– Судя по вашим словам, Альбер, мой дядя – затворник?
– Можно и так сказать, мадемуазель. Таким сделала его война...
Виноградники по обеим сторонам дороги вскоре уступили место фруктовым садам, а затем розам. Розовые кусты были усыпаны нераспустившимися бутонами – здесь было холоднее, чем на равнине. Лужайки выглядели ровными и ухоженными.
Огни "мерседеса" отразились в окнах, машина повернула у разрушенного крыла замка и остановилась на ровной дорожке из гравия у главного входа. На пороге, над изогнутой каменной лестницей, замерла в ожидании нас женщина, заслонив широкими плечами дверной проем. Я уставилась на нее, пытаясь нащупать ногами туфли. Она казалась огромной, больше похожей на мужчину, чем на женщину. Она стояла и молча смотрела на нас с Альбером. Он вышел и открыл для меня дверцу машины.
Надо мной в темноте неясно вырисовывался огромных размеров замок, напомнивший мне о тюрьме в Лиможе. Когда я поднялась по ступенькам, женщина показалась мне уже не такой большой.
– Вы, должно быть, Габриель? – спросила я, и она кивнула:
– Хозяин велел мне оказать вам радушный прием в Замке грифов, мадемуазель. Комната для вас готова. Завтрак через пятнадцать минут. Но сначала хозяин хочет сам поприветствовать вас. Он ждет в библиотеке.
Я улыбнулась ей, пытаясь разглядеть в тусклом свете лицо обладательницы такого глубокого, мужеподобного голоса. И я его увидела, когда она повернулась: смуглокожее, тонкогубое, узкоглазое. Белый рубец пересекал левую щеку от виска до верхней губы.
– Думаю, мне надо привести себя в порядок после дороги, прежде чем отправиться к дяде, – возразила я. – Мой костюм помялся, макияж стерся...
Я сказала это так, как одна женщина могла бы сказать другой, хотя для меня ее принадлежность к женскому полу все еще казалась довольно сомнительной.
– Он велел привести вас сразу же, мадемуазель, – ответила Габриель, не глядя на меня. – Немедленно, как только вы приедете. И если вы не выглядите как парижанка, это не важно. В свое время он повидал достаточно таких. Сюда, пожалуйста.
– Но...
Она зашагала вперед, как будто не слышала. Где-то вдалеке раздавалось жужжание дизельных моторов, видимо, они служили источником местного освещения. Сейчас оно было неярким, хотя в коридоре, по которому мы шли, висели электрические лампы в круглых абажурах из блестящего хрусталя. Возможно, подумала я, высокие потолки делают свет таким тусклым. Габриель остановилась у огромной дубовой двери, повернула голову и посмотрела на меня, прежде чем постучать.
– Хозяин любит темноту, по причине, которую вы со временем, без сомнения, поймете. Будет лучше, если вы не покажете удивления, когда его увидите, – он довольно чувствителен к подобным вещам, даже после стольких лет. Когда-то он был очень красивым мужчиной. Теперь... – Она замолчала.
– Я знаю, что он был обезображен во время войны, мадам, – спокойно заметила я.
– Только не говорите об этом при нем, – резко сказала Габриель и постучала. – Предупреждаю вас: ни слова ему об этом!
– Войдите! – раздался за дверью низкий голос. – Она уже здесь, да?
Габриель открыла дверь:
– Да, месье, она здесь.
– Оставь нас. Входи, Дениза. – В голосе появились нежные нотки. – Добро пожаловать в Замок грифов.
Я вошла, чувствуя нервозность, и в рассеянном свете, падавшем из коридора, рассмотрела интерьер комнаты, заставленной книжными полками. Призрачная фигура сидела за большим столом, но разглядеть ее было невозможно – комната тонула в темноте.
– Дядя Морис? – наконец осмелилась я сказать, осторожно приближаясь.
– Итак, ты внучка Анри Жерара, Дениза. – Слова звучали с едва уловимым акцентом. – Добро пожаловать, моя дорогая.