Дождавшись окончания молитвы, фройлен Зибих хлопнула в ладоши.
- Всё! Едим, свиньи!
К рису прилагался кусок серого хлеба, и в завтраке это считалось самым первым лакомством, потому что его можно было припасти на будущее и потом, особенно корочку, посасывать в свое удовольствие в любую свободную минуту.
Хлеб Димка сразу спрятал под майку. Многие сделали то же самое. Потом застучали ложки. Алюминий по алюминию.
- Едим! - повторила фройлен Зибих.
Еду полагалось тщательно пережевывать, но Димка давно заметил, что пережевывать с голоду не шибко получается. Ложка, другая, всё. Как ни приноравливайся, твоя порция уже проскользнула в пищевод и зыбким теплом опустилась в желудок. Ещё и секунды тикают, торопят.
- Пьём!
Димка торопливо заглотнул компот из кружки. Что-то противное, волосатое прокатилось по языку, вызывая рвотные позывы, но Димка, пересилив себя, протолкнул эту гадость в горло и запил новым глотком.
Фройлен Зибих щёлкнула кнопкой секундомера.
- Встаём!
Дети встали, держа подносы в руках. Три порции так и остались не тронутыми. Димка едва успел ухватить хлеб для Лёшки.
- Сдаём подносы!
Гусеницей-многоножкой приютские потянулись к никелированной кювете-ванне на колёсиках, поставленной у окна. Подносы забрякали, ныряя внутрь. Толстый небритый повар вышел из помещения кухни и остановился у стойки, ковыряя пальцем в носу.
- Что нужно сказать за завтрак? - спросила, заметив его, фройлен Зибих.
- Danke! - вместе со всеми прокричал Димка. - Danke, Herr Gans!
Повар захохотал, тряся животом под грязным халатом.
- Wieviel, Gans? - указала на детей фройлен Зибих.
Ганс показал три пальца.
- Gut. - Фройлен Зибих обежала подопечных глазами. - Резников. Шмерц. Сеутов... Нет, Алыкаев вместо Сеутова. Помогаете господину Гансу сегодня на кухне, делаете, что он прикажет. Ясно?
- Да, - ответили названные.
- Komm! - махнул им рукой повар.
- Остальные - строимся в коридоре и идем в общий зал. Живее!
Фройлен Зибих отвесила подзатыльник замешкавшемуся мальчишке. Приютские заторопились. Подталкиваемый сзади, Димка вылетел из кухни, плечом стукнулся о кафель и едва не потерял прижатые локтем куски хлеба. Олежка Змиев подал ладонь.
- Быстрее!
Пара к паре, дети поспешно сформировали колонну. Фройлен Зибих прошлась из головы в конец строя, удовлетворенно кивая. Чей-то кусок хлеба брызнул крошками под ее каблуком. Воспитатель отпихнула его в кухонные двери.
- Криворукие ублюдки! За мной!
Она пошла впереди, раздраженно выстукивая по бедру кончиками пальцев.
Колонна миновала лестницу наверх, потом, как за Матушкой-Гусыней, свернула за фройлен Зибих налево, под изображение фюрера. Стены украсили фотографии в рамках, где доблестные немецкие войска вместе с союзниками итальянцами и французами позировали на фоне разбомбленных, лежащих в руинах ленинградского Эрмитажа, московского Кремля, казанского Кремля, а также на фоне больших астраханских осетров.
Еще были военные фотографии, полные огня, дыма, подбитой советской техники, чумазых солдат и мертвецов, похожих на незначительные детали черно-белого пейзажа. Димка с Лёшкой успели изучить их все.
"Смотри, как улыбаются, - шептал Лёшка, - сволочи, покорители мира. А Челябинск не взяли, веришь?"
Димка верил.
- Schneller!
Они все вошли в холодный зал. Окна были открыты, стылый весенний воздух протекал с улицы, шевелил занавески. На пустыре через дорогу, за оградой из колючей проволоки, копались в битом кирпиче несколько человек в полосатых робах. За ними, покрикивая, лениво присматривал молодой полицейский. Копались лагерники еле-еле, словно преодолевая сопротивление каких-то незримых, злобных сил, ходили осторожно, неуклюже, и даже тачку возили так, будто она может развалиться от любого непродуманного движения.
Лагерь военнопленных был расположен недалеко от города. Димка узнал это, когда в приют под охраной очкастого "капо" пришли четыре худых мужика и за день смастерили двухъярусные койки для второй палаты из привезённых на грузовике досок.
