* * *
- Что, с вами, Ким?
Они меня обступили. И госпожа Блаватская и полковник. У входа в купе - проводник и еще двое бородатых в чалмах с кокардами. Наверное, таможенники. Сверкают колбы керосиновых ламп. Свет режет глаза. Я обливаюсь потом. Нечем дышать. Я хочу им сказать, чтобы разошлись в стороны, но не могу говорить. Делаю движение рукой, будто плыву. Меня не понимают. Предметы покидают свои места. Оконная рама изгибается. За окном клубится какая-то муть. Нет-нет, это еще не все. Я силюсь что-то вспомнить. Купе и обступившие меня люди, начинают мерцать. Я падаю, проваливаюсь. Нет, я так не сдамся. Я шпион. У меня есть еще ниточка. Записка от доктора Хакенбуша. Мой контакт в Италии. Записка. Я поднимаю свою тяжелую и непослушную руку. Пропихиваю сосисочные пальцы в нагрудный карман. Не успеть, я проваливаюсь, падаю в колодец. Вместо людей оплывшие тени и высоко в небе пылающая колба керосиновой лампы. Кончики пальцев нащупывают бумажный квадратик. Я шпион, я так не сдамся. Невероятным усилием я выуживаю бумажку из кармана. Силюсь ее развернуть, едва не роняю. Пальцы не слушаются. Лицо госпожи Блаватской совсем близко. Она говорит мне что-то, но я не могу разобрать. У меня нет на это времени. Я каким-то чудом разворачиваю эту записку. Теперь она лежит на моем брючном колене. Свет так ярок, что я едва различаю буквы. Пейзаро, институт психиатрии. Второй этаж, кабинет 13, перерыв на обед с часа до двух. Доктор Чезаро Ломброзо. Это мой человек в Италии. Да, все верно. В изнеможении откидываюсь на спинку, записка слетает с моего колена. Но почему, они оба доктора? Мой связной в Аллахакбаре доктор Хакенбуш и тот другой, как его там? Ломброзо?... Этот невинный вопрос пугает меня до беспамятства. Потом открывается последняя дверь, и я вспоминаю, как пришел к доктору Хакенбушу тем утром, в ранний неурочный час...
* * *
Доктор Хакенбуш уже сменил ночную рубашку и колпак, в котором меня встретил, на белый халат и стетоскоп. Заложив руки за спину, он ходит по кабинету из угла в угол, похожий на большую нахохлившуюся птицу. Я не раз бывал здесь. Мне хорошо знаком и этот стеклянный шкаф со всякой медицинской фигней в углу, и дипломы в рамочках, и выцветший плакат с бесстрастным обнаженным человеком без кожи и частично без мышечных тканей.
- Ай, Кимушка-Кимчик! - в который уже раз восклицает доктор Хакенбуш. - Что же ты натворил, мой мальчик, что же наделал?
Он подходит ко мне, берется холодными и словно стальными пальцами за подбородок, с усилием поднимает мою ужас- какую-тяжелую голову и долго смотрит мне в глаза. Мое тело больше не сотрясают рыдания, я словно одеревенел изнутри.
- Ты теряешь себя, - говорит доктор Хакенбуш, - Твоя личность распадется на части. Я вижу, как ты уходишь все дальше и дальше. Закрываешься, как раковина. Кончится, скорее всего, комой. Коллапсом. Полной утратой связи с внешним миром.... Ах, Кимушка, мой мальчик! Тебе противопоказана Индия с ее перманентным безумием и этим злоебучим климатом! Твоя мать оставила тебе худое наследство. Я наблюдал ее, когда жил в Фирозупре. Вялотекущая шизофрения, таков был мой диагноз. Она покончила собой, хотя, тебе, говорили о малярии или о чем-то еще, не помню... А ты, Ким, ты сам едва не помер от нервной горячки в Лахоре. Неделю, другую твоя жизнь висела на волоске. У тебя был страшный жар, ты бредил... Я заботился о тебе, Ким. Я всегда был рядом...
Его стальные пальцы разжимаются, и моя голова валится на грудь. Доктор исчезает, он, наверное, стоит сейчас возле окна и смотрит на тающий в сумерках пустой перрон.
- А теперь чувство вины раздавит тебя,- говорит доктор Хакенбуш раздумчиво. - Ты только что порешил без малого дюжину невинных людей. Ты больной ублюдок, вот ты кто. И как жить, когда знаешь про себя такое...
Пауза.
- Я не могу так с тобой поступить... Ким...
Голос доктора Хакенбуша доносится до меня откуда-то издалека. Я не понимаю, о чем он говорит.
- Сидеть и смотреть, как ты гаснешь здесь на моих глазах. Нет. Это выше моих сил. Я попробую помочь тебе, Ким. В городе Пейзаро, в Италии живет мой учитель - доктор Чезаре Ломброзо. Он всю жизнь провозился с больными на голову маньяками. Уж он-то вправит тебе мозги, это точно. Однако, сперва тебе надо добраться до Дели, а там сесть на самолет до Рима. Только в своем нынешнем состоянии до Дели ты никак не доедешь, ты уже из моего кабинета самостоятельно выйти не можешь. Ким, ты, вообще, меня слышишь?...
Доктор Хаканбуш появляется из ниоткуда, и какое-то время стоит передо мной со скорбным лицом, спрятав за спиной руки. По кабинету ходят тени то и дело его заслоняя.
- Нет, я так просто не сдамся... Вот что мы сделаем, мой мальчик. Сейчас я введу тебя в состояние глубокого транса. Я создам фальшивую личину, чтобы защитить тебя, Ким, от тебя же самого. И ты позабудешь, о том, как укокошил прошлым вечером на зеленой полянке весь статистический отдел. Какая же ты все-таки сволочь, Ким... Так, теперь нам нужна легенда. Ты будешь... А кем, ты хочешь быть, Ким?
Доктор Хакенбуш подходит ко мне совсем близко. Он нависает надо мной. Я вижу только одно его лицо, оно огромное, как воздушный шар. С широченными, каких не бывает в жизни, будто бы нарисованными усами, с бровями "домиком", с сюрреалистическим блеском в глазах, за стеклами круглых очков. Я вжимаюсь в стул, я чувствую себя ребенком. Огромные губы медленно шевелятся, тщательно выговаривая слова.
- Выбери себе новую жизнь. Кем ты хочешь быть, Ким?
- Я хочу быть, как папа, - шепчу я, - я хочу быть шпионом.
Воздушный шар лица уносится в заоблачную высь. Теперь у меня перед глазами маячит желтоватая щербатая пуговица на белом немного помятом поле.
- Да, - доносится до меня из поднебесья. - Пусть так и будет. Шпион... Шпион, у которого амнезия. Он возвращается после неудачной операции. Садится на поезд до Дели... Да, это то, что нужно...
Доктор Хакенбуш расстегивает халат, находит в кармашке часы-луковицу на цепочке. И начинает раскачивать этими часами у меня перед носом.
- И вот, что еще, Ким. Я должен тебя предупредить. Тебе придется защищать каждое мгновение этой новой одолженной жизни. Твоя фальшивая личина уязвима. Твои спрятанные воспоминания смертельно опасны. Ты будешь идти по минному полю реальности, а внутри тебя будет тикать бомба с запущенным часовым механизмом. Извини, за излишне сложную метафору... Доберись до Дели, Ким. Да поможет тебе Кали.
Доктор Хакенбуш раскачивает на цепочке часы-луковицу. Серый блик то мягко вспыхивает, то гаснет. Доктор негромко напевает,
- Я шпион, я сохраняю покой,
и ты никогда не узнаешь,
кто я такой...
* * *
Я падаю, я проваливаюсь внутрь себя, я становлюсь совсем маленьким, так легче спрятаться, вот все и встало на свои места, я больной ублюдок, я убийца, вот такая сермяжная правда, она же последняя истина, и я таки обрел ее, я полый внутри, я словно манекен, и я звездочка, я тусклая искра, крошка окалины, уголек, я падаю, я валюсь внутрь себя, я пролетел уже полость желудка, я где-то в районе коленной чашечки, я шпион, во фраке с бокалом игристого вина в руке на вечерней лужайке, я убийца, склонившийся синим утром, над ручейком, среди кочек, обрывки тумана, Красный Человек на фоне черных руин и пожарищ, в мои глазницы, в пустые глазницы манекена, заглядывает, склонившись госпожа Блаватская, фарфоровые шары оттенка апрельского неба, ее кукольные глаза заслоняют весь мир, и нет спасения, она глядит на меня, без жалости, с интересом энтомолога, как на редкое насекомое, где же ее булавка, помогите же мне, кто-нибудь, я кричу, кричу, помогите мне, кричу, захожусь в страшном и немом последнем крике, ОТЕЦ, ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ ОСТАВИЛ?!