Ночь. Холодный туман стелился по земле, его мерзкие влажные щупальца пробирались под мою тонкую накидку, найденную на улице, остужая горящую после долгого бега кожу. Не время останавливаться, нужно бежать дальше – они не могли так легко отстать. Я не слышала их – чувствовала приближение…. Тихо всхлипнув от страха, немилосердно сжимающего меня изнутри, я подобрала подол забрызганного грязью платья и побежала, с трудом заставляя себя двигаться.
Туман густел, тьма вокруг сгущалась, желая поглотить меня, схватить в свои холодные объятия. Темноты я не боялась, только людей, которые могли в ней спрятаться, людей, враждебных мне…. Бежать, только вперед, надо забыть об усталости…
Вдруг путь мне преградили кованые ворота особняка, возникшие, словно из-под земли, так что я чуть не ударилась о них. Ведь его здесь не было!
Я остановилась, в нерешительности глядя на выкованный на воротах герб – какое-то двуглавое животное, стоящее на задних лапах – и на мрачное строение за ними. Холодок пробежал у меня по спине, и сердце, и без того бешено колотящееся, застучало еще скорее. Этот дом давно оставлен живыми. Хуже того – он занят мертвыми….
В лесу позади раздался лай гончих псов. Меня ищут, меня не отпустят просто так. Только не это! Только не назад! Лучше уж быть съеденной духами, чем вернуться туда, откуда я с таким трудом сбежала, чудом сохранив рассудок.
Трехэтажный особняк с разрушенными башенками, просевшим фундаментом, обвалившейся черепичной крышей. Некоторые стены рухнули внутрь, крыльцо покосилось, колонны сломались под тяжестью балкона на втором этаже, который сейчас провис без поддержки. На всем лежала печать времени, неумолимого и сурового. Мощеная дорожка поросла травой, камни были расколоты. Беломраморные скульптуры прекрасных греческих нимф сейчас походили на черных уродливых горгулий. Небольшой пруд неправильной формы спустя столько лет заброшенности и отсутствия ухода стал болотом, поросшим камышом. Стволы древних деревьев высохшие, черные ветки нависали, словно когтистые лапы.
Старые клены с потрескавшимися стволами тревожно зашумели ветвями в безветренном воздухе, когда я подошла ближе и коснулась ворот кончиками пальцев – и тут же отдернула их – по телу словно электрический ток пробежал, навевая воспоминания о сотнях пыток и моем крике, переходящем в хрип: «Нет, я не сумасшедшая! Не надо, прошу!».
Из воспоминаний меня вывел треск огня – старые и, казалось бы, навеки потухшие фонари, разломанные и проржавевшие, по обе стороны подъездной дорожки, выложенной плитняком, загорались сами собой, начиная от самых ближних ко мне, продвигаясь вглубь, к самому крыльцу, заливая пространство золотистым, потусторонним сиянием. Когда загорелись последние фонари, ворота, тихо скрипнув, распахнулись, любезно приглашая меня войти, найти приют, спрятаться от погони. Я чувствовала ауру, чуждую миру живых, она опаляла меня горячим дыханием.
Я шагнула внутрь, навстречу таинственной жизни, заключенной по ту сторону. Проходя невидимую грань, я почувствовала, будто оказалась под струей воды, текущей ровно по линии, но она не намочила моей одежды и волос.
С той стороны замок выглядел иначе – празднично и нарядно. Крепкие светлые стены и колонны, балкончик сиял огнями, во всех окнах горел яркий свет. Мрамор садовых скульптур снова стал белым. Вычищенный пруд был населен цветастыми рыбками, веселящимися в свете полной луны. Дорожка была вычищена, двор не зарос бурьяном и вереском. Кое-где в стороне виднелись горы свежих янтарно-оранжевых тыкв. В воздухе витал аромат лотосов, роз и еще каких-то цветов, пьянящий аромат, будоражащий чувства.
Черные целые ворота беззвучно закрылись за мной.
Я медленно и нерешительно двигалась по дорожке, внутренне готовясь ко всему. Но ничего не происходило, я слышала лишь свое тяжелое дыхание и стук сердца. Мне было страшно и… интересно.
Стоило мне подняться на крыльцо, как двери сами по себе распахнулись, будто отворенные невидимым дворецким.
Не знаю, что направляло меня, но я следовала этим необычным приказаниям. Вокруг я видела начищенный пол, отполированное дерево, чистоту и убранство, странные для этого особняка, представшего передо мной в лесной чаще.
Двери все так же открывались, не дожидаясь моего прикосновения. Наконец, я очутилась в удивительно красивой комнате, которая могла бы принадлежать когда-то юной хозяйке. Здесь на стенах висели зеркала от пола до потолка, отражающие во весь рост загнанное существо, начавшее терять сходство с человеком. Особенно ярко это было видно по глазам – взгляд затравленного зверя, в тот момент, когда он понимает, что ему не сбежать от охотников.
И вдруг отражение изменилось. В зеркале была я и одновременно не я. Грязное нищенское платье сменилось волнами светло-синего шелка, плотный корсаж обхватил грудь, затрудняя дыхание, растрепанные немытые, потемневшие от грязи волосы засияли, обрели родной каштановый цвет и были уложены в сложную прическу, украшенную шпильками с драгоценными камнями. Кожа засияла чистотой и здоровьем, на лице появился макияж, выделивший особо темные глаза, в которых вместо страха было удивление и легкий испуг. На шее отражения появилось бриллиантовое ожерелье, сияющее, словно собранное из звезд.
Я невольно коснулась рукой шеи, мое отражение повторило движение, и отдернула ладонь - на шее действительно было это ожерелье, внешние грани камней которого поражали холодностью. В зеркале отражалась я. И это я сейчас выглядела как принцесса.
Одна дверца шкафа приоткрылась - оттуда вылетела маска, которая опустилась мне на руку, перенесенная чьей-то силой или невидимой рукой. Нежные завитки маски, тонкие, будто нарисованные, и пышные перья по краям, посеребренные искусной рукой, концы черной ленты свесились вниз.
- Спасибо тебе, невидимый хозяин, - поблагодарила я пустоту. Духов нельзя тревожить, но, если уж пришлось, нужно быть вежливой.
На столике рядом с креслом оказался поднос с едой, которой я раньше не пробовала. Может, это все сон? А, может, смерть? Я, в общем-то, согласна на все.
Когда я утолила голод и жажду, поднос начал бледнеть, а вскоре и вовсе исчез, а меня мои чувства повели прочь из комнаты, туда, где играла музыка.
Она лилась из большого зала. Дуэт скрипки и виолончели, а к ним присоединялись другие инструменты, определить которые я не могла.
Двери распахнулись, но зал был пуст, так же, как и весь дом. Никого, но музыка не стихла. Лишь в дальнем конце было высокое зеркало, отражающее всю залу, делая ее визуально еще больше.
Я, робея и запинаясь в тяжелых складках своего наряда, прошла вперед. Звук моих шагов гулко отражался от стен пустой бальной залы. Постепенно руки мои перестали дрожать, ноги не подкашивались, я верила, что в безопасности здесь.
Наконец, я встала перед зеркалом, так близко, что могла бы коснуться его рукой. Я чувствовала прохладу, исходящую от его отражающей поверхности, хотя в зале было довольно тепло, однако и это не удивляло меня уже. Я растянула губы в легкой улыбке, любуясь своим отражением. Ведь словно совсем другой человек. Вдруг из-за грани отражения вышел молодой и довольно привлекательный мужчина и встал прямо за моей спиной. Я резко обернулась, но в зале по-прежнему не было никого, только почему-то колыхнулись портьеры. Я вновь повернулась к зеркалу. Мужчина никуда не исчез, более того – он мило улыбался мне, а мое отражение казалось таким маленьким и напуганным рядом с ним. Теперь я рассмотрела этого человека, который, вероятно, был хозяином, которому я и должна быть благодарна за укрытие, одежду и еду. Его серо-синие глаза, словно грозовые тучи, сейчас улыбались, следя за мной. Волосы насыщенно-каштанового цвета были встрепаны и лежали небрежными локонами. Слабый загар покрывал его привлекательное лицо. Под простой белой рубашкой и бархатным синим камзолом я, время от времени, замечала играющие мускулы.