Олег, целый и невредимый, словно только пару минут назад вышедший из дома, сидел на обожженных валунах в центре небольшой, лысой поляны. Поджав ноги под себя, он, казалось, спал. Открытые глаза слепо смотрели вперед, а руки прижимали колени к груди.
Плюх... плюх... То, что преследовало, ходило кругами и заглядывало через плечо, теперь стояло в темноте позади Дениса. Мгновение и обе руки, – а мальчик отчетливо увидел длинные, толщиною в ладонь, узловатые пальцы, – вытянулись из черноты и обхватили его. Чернобог поднял тело, встряхнул, как куклу, и развернул к себе лицом, а потом начал медленно, головой вперед, заглатывать ребенка.
Внутри оборвалось и закричало, стало душно, руки замолотили по мохнатой пасти, а ноги уперлись в глотку. Денис не понимал, что с ним происходит и вопил, не переставая. Разом все забыл и помнил лишь вечер, и как они с братом готовились праздновать Хэллоуин. Потом нахлынуло ощущение бега, ему чудилось, он смог вырваться и убежать прочь, и бежал все время. Всю ночь, мимо прежних деревьев, к потерянной тропинке, вон из леса, к дому, падая и спотыкаясь, но в своих воспоминаниях всякий раз выходил к голой поляне и вновь видел обожженные валуны.
Ну, а когда выдохся, и дрожащие ноги подкосились, на него упала огромная, ненасытная тень.
V. Настоящее. Ночь
Гости появились на пороге дома поздно ночью. С улицы, в свете праздничной иллюминации, маленькие, обдуваемые холодным воздухом, силуэты выглядели замерзшими детьми.
Настойчивые порывы ветра и отяжелевшая после дождя листва, в конце концов, продавили полог. Брезент смялся, где-то зацепил навес, и следом начали шататься опоры мельницы, чуть-чуть, и декорации грозились осыпаться, как костяшки домино. Выйди мы парой минут позже, не успей отец подхватить покосившийся шест и, возможно, играть на площадке было бы некому. Натянув на уши вязаную шапку, весь в домашнем, он выскочил вслед за мной во двор и вместе мы принялся спасать сад.
Первым делом укрепили опоры. Перевязали край полотна, а после, опустившись на четвереньки, начали тянуть грязную бечевку. Провода с игрушечными фонарями провисали, волочились по земле, где-то безвозвратно потухли лампочки, но заняться ими стоило в последнюю очередь. Перетягивая все заново, отец отвлекся и ненадолго потерял из вида калитку, а когда вновь поднял глаза, шепнул мне: смотри. Я повернулся и увидел – на крыльце, спиной к нам, стояли дети.
Мама радушно распахнула входную дверь и, похоже, уже несколько минут уговаривала их войти внутрь. В широком, освещенном домашним светом проеме мальчик и девочка казались меньше, чем были на самом деле. Лет девяти-десяти, чистенькие, как выглядят самые послушные ученики в классе, и черно-красные плащи лишь подчеркивали их покладистость. Пара симпатичных, прилежных вампирняшек в карнавальной униформе, разве что пластмассовые клыки портили, неправдоподобно утяжеляли лица.
Согнувшись, отец и я прижались к земле, а потом, не поднимая голов, попятились по двору. Родители больше десятка раз репетировали встречу. Первым встретить гостей должна безобидная, пожилая женщина, и улыбчивая мама с ролью справлялась без труда. Для нее главным было пригласить детей в дом и плотно закрыть входную дверь. Все остальное должен сделать отец.
Как только дверь захлопнулась, он осторожно обогнул дачу и вынул из ямы упрятанные в войлок свертки. Если в окне кто-то и заметил эти маневры, то без труда разглядел прижимаемую к груди сумку, где прятались упакованные веревки, фонарик и початая пачка охотничьих патронов. Сама двустволка висела у отца за плечом.
Что будет дальше, родители хотя и обсуждали, но представляли себе приблизительно. Мне велели в любом случае остаться снаружи и не вмешиваться, папа погладил по щеке и сказал – как-нибудь сами, а после вошел в дом через черный вход. Оставшись один, я выждал минуту, а затем лег на холодную землю. Вытянул руки, прикрыл глаза и начал слушать, и ясно увидел, как отец держит их на мушке.
Седой старик недвусмысленно направил ствол на монстра и не подпускает его к себе, в то время как другое чудовище склонилось над моей матерью. Что есть силы жмурю веки и чувствую – маме плохо. Улыбчивая, ласковая женщина никогда ничего не боялась и все сделала правильно, но в момент, когда детское лицо оказалось совсем близко, мама разглядела за смешными, игрушечными зубами, настоящие клыки, ей стало плохо.
Больно и тяжело дышать, все это уже было, как в прошлый раз, когда хотелось бежать, но сейчас все затянуто поволокой и двоится, будто глаза засыпаны пылью, а может потому, что в действительности все случилось иначе.
Каким-то своим, нечистым нюхом они все распознали, учуяли и, сбросив маски, напали первыми. Теперь мой старик растерянно стоит посреди комнаты, из стороны в сторону водит ружьем и силится разглядеть – где они?!
Лежа на сырой земле, как немая рыба ртом хватаю воздух и хочу крикнуть – оглянись, посмотри за дверью – и силюсь понять, почему нет выстрелов? Может, виною всему вторая тварь. Первая отвлекла своим рычанием, а вторая, за его спиной, тихо встает в углу и готовится прыгнуть. Еще минута и теперь ясно вижу, как все было...
Отец скинул двустволку с плеча и вошел через черный вход. Как полагалось, опустил ствол вниз, чтобы не зацепить случайным выстрелом мать, и распахнул настежь входную дверь. Кукла в теле девятилетней девочки шустро, как муха, перебежала по отвесной стене, а потом зависла на оконной раме. Она медленно повернула голову, посмотрела прямо в лицо вошедшего старика. В её глазах не было души, лишь пустота и холод.
Отец выстрелил. Картечь разнесла в щепки деревянные полки, бабушкин сервиз, снесла монстру пол головы и отбросила на колени. Девочка перекатилась на бок, а затем приподнялась. Часть ее лица, что еще оставалась целой, пребывала в безучастном спокойствии. Губы скривились, изо рта вывалился шершавый язык, и она облизнула им змеиные зубы, а затем внезапно прыгнула вперед. Отец выстрелил еще раз, вогнав остатки черепа в стену, перезарядил ружье и рывком направил ствол в слепой угол. После службы в армии любой знает, как надо контролировать захваченную территорию.
Старик прошел по дому и остановился у распахнутого окна. Кроме матери, которая лежала без чувств в прихожей и обезглавленной твари, у задней двери больше в доме никого не было.
VI. Эпилог. Утро
Родители сидели в саду и покачивались на детской скамейке.
Утром, ближе чем в первый раз, хлопали шутихи, уже рядом кто-то смеялся и пел, похоже, подростки все-же доплелись до нашей улочки. Шумела центральная улица, пьяная дискотека, выдав последний аккорд, смолкла, а вдалеке, через овраг, в сторону темнеющей рощи неслась черная тень. Маленький мальчик опустился на четвереньки и по-звериному, без оглядки уходил в лес.
Старик порывался идти следом и добить нечисть, бывший архитектор с ружьем в руках – это сила, но мама удержала его. Будет еще время следующей осенью.
Даже не требовалось закрыть глаза, чтобы ясно увидеть, как через год мы находим лысую, вытоптанную поляну, где ничего не растет, и только покоятся обугленные валуны. Сдвигаем камни в стороны и видим извилистую нору.
Я знал – все так и будет, но отчего-то было грустно, может, потому что чувствовал: зимой, очень скоро, после по-настоящему обильного снега, когда нужно будет чистить дорожки и разгребать подъездные пути, отец скривится, схватится за бок и осядет наземь. Встречать весну и лето, и в последних числах октября, на следующий Хэллоуин, спускаться в нору и убивать дремлющего идола мать придет одна. Пока же она держала старика за руку, он обнимал её, и оба они были живы и счастливы этим.
В саду стало светлее. Лучи утреннего солнца, вначале бледные и косые, а потом яркие, разогнали осенние облака. Вскоре воздух прогреется и ненадолго потеплеет. Первым поднимется отец, потянется, а затем вынесет в яму скукожившееся тело. Засыплет листвой и подожжет.