Улучив момент, Димка спросил их, не знают ли они Сеутова Владимира Сергеевича, но мужики только покачали головами.
- Нет у нас такого, - тихо произнес один. - Может, в Оскольцево? Туда с осени многих распределяли.
- Папка твой? - хрипло спросил другой, весь морщинистый, но с ясными, молодыми глазами.
Димка кивнул, но больше им пообщаться не удалось - "капо" вышел из туалета, и Лёшка, сигналя, громко запел: "Im Wald, im grünen Walde".
Все, что Димка ещё смог, - это бросить в подставленные заскорузлые ладони припасённую хлебную краюху.
В зале стояли три стола, за которыми сидели рыжеволосая фрау Плюмм, заведующая прачечной, полный, тучный херр Оффельд, отвечающий в приюте за работы на свежем воздухе, и незнакомый высокий господин в чёрном мундире унтерштурмфюрера. Брезгливо кривя губы и демонстрируя собравшимся свой орлиный профиль, унтерштурмфюрер смотрел в окно. Ему, видимо, не нравилось мелькание полосатых роб за окном, но поворачивать голову он тоже почему-то не спешил - возможно, Димка и прочие дети не нравились ему ещё меньше.
Также в зале находились фрау Доггель и Олаф.
Фройлен Зибих вытянула руки по швам и, зыркнув на подчиненных, прямая как палка, направилась к своей начальнице.
- Фрау Доггель! Дети на утреннюю поверку явились! - она махнула рукой в коротком приветствии. - Разрешите произвести пересчёт?
Фройлен Зибих, видимо, смущал унтерштурмфюрер, потому что раньше Димка такого формального обращения не слышал.
- Разрешаю, - отозвалась фрау Доггель, качнув пепельным гребнем причёски.
Фройлен Зибих прошла мимо Димки, считая настороженных приютских по головам. Развернулась, прошла снова.
- Тридцать, фрау обер-эрциер!
- А остальные?
- Трёх взял Ганс, - отрапортовала фройлен Зибих. - Двое в карцере, один - в медпункте.
- Ах, ja, - фрау Доггель кивнула и повернулась к малолетнему контингенту. - Heute, - сказала она, - вы разделитесь на три группы. Одна будет занята в прачечной, с другой херр Оффельд проведёт занятия по растениеводству. Третья под моим присмотром займётся уборкой помещений. А ещё двух человек возьмёт херр Сломак.
Унтерштурмфюрер, не оборачиваясь, в подтверждение её слов слегка наклонил голову.
- Фрау Плюмм, начинайте, - сказала обер-эрциер.
Фрау Плюмм прочистила горло.
- Кхм... Барабанофф.
- Я, - отозвался мальчишка.
- Сюда, - показала на пустоту рядом со своим столом фрау Плюмм.
- Буйкофф, - прочитал по бумажке херр Оффельд.
Максим Буйков молча встал у стола херра Оффельда.
- Волькоф.
- Извицкий.
Общий строй редел. То справа, то слева от Димки отходили к столам тихие, худые мальчишки и, молча развернувшись, вставали там.
- Alles, - сказала фрау Плюмм.
- Я тоже, - кивнул херр Оффельд, пряча список в карман мятого пиджака. - Деффять тшеловек.
Он тяжело поднялся.
- Ничего нет лутше, - сказал он детям, своим произношением вызвав ещё больший изгиб губ у унтерштурмфюрера, - чем свежий фоздух и arbeit. Согласны?
- Да, херр Оффельд!
- Wunderbar!
Отобранные приютские потянулись за херром Оффельдом в коридор. Фрау Доггель смотрела на них с умилением.
- Мы хорошо заботимся об этих детях, - сказала она военному гостю. - Но мы строги. Их дело - постигать науку служения немецкому народу. Фрау Плюмм, вы тоже свободны.
- Да-да.
Заведующая прачечной вывела свою группу из зала.
- Итак, - сказала фрау Доггель оставшимся детям. - Я, кажется, обещала маленький сюрприз. Он, правда, касается не всех.
- Они совершенно не умеют работать, - громко произнёс вдруг унтерштурмфюрер.
- Что? - меняясь в лице, обернулась обер-эрциер.
- Я говорю про военнопленных, - унтерштурмфюрер перевёл на фрау Доггель взгляд своих ледяных глаз. - Так они ещё полгода будут разбирать эти развалины.