том, чтобы выбраться, давно заброшена в пыльный угол. Бесполезно. Эта домина не собирается отпускать меня. Я как беспризорный котенок по глупости попавший на школьный двор во время перемены. Меня то подкармливают вкусной котлетой, то привязывают к хвосту консервную банку, пугающую жутким грохотом, а то и просто бесцеремонно пинают ногой под ребра. Пинают не из злости, скорее просто так, ради развлечения. Котенку остается лишь дождаться звонка, когда галдящая толпа ринется за парты. Вот только будет ли у меня звонок, я не знаю. Иногда кажется, что дом чего-то от меня хочет. Он словно подталкивает меня к принятию какого-то решения. Довольно неуклюже направляет меня в нужное русло. Возможно, что я до сих пор жив лишь благодаря его прихоти, а не собственным способностям. Если бы он пожелал, то я давно бы уже присоединился к спутникам. А вообще все эти гипотезы сплошная глупость. Не более чем мусор, лишенный практической пользы, за исключением того, что загружает мозги и не оставляет им времени на обсасывание подробностей вероятной смерти и разгул воспоминаний. Я бы предпочел забыть о том, что здесь произошло, но боюсь, что это невозможно. Четыре смерти так просто из памяти не вычеркнешь.
Выбираю дверь наугад и медленно нажимаю на ручку, словно к ней привязан детонатор бомбы. Как знать, как знать.
Сквозь щель заглядываю в комнату, держа пистолет напоготове. Типичный кабинет начальника средней руки. Недорогая итальянская мебель под вишню, абстрактный рисунок на видимом участке стены, модерновая люстра излучат мягкий свет. Глянув вдоль коридора, проскальзываю в комнату и тихо прикрываю за собой дверь. Взгляд бежит по обстановке в поисках потенциальных источников опасности. Я ожидаю чего угодно даже от выгнувшегося подковой стола. Чем он хуже прожорливого лифта или стреляющего скобами степлера.
Осмотр ничего не дает. Самая что ни на есть обычная комната. В современных муравейниках таких безликих кабинетов тысячи. Отличаются только номера на дверях. Этот кабинет мог готовиться для адвоката или торговца недвижимостью.
За окном клубится чернота. Изучающе поглядывают сквозь пелену невидимые глаза. Они следят за каждым моим движением, оценивают его по каким-то своим критериям, как бы проверяя на профпригодность. Под этим невидимым натиском чувствуешь себя лабораторной крысой на которую сквозь прутья решетки пялятся маститые умы, отрываясь лишь для того, чтобы подискуссировать а выживет ли наша крыска-Лариска или загнется, как и все прочие. Мерзкое ощущение.
За спиной раздался еле слышный вздох, и по комнате неспешно прокатилась волна теплого воздуха. Запахло едой. Как будто на миг распахнулась невидимая дверь на кухню и оттуда, в мои трепещущие ноздри ринулись все эти аппетитные запахи. Резко оборачиваюсь, одновременно падая на колено и вскидывая револьвер. Я чуть не нажал курок, но вовремя остановился.
Могу поклясться, что этого столика здесь не было. Он еще подрагивает, не до конца погасив энергию движения. Фальшиво скрипнуло несмазанное колесо. Обычно на таких столиках с колесиками развозят заказы по номерам в гостинице. На прикрытой белоснежной салфеткой столешнице блестящий поднос с крышкой.
Запах пищи кружит голову как молодое вино. Сколько я уже не ел? Десять, двадцать часов? А может несколько дней? Не сводя глаз с подноса, подхожу к столику. Рука ложится на крышку. Теплая. Рывком поднимаю крышку и отпрыгиваю сторону. Я ждал, что от туда обязательно кто-нибудь выпрыгнет но вместо этого…
– Ох! Твою мать! – вырывается из меня одновременно с потоком рвоты.
Со звоном крышка падает на поднос, пряча от моих остекленевших глаз блюдо. Ноги подкашиваются, и я безвольно оседаю на пол. Пальцы разжимаются, и револьвер как рыба выскальзывает из руки, ныряя в озеро рвоты. В голове точно самумом выдуло все мысли, осталась одна яркая, насыщенная цветом картинка: на серебряном подносе лежит украшенная зеленью и фигурно нарезанными овощами улыбающаяся голова Евгения Семеновича. Глаза за толстыми линзами хамелеонов с интересом смотрят на пучок укропа торчащий во рту. И запах… Потрясающий запах свежеприготовленной пищи, вызывающий шторм желудочного сока, гибнущий на скалах отвращения… Одновременно желаемое и омерзительное…
Я не в силах поднять глаза. Не хочу этого больше видеть.
Труп нашего шефа мы оставили в просторной курилке на втором этаже. Тогда нам было не до него. Все бросились искать ополоумевшего Серегу. Когда поиски завершились, мы, сами не зная зачем, вернулись в курилку и обнаружили, что труп исчез. Единственным напоминанием о нелепом убийстве служили лишь оспины от дроби на гладкой стене. Даже крови не было